Подойдя к станции, Леша взглянул наверх – на вторую палубу: между перилами торчали грязные Кокины пятки. Остальная часть Коки, судя по всему, находилась в шезлонге. Но не спала, потому что, стоило Леше невзначай звякнуть бутылками в авоське, как грязные ноги втянулись, и из-за перил выглянула Кокина голова, хоть и слегка сонная, но довольная.
- Поднимайся скорей, брат, - Кока призывно махнул рукой, и Леша, гремя железными ступеньками, полез наверх.
- Ну что спас уже кого-то? – спросил Леша брата, сбрасывая на пол авоськи с бутылками и связки сушеных бычков.
- Да какое там, - Кока оторвал от связки одного бычка и впился в него зубами, - Наоборот. Вчера одной пловчихе чуть голову по пьяни не оторвал. Выбрался, блин, с девчонкой покататься вечерком, а там плавает одна, спортсменка, бля. Километра на два заплыла. А темно ж, епт. Короче, если правильная гражданка, то жалобу подаст, а если с мужем – то, чувствую, будут мне морду бить.
- Не огорчайся, - Леша успокоил брата, - Будут тебе еще утопленники. Не бывает лета без утопленников. Просто еще не сезон.
- Да брось, - Кока уже достал из авоськи бутылку пива, безуспешно проверил крепость зубов, а затем просто сковырнул пробку о железные перила, - Последний, кого я спас, был мужик, который рыгал в море. Стоял на карачках и рыгал. И падал все время мордой в воду, сволочь. Еще и драться лез, когда я его тащил, кабан жирный. Вот вспомни за всю нашу с тобой жизнь, кто здесь тонул. Бухарики и дети. Что-то я не припомню, чтобы хоть один пловец, который на два километра заплывает, утонул. Алкаши и в блевотине своей утонут, а за детьми пусть вожатые следят. Я лично сюда пошел из-за катера, чтоб девчонок катать, и из-за этого бинокля, - Кока взял с пластмассового столика внушительный цейсовский бинокль и сделал вид, что смотрит в окуляр, - Любую телку за километр видать. А спасательная служба, я тебе скажу, нужна ровно так же, как и милиция – для того, чтобы не давать гражданам свободно плавать.
    Леша поискал глазами, где бы усесться и, не найдя ничего, кроме шезлонга, уже занятого братом, сел на старый невесть откуда взявшийся на палубе скейтборд.
    - На пляже нашел, - кивнул Кока на скейт, - Потеряли какие-то придурки. Теперь кататься учусь. Только падаю все время, - Кока открыл вторую бутылку и протянул Леше, - Ты, вот там, где сидишь, осторожно посмотри вправо. Осторожно, я сказал, - шикнул Кока, когда Леша резко повернул голову, - Видишь, две телки лежат? Одна в желтом купальнике, а другая в хер знает каком, я такого цвета не знаю.
    - В лазурном, - подсказал ему Леша, - или в бирюзовом.
    - Угу, - согласился Кока, - Именно что в лазурном-бирюзовом. Вот эта телка, что в лазурном-бирюзовом – это чудо что за кобыла, - Кока говорил негромко, так как расстояние до “чудо что за кобылы” было совсем небольшим, - Я давно за ней наблюдаю исподтишка. Ты погляди, какая жопа! А буфера… Вот она купальник сняла, на животе лежит, а когда поворачивается, я наблюдаю – там такие яблоки, мама дорогая! Вот только есть одна нескладуха.
    - Какая? – Леша слегка удивился тому, что у известного плейбоя Коки возникла нескладуха с женским полом.
    - А такая, - Кока вздохнул, - Я к ним подходил. Как обычно – девочки, хуе-мое, не хотите ли на катере прокатиться в ночной тиши, в морской глуши? Они что-то там профыркали, чего я не понял, а потом приходят ко мне вон те два жлоба. Осторожно смотри! – снова шикнул Кока, - Вон те, что в сторонке сидят, быки такие мускулистые. И говорят, что типа, ты козел, ну, то есть я козел, от девчонок держись в таком-то радиусе, а иначе мы тебе башку отобьем. И причем, я тебе скажу, это не просто так их пацаны приревновали, это телохранители!
