- Мам, ну ни начинай опять. Ну, нормальная я мать. Что не вижу? Все вижу… Ну почему меня сыну показывать нельзя? Можно меня сыну показывать. Что значит такая? Ну а хоть бы и такая… Что с того? Что значит, лучше никакой? Пусть жизни учится. Пусть смотрит, может пить никогда не будет, ты лучше ему про папку его расскажи, сына твоего – алкоголика, это он меня к вину приучил, все думала ему меньше достанется. Мам, ну не плач, ну не алкоголики мы, ну завяжем в любой момент, ну че ты, ей богу, как маленькая, вот хочешь завтра с утра и завяжем и Лидку с собой прихватим. Ей тоже не помешает, алкоголичка чертова. Вот допьем сегодня все, что купили и завяжем. Да не издеваюсь я, незачем сына против родителей настраивать, я так считаю. Мам, ну хватит, я пойду уже. Меня там Лидка с Вовкой и Серегой ждут.

Фу, сволочь старая, одно слово свекровь, не может, чтоб настроение в день рождения не испортить. К сыну не пустила. Они с дедом у нас его пять лет назад забрали, когда мы с Вовкой молодыми специалистами на Кубу уехали, социализм у них строить. Вернулись и еще раз заявление подали, да только не пришлось – изменилась политическая обстановка. Сына нам больше не отдали. А может и хорошо, на хрена ему такие папка с мамкой.

- Лидк! Я там Вовкиной матери пообещала, что мы сегодня в последний раз…
- Что последний раз?
- Ну, в смысле завязываем.
- Ага, - это Серега, - еще в комсомол вступите или в партию, хотя из комсомола вы уже выросли, боюсь, не примут…  
- Вот и я говорю, старая, а не понимает. Это ж у-до-во-ль-ствие. Кто ж от удовольствия сам отказываться будет?  

Сегодня у нас праздник – наш с Лидкой день рождения. По тридцатнику вмазало. Мы с ней сестры по судьбе, родились в один день в одном роддоме, хотя мамашки у нас разные. У Лидки – жена полковника, у меня – пьянь подзаборная, такая же, как я теперь. Уж как вокруг Лидкиной матери там все носились. И палата отдельная и фрукты и соки. И вела она себя так, будто не рожать пришла, а прическу с маникюром делать: «Это не то, то не это, простыни серые, одеяло вонючее…». Принцесса. И так она всех достала, что акушерка ей ребенка-то и поменяла, на меня, а моей мамке Лидку подсунула. Так я полтора года прожила в семье полкана. Потом все вскрылось. Я заболела. Пришлось переливание делать, а у меня группа крови и не полкана, и не жены его. Начали разбираться, с кем изменяла, и пошло поехало. Город у нас маленький, докопались и до роддома и до акушерки. Судили ее, скандал был, даже в газетах писали, а нас с Лидкой поменяли обратно, ее – в семью полковника, а меня моей матушке спитой. А полковничья жена ко мне привязалась и часто меня навещала, фрукты, игрушки там всякие приносила. Потом я к ним и сама ходить начала. Так и сдружились на всю жизнь. Окончили школу, поступили в институт в Москву, благо друг полковника – ректором был. Закончили. Замуж повыходили. Жили рядом – сестры.

А мы вроде и не пили сначала. Мой Володька только после Кубы крепко поддавать начал. Шутка ли за границей побывали, денег заработали, в Березке отоваривались. Весело жили. Не заметили, как все, что привезли, очень быстро растаяло. В общем, то мы чего толкнем, то Лидка. Лечились мы тогда крепко. Лидкины родители померли, а моя свекровь подняла все свои связи, построила всех врачей. Что только с нами не делали: и кодировали, и зашивали, и над головой руками водили и в клинику помещали. Мне одной помогло. А Лидка так и не остановилась, видно крепко надышалась за полтора года винными парами от моей мамаши. Я овдовела рано. Володька мой поддатый с работы возвращался, да и замерз у самого дома, чуть-чуть не дошел. А Серега по пьяни под электричку попал в позапрошлом году. Остались мы с сыном, свекровью и с Лидкой.      

- Привет, сестренка! Хорошо выглядишь. Не отвечай, не отвечай.
Да и не сможет она ответить. Рак гортани. Мы перепробовали все, и облучение, и химиотерапию и целителей, и операцию. За операцию расплатились свекровиной дачей, а все без толку. Умирает Лидка. Последние дни. После операции ей удалили язык, повязки гноятся, кровоточат, надо бинтовать, а я не могу, тошнит меня каждый раз. Без сына бы совсем не справились.

- Ты помнишь, Лидуля, завтра наш с тобой день рождения? По сорок пять. Лидка, я как подумаю, мы ведь с тобой сорок пять лет вместе…, ну ладно тебе, не плач, на поправку идешь. Сын спрашивал, ему зав. отделением сам сказал: «На поправку, мол, идет Лидия Анатольевна. Разговаривать не скоро сможет, а жить еще долго будет». На самом деле врач сказал: «Мыслимое ли дело, так пить! Здоровые, и то не выживают».

Утром позвонил сын, сказал, что Лидки больше нет. Вот так, сестренка, осталась я одна. Бегу помогать. Я выскочила из подъезда как была - в халате и шлепанцах, да чего тут одеваться – улицу перейти, пусть хоть все ослепнут. У тротуара зацепилась за корень дерева, тапок соскочил, пришлось возвращаться. Последнее, что я слышала, был визг тормозов. Очень больно. Лежа на асфальте, я почему-то подумала, как же я Лидку буду хоронить?