Как обычно после вечерней смены, в рабочей столовой было не протолкнуться. Вдыхая вонь перегоревшего прогорклого маргарина, Николай Куkyеw_Мамин-$bIч терпеливо ждал, пока толстая тетка в грязном белом халате с проволочно-марлевыми крылышками за спиной рассчитает двух впереди стоящих, судя по цвету туник – пиитов 2-го разряда.

Получив свои мятые алюминиевые подносы, пииты удалились, и Николай придвинулся к раздаточному окошку. Окинув хмурым взглядом его сутулую фигуру, тетка вдруг заверещала:
– Почему не в спецовке? Не буду обслуживать, не по форме!

Николай торопливо извлек из-за пазухи и водрузил на лысеющую голову пропахший застарелым потом мятый лавровый венок, скрученный из проволоки и кусочков зеленой клеенки.
– Так-то лучше… а то худют тут всякие не по форме, а нам потом отвечай, – уже мягче забубнила тетка.

Взяв у Николая потертую карточку и сунув ее в приемное окошко раздолбанного кассового аппарата, тетка пощелкала замызганными костяшками на пластмассовых счетах, покрашенных золотой краской и стилизованных под арфу. Затем кинула на поднос несколько щербатых тарелок и придвинула его к Николаю, слегка расплескав едко пахнущее жидкое содержимое.

– А рыбу можно? – робко спросил Николай.

– С сегодняшнего дня рыба только для пиитов и прозаиков 3-го разряда и выше. Новое постановление Внеочередного Пленума ЦК Эдитоума, – тетка ткнула пальцем к какую-ту новую, но уже изрядно засаленную ксерокопию, пришпиленную к засиженной тараканами и мухами доске рядом с Книгой Поэтических Отзывов и Лирических Предложений.

Николай вздохнул и молча поплелся со скользким от старого жира подносом к свободному месту, которое держал для него коллега по цеху и сосед по комнате Петр Козл0д0й-Zаdунайский. Сидя перед пустыми тарелками, Петя увлеченно читал последнюю криминальную страничку “Перо в бок” ежедневника “Трудовой Эллизиум”, как обычно пропуская постановления Верховного Совета Эдитоума, статьи о награждениях медалями и грамотами “Заслуженный Графоман”, вести с литературных полей и победные рапорты о сверхплановых настрочах в закрома Родины.

– Слушай, что пишут, – не поднимая головы от газеты, сказал он Николаю, –  “При передаче взятки в особо крупных размерах (три банки тушенки, четыре метра сукна и почти новые армейские ботинки) задержаны: пиит-сатирик 3-го разряда Васисуарий Zoos-ЖабаГадюкин и младший эксперт Плагиатарий-контроля Публиций КрИвОлАпЫй. В интересах следствия имена и никнеймы задержанных изменены…” Или вот. “Двое неопознанных злоумышленников, предположительно прозаиков-декадентов, предъявив поддельные удостоверения сотрудников внутренней службы Эдитоума, обманным путем поникли на склад готовой продукции цеха пиитов-пейзажистов и похитили незарегистрированных креативов общей художественной ценностью на 1500-2000 пунктов. Следственная группа ведет допрос всех скупщиков краденого”… Каково? Кстати, как дела на ниве бытовушного сентиментализма?

– Плохо… котировки базовых коэффициентов для сентиментализма упали до 0.25 за строчку, ниже нас только документально-эпическая проза. Чтобы концы с концами сводить, нужно на-гора выдавать 100-200 в день. А я уже вторую неделю план проваливаю. Что ни настрочу, Плагиатарий-контроль не пропускает. Стоит написать “жили-были мужественный юноша и женственная девушка” или “он любил ее так сильно, так безнадежно” как сразу в базе данных отыскивается пороговое совпадение паттернов на 76%, и креатив канселится. Бригадир меня на доску позора повесил, уже грозится урезать мне, как бракоделу, дневную пайку. Мужики в курилке волками смотрят. Из-за меня бригада в отстающих числится. И как только наши умудряются еще и в отделе юмористов-баталистов шабашить?… – Николай выудил погрызенной ложкой непонятный черный лохматый кусок из своей тарелки и принялся уныло изучать его.

– Слушай, Коля! Как раз сегодня на биржу труда заходил, доску объявлений смотрел. В отделе изврат-чернушников, в подсекции мистиков-некрофилов вакансии открылись (сам понимаешь, текучка кадров у них там страшная). Требования стандартные. Лексическая диффузорность не менее 600 единиц, стаж в формате 4-5*А4 не менее 60К строко-лет. Короче, твой профиль, прозаик 4-го разряда. Не хочешь попробовать? Слог у тебя хороший. Я попрошу, начальник цеха тебе хорошую характеристику подпишет.