    - Да ну? – удивился Леша.
    - Ей богу, - побожился Кока, - Я за ними поглядываю все время – эти черти к девчонкам не подходят и даже не разговаривают с ними, а сидят в сторонке, будто не при делах, а сами втихаря всех пасут, кто мимо ходит, прикинь?
    - Вот дела, - подивился Леша, - Телки с телохранителями. Новинка сезона, бля, - Он встал со скейтборда и, сделав вид, что любуется морскими далями, краем глаза скосился на девчонок, лежащих под спасательной станцией.
    - Вот и я говорю, - Кока встал рядом с братом, - Времена настали. Телку уже нормально не снимешь. Верняк, чьи то доци из новых. Вон из тех домов красных, что понастроили вместо детдомовского лагеря, - Кока показал пальцем куда-то вверх, где за деревьями виднелись новенькие дома из красного кирпича с черепичными крышами, - А впрочем, кому же хуже? Мне что ли? Я себе телку всегда найду! –неожиданного громко воскликнул Кока и, подпрыгнув, вскочил обеими ногами на скейтборд.
    Уехал он недалеко. Удачно проехав пару метров по палубе, скейтборд, не повинуясь отчаянным взмахам рук Коки, вдруг повернул на месте и, юркнув из-под Кокиных ног, помчался к перилам. Кока тут же, потеряв опору, грохнулся спиной на доски палубы. Леша еще смотрел на лежащего в позе жабы брата, когда скейт, промчавшись мимо него, проскочил сквозь перила, пролетел несколько метров по воздуху и спикировал вниз. В мозгу Леши одновременно вспыхнули две мысли. Первая, эмоционально-окрашенная – “пиздец…”, вторая, обреченная – “блядь…”.
    - Фух, - с облегчением выдохнул Леша, когда скейт воткнулся в песок точно между головами лежащих девчонок, но облегчение было недолгим – одна из девчонок, та, что в лазурно-бирюзовом, медленно повернула голову и встретилась глазами с Лешей. Усмехнулась недобро. Мускулистые парни, сидевшие поодаль, и тоже наблюдавшие за картиной пикирующего скейта, не торопясь, поднялись и пошли в сторону станции. Остановились возле девчонок. Лазурно-бирюзовая что-то негромко сказала, и парни, кивнув, пошли вверх по лестнице.
    - Я чувствовал, что меня сегодня буду бить, - Голос Коки был печален, а сам Кока уже сидел на шезлонге в обреченной позе Роденовского мыслителя.

Но их не били. Одна рука капканом сцепилась у Лехи на загривке, другая взяла его за ремень штанов, и Леха был бережно, как щенок, снесен по лестнице вниз. К девочкам. Другой телохранитель таким же способом притащил Коку и, несмотря на больший вес старшего брата, ничуть не напрягаясь. А дальше… Дальше лазурно-бирюзовая вытянула ногу, и Лешина голова, вдруг оказавшись прямо перед этой самой ногой, несколько раз чувствительно ткнулась ей в пятку. Напоследок девочка щелкнула пальцем ноги Лешу по носу и рассмеялась. “Все, свободен”, – сказала лазурно-бирюзовая, - “Отпустите его”. Капкан на шее разомкнулся. “Не воняет”, – подумал Леша, - “Конечно. В море купалась”.

***
    - Это ты что ли, Лешик? – баба Маша смотрела на Лешу из-под руки, подслеповато щурясь, - Что-то ты нарядный такой, как артист балета, даже не узнала. Куда собрался?
    - Я, баб Маш, - Леша остановился возле старушки, - Не собрался, а возвращаюсь. На выпускном был. Всю ночь гуляли.
    - Школу что ли закончил? Ой, молодец, - баба Маша изобразила радость, - А где гуляли-то?
    - Как обычно - в городе, по пляжу, потом в Гнилозубовку ходили.
    - А-а, в Гнилозубовку, - вздохнула баба Маша, - Все там будем.
    На этой печальной ноте Леша решил было распрощаться со старушкой, но, заметив, что та еще что-то хочет сказать, остановился в ожидании.
    - Я вот что, Лешик, хотела сказать, - бабка перешла к делу, - Ты не поможешь нам яму вырыть под туалет? А то дед совсем старый стал, чтоб по ямам лазить. Я ему говорю, давай наймем вьетнамцев со стройки, а он уперся и ни в какую – говорит, чтобы я этих косоглазых в своем дворе не видел. Попроси, говорит, Лешика.
    - Без проблем, баб Маш, - согласился Леша, - Вот только схожу домой переоденусь и через часок приду.
    - Ой, спасибо, Лешик, - старушка засветилась от радости, - Мы уж тебя отблагодарим. А то, видишь, комиссия постановила, что туалет у нас не по норме. К забору близко и соседям, мол, воняет. Пока детдомовцы жили, не воняло, а понаехали тут, - бабка кивнула головой на большой соседний дом из красного кирпича, - И сразу им завоняло. Известное дело, новые русские. Скоро и мы с дедом им завоняем, не только туалет. Скоро и нас санстанция запретит.
    Леша машинально взглянул на дом, который так не приглянулся бабе Маше. Хороший дом. Два этажа, кладка красивая из красного кирпича, крыша аккуратная, балкончик с виноградом. Когда только виноград вырасти успел? Может, не настоящий? Леша сглотнул. На балкончике стоял шезлонг, а в нем сидела девочка и читала книжку. Девочка в лазурном купальнике. Лазурно-бирюзовом.
    - А ладно, баб Маш, - вдруг сказал Леша, - Не пойду я домой. Прям щас вырою. Давайте лопату.

    Пижонски оголять торс при девочке Леше не захотелось, а потому он принялся за дело в чем был – в костюме, при галстуке, и в новых, подаренных мамой к выпускному, туфлях. Наверное, выглядит смешно, думал Леша, а наплевать. Копать оказалось, на удивление, легко – мягкая глина. Через час Леша уже врылся в землю метра на два. Пришлось притащить лесенку, чтобы не засесть в яме навсегда. Пока его голова еще торчала поверх ямы, Леша искоса поглядывал на девчонку – читает или смотрит? Читает. Вернее, делает вид, что читает. Смотрит, конечно же. Фиг она уже что-то читает. Когда Леша скрылся в яме с головой, ритм задала другая мысль – “позовет-не позовет, позовет-не позовет, позовет-не позовет” стучало в его голове с каждым броском земли наверх. Позвала.
    - Эй ты, рабочая аристократия, - услышал Леша голос девушки, - А ну вылезай.
    Леша, не торопясь, оглядел яму – три метра, пожалуй, хватит бабе Маше покакать до переезда в Гнилозубовку. Можно и вылезать. Леша забросил наверх скрученный из проволоки крючок на веревке и стащил лесенку. Вскарабкался наверх и выжидающе глянул на читательницу.
    - Хорошо слышишь меня? – девочка уже стояла, опершись локтями на перила балкона.
    Леша кивнул.
    - Сегодня вечером, в десять часов, приходи к третьей лестнице на море, что за дискотекой. Если понял, кивни еще раз.
    Леша кивнул еще раз.

***
    Попалась она быстро. Конечно, часа два походили по пляжу, поговорили про Герберта Уэллса. Почему-то. Наверное, его она и читала на своем балконе. Потом на лодочку присели. Оказалась неопытной неумехой. Наглая, бессовестная, пятки заставляет целовать при помощи двух лбов, а сама целоваться не умеет – кусается, как первоклассница, а к “яблокам” пресловутым прикоснешься – дрожит, как от щекотки. В общем, попалась. Кокина школа осечек не дает. Будь ты дочкой самого новейшего русского.
    Леша дождался, когда ей станет невмоготу. Он знал – эта просить не будет из гордости, но и сдерживаться не сможет, нутром захочет. Захотела – платье скинула и к нему тянется, за ремень дергает. Типа, расстегнуть просит. Не умеют девочки ремни расстегивать, все всегда самому делать надо. Вот теперь самое время.
    Леша накрыл своей рукой руку девочки, лежащую на его ремне.
    - Не надо, - сказал он внятно.
    - Почему? – она выглядела не просто удивленной. Она была ошеломлена его выходкой.
    - Не хочу, - сказал Леша.
    - Не обманывай, - девушка провела рукой от ремня ниже, - Хочешь. Я же вижу.
    - Это он хочет. А я не хочу, - Леша стоял на своем.
    - Сволочь ты, - девушка сказала обиженно, но не зло, - Обиделся из-за того поцелуя в пятку? Ну, это же игра просто. Что ж такого особенного? Ну, хочешь, я прощения попрошу?
    - Хочу, - Леша поставил ногу на лодку, - Целуй.
    - Ты серьезно? – девушка смотрела недоуменно и с интересом.
    - Серьезно. Это же просто игра. Ничего особенного.
    - Ну, хорошо, если это просто игра, - девушка наклонилась к его ноге, - Будь по-твоему. Туфель скинь.
    - Нет, - ответил Леша, - Не скину. Это те туфли, в которых я сегодня рыл сортирную яму. И ты должна поцеловать туфель, в котором я рыл сортирную яму, понимаешь? Кивни, если поняла.
    - Ах ты гад, - тихо сказала девочка, - Игра значит? Мстительный гад. Ну надо же. Пошел ты знаешь куда? Подловил, значит? Спланировал?
    - Ну, как хочешь, - Леша повернулся и пошел прочь, но через несколько метров остановился, снял туфли и бросил их на песок, - Это тебе. Если передумаешь. Они мне все равно жмут.
    - Сволочь, гад, тварь, подонок…

***
- Алексей Иваныч, тут Вам посылочка, кгм, от этой, кгм, в общем, курвы, - начальник охраны Тимофей Степаныч высказывался, как всегда, туманно, - Корпорейшн Лимитыд, мать ее. От госпожи Гордеевой короче. Вроде как не бомба. Их курьер принес - тот кучерявый, что всегда ходит, сказал, Алексею Иванычу лично в руки, а то совершенно секретно, мол, конфиденциальная информация, ни-ни.
    - А может и бомба, - меланхолично заметил сидящий тут же в кабинете финдиректор Жук, - Я этой Гордеевой ни на вот столько не доверяю, - финдиректор почему-то обозначил “вот столько” знаком факера, - Вы, Леша, не представляете, какая это хитрая бестия. Все мозги мне проела на переговорах по Спецстали. Уж на что я хитрый жук, извините за каламбур, но эта поцка меня чуть не развела.
    - С ума сошли оба? – строго глянул Алексей на подчиненных, - Какая бомба? Дай мне ножницы, Степаныч.
    - А вот возьмите, Леша, - Жук ловко выхватил из ящичка ножницы и протянул Алексею, - А только я Вам скажу, это их очередные происки насчет Спецстали. Вы читайте все между строчек, что они там написали, да потом и мне покажите. И Спецсталь им ни в коем разе не отдавайте. Немцы нам за нее больше дадут.
    Алексей разрезал желтый конверт, сунул в него руку и достал…старую облезлую туфлю когда-то бежевого цвета. Финдиректор Жук хмыкнул, начальник охраны Тимофей Степаныч напрягся.
    Под туфлей нашелся лист бумаги. Всего с двумя строчками:
СВОЛОЧЬ, Я ЕГО ПОЦЕЛОВАЛА
СПЕЦСТАЛЬ МОЯ?
Алексей рассмеялся. Не понимая причин веселья начальника, Жук на всякий случай подхихикнул. Тимофей Степаныч оставался в недоуменном напряжении.
- Продаем Гордеевой Спецсталь, Абрамыч, - прервал Алексей хихиканье Жука.
- За что? За туфель? - завопил Жук.
- Хуже, Абрамыч. За один поцелуй.