Друзья. Барыги, торчки - как еще можно было нас называть. Неудачники. Разных национальностей, с разным цветом кожи, мы ширялись друг с другом по всему миру. Разлагаясь, медленно и почти бесшумно в наших мозгах образовывались дыры, по мере того как другие заживали на руках ногах и в душах. Мы завязали, а остальных похоронили. И те, кто завязали, со скоростью летящего реактивного  снаряда вломились в бытовую жизнь и создали семью, уют, ласки и детей. Так все и шло. Десять лет так все и шло. За десять лет реактивный снаряд набрал такие обороты что, придя к друзьям был встречен охраной у дверей. Чувак раскрутился серьезно после последнего  кидка. Сейчас ему предстоял выбор: время или героин? Я ставил на героин...
- Артур это я! Скажи псам чтоб пропустили!
С Артуром мы кидали на пару, давно и помногу, и с нами был еще кое-кто.
Я вошел и чуть не выдал себя. Передо мною стояла бывшая модель - наркоманка и блядь. Все те же глаза, словом, сучка отменно сохранилась. Но дети, два ангела голубоглазые, их я не учел. Но не надо патетики. Никогда ничего не получается идеально.
А сучка кидала с нами. Так то.  
- Пойдем  ко мне в кабинет.
Двигаем к нему - красное дерево, фото жены и детей на столе в золотой застекленной рамке. Фото ангелочков и сучки.
- Артур, мне стыдно.
- Проехали.
- Послушай, может просто посидим, выпьем? (предлагаю последний шанс, сука).    
- Ты принес?
Вижу его трясущиеся руки. Артур бледен, нервно теребит в руках фото детей и жены, ногтями соскребая позолоту  и раздирая лица ангелочков, ранит  наманикюренные пальцы об осколки. Кровь по глазам Ангелочков.
- Быстрее, быстрее!
Этот ублюдок явно завелся. Сквозь дверь бесшумно просачивается Лизка. Увидела порошок, приготовление и сказала, нет, выдохнула: «Мне тоже». И что-то оборвалось у нее внутри. Душа испарилась, и я ее вдохнул. Затянулся и приготовил для обоих.  
Кинул немой взгляд на Артурчика: «И она?».
Он обхватывает голову руками. Пауза и срывается на крик: «Да и Она!». Десять лет без  героина. Без  всего того, что дал нам реактивный снаряд. А теперь, можно, можно.  
Первым  упал Артур. Умирает, но задает тупой вопрос:
- Почему? Телка?
- Отчасти, хотя нет.
- Лавэ?
- Ты помнишь наш последний кидок того Иранца? Это он дал мне ширево. Ты бы жил, если бы не послал ему сало. Вот этот кусок, - Я подбрасываю на руке шмат. - Он узнал, что ты еврей. Извини что я. По другому к тебе не подобраться.
- Есть последние пожелания?
- Дети, (хрипит, пена), оставь детей.
-Я убью их всех, клянусь тебе. Мучительно сдохнут твои Ангелочки.
Артур проклял меня и скончался в судорогах. Последняя мысль о детях. Ну что же, мужчина.  
Шевеление за спиной, хрип и пена. Лизка. Я смотрел на нее, корчившуюся от внутренней боли, на ее лицо, которое и в предсмертной судороге было прекрасно.
- Я все слышала.
-Я убью их.
- Один твой. – Последние слова едва слышны. Последний вздох и на выдохе снова слышно. – Один твой…
Хлещу по щекам, откачиваю, умирает. Проклинает и говорит, что никогда не узнаю. Душу. Кончилась.
Еще один шорох. Дети. Ангелочки. На голубых прозрачных от слез  глазах шок. И кто же из них мой?
Обнимаю. И что же я буду делать с вами, Ангелочки, что же я буду с