– Да нет… там тоже все темы выработаны. Петя, ну ты сам посуди, естественных отверстий для пенетрации на теле ограниченное число, множество перестановок значений вариативных параметров типа “живой/труп”, “убийство/эксгумация”, “первое/третье лицо”, “некрофагия/людоедство” и т.д. тоже ограничено, … – наконец поняв происхождение лохматого куска, Николай с отвращением обсосал его и выплюнул под стол.

– Н-да… ну а может, тебе к нам, в прозаики-раскурманы податься? Будешь живописать о суровых буднях торчков-передозников? Вот уж где фантазии разгуляться можно! Про вариативность и Плагиатарий-контроль можно сразу забыть.

– Стар я уже тарифные сетки менять. Все-таки на сентиментализме рука уже набита, – Николай посмотрел на свои мозолистые натруженные руки, – К тому же, придется экзамен на профпригодность сдавать, ну там, ваш растаманский жаргон учить, названия всяких наркотиков, глюков, приходов-отходов. А я даже не знаю, как по-латыни “дихлофос” будет.

– Понятно. Ну, про поэтический цех я вообще молчу, туда без мохнатой лапы попасть невозможно. Даже в низший разряд “ABAB” с разрешенными глагольными рифмами… кстати, КБ Эдитоума новый агрегат для них выпустило, “Стихоплет-М” с расширенным словарем и опцией нецензурных выражений. Вот смотри, знакомый пиит дал поиграться,  – с этими словами Петр водрузил на стол громоздкую железяку, щелкнул рычажками и крутанул боковую рукоятку, – ну-ка, быстро придумай рифму к слову “живопИсь”.

– “Зашибись”, – не думая, отозвался Николай.

– Ух ты! Правильно… – с удивлением выдохнул Петр, взглянув на остановившиеся латунные колесики.

– Слушай… а может, есть вакансии на уборщиков? грузчиков или посудомоев? – с надеждой спросил Николай.

– Ну ты даешь! Ты б еще в эксперты Плагиатария или пресс-службу Эдитоума попросился, – Петр добродушно рассмеялся, – Не иначе, перегрелся… будто сам не знаешь, что в обслуживающий персонал ни ты, ни я, ни наши дети и внуки никогда не попадут. Это ж почти высшая каста, элита! Нас, простых работяг, в свою среду они никогда не пустят. Говорят, некоторые из них даже читать не умеют, представляешь?!… Ну ладно, что-то засиделся я с тобой. Сегодня у нашей бригады банный день, так что побегу, пока шайки и мочалки на складе не разобрали. Приятного аппетита!

Подхватив подмышку Стихоплет-М, Петя поспешно убежал. Николай некоторое время сидел один, оцепенело слушая громыхание кастрюль на кухне и приглушенный говор усталых рабочих вокруг. Затем взял со стола и наугад развернул оставленный Петром “Трудовой Эллизиум”. Взгляд попал на стенограмму последнего Пленума Эдитоума.

“ … весь трудовой народ во главе с ЦК Эдитоума продолжает с честью нести высокую историческую миссию по поддержанию и неуклонному обогащению Литературной Сокровищницы Эллизиума. Каждый прозаик и пиит, в едином трудовом порыве, как рабочий муравей, ежедневно и еженощно извлекает из своей души и вносит свою бесценную крупицу, которые все вместе, сливаясь из струек в ручейки, из ручейков в могучие реки, день за днем наполняют океан нематериальных ценностей, духовное наследие нашей цивилизации, бесценный дар далеким потомкам … ”

Строчки расплылись перед глазами, и Николаю стало трудно дышать. Он всхлипнул и воочию увидел Сокровищницу Эллизиума. Именно такой, как ее показывают в документальных фильмах по субботам – огромные подземные стеллажи, на которых в идеальном порядке разложены, расклассифицированы и проиндексированы по жанрам, датам, авторам бесчисленные четверостишья, оды, рассказы, эссе, новеллы. Он увидел множество снующих вагонеток, до верха груженых новыми креативами. Еще ему представились розовые и гладкие лица далеких потомков, которые с благоговением и благодарность будут разгреб… то есть, трепетно изучать эти нетленные творения их с Петей мозолистых душ. “На тело навалилась мягкая нега”, “он бросил на нее взгляд, наполненный томлением и печалью”. А ведь и он, Николай Куkyеw_Мамин-$bIч, не исчезнет бесследно. Когда-то кто-то пробежит глазами по его строчкам и подумает о нем.

По худой небритой щеке побежала чистая слеза и упала вниз.
В засаленную тарелку с остывшими кислыми щами.