И я ждал и надеялся,потому что я верил тебе всегда, даже зная, что ты везешь меня на нравственную гильотину, что из-за этого я буду убиваться всю оставшуюся жизнь, что искалечит мою психику и уничтожит меня как личность и заставит меня поседеть раньше времени. Я знаю, что ты вряд ли выйдешь за меня замуж, ну что ж....я даже к этому готов. Я готов и к тому, что мне никогда не удастся погладить моего сына по голове и чтоб он сказал мне "ПАПА". Странно, но я так всегда мечтал об этом. Как удивительно, наверное, держать его за маленькие ручки или смотреть как он проснется.Или слышать его первый ау-ау. Понимать, что он обнимает тебя как большого и взрослого дядьку,этот удивительно родной, маленький человечек. Или видеть, как он встречает тебя с работы, выбегая с криками и улыбками, выражая тебе свою радость и рассказывая, как он без огрех пописал в горшочек.

Мне не удасться водить его в детский сад, выслушивая по дороге все новости, которые он познал в этом большом и удивительном мире, эти нелепые анекдоты про Незнайку и о том, что он танцевал "С Леночкой", и что она поцеловала Сашку в щеку. "Только , папа, это очень большой секрет. Не говори никому, пожалуйста"-доверительно шепнет он, забираясь в кровать. Я не увижу его пижаму в горошек, я не знаю почему, мне кажется, что это именно детская пижама в горошек, как и из моего детства.

Я не увижу его первых корявых букв и рисунков, что он дарит на нащи дни рождения, где обязательно мама с высокоподнятыми руками, а папа стоит рядом на зачириканной земле. Или нарисованных машин в каких-то росчерках , когда бы я спрашивал "Саша, что это? Ветер?" и в ответ получал лишь смущенный ответ "Пап, это ж просто машинки проехали... Ну как тыне понимаешь?"

Мне не предстоит Новый Год, где мы все сидим за столом и под елкой лежат подарки, а Саше так будет хотется поскорее слезть с большого, взрослого стула и поглядеть, что же такое приготовил ему Дед Мороз. И как он бросится к нам, потому что "тот самый катер на радиоуправлении", что заливает слюнями рты мальчишек из поселка теперь есть у него. И собственный. И та зависть на даче, с которой будет взирать его летняя компания и клянчить "дай попробовать" будет лишь только утвержлать его в глазах "Кати с тринадцатой дачи".

Мне никогда не увидеть, с каким упоением он читает Джека Лондона или Хайнлайна. Не порассужать с ним о Терминатор 9 с седым Шварцнеггером или послушать старого Наутилуса. И когда он спросит о древнем Ministry, мне не рассказать, что я был на их концерте в Хельсинки.

Мне не удасться смотреть его школьный дневник или играть вместе в какой-нить навороченный "Каунтер-Страйк" будущего, я не смогу ломать с ним сучья и разводить костры, научить его плавать и стрелять из охотничьего ружья. Или водить машину, когда пьяные шумные гости на даче наперебой советуют "плавно, но быстро отпускай сцепление" или еле говорящий от водки Павел, уже седой и с огромным пивным животом будет осоловевшим после водки голосом говорить: "Саша, пойми, развернуться очень просто, в три приема. Поехали..." А Сашка, трясущийся от страха и волнения, что делает "настоящее, взрослое дело", ведя огромный по его меркам аппарат, весящий в сто раз больше, чем велосипед "Орленок".

Мне не удасться встретить его первый раз пьяным, показывая кулак и шипя "Ну только попробуй мать разбудить!", хотя в душе гордясь за него.Или ждать до четырех утра волнуясь, на каких пьянках он повис. ""Саша, главное, позвони, скажи старику-отцу, у меня все хорошо и мы с матерью будем спокойны" тоже не ждет меня

У меня нет своей квартиры в Москве. Поэтому ты лишаешь меня сына. Это крайне жестоко. Это ты сделала из меня Хорста Весселя. Я перестал верить людям и чувствовать радость.Когда-то меня было другое имя, но я его забыл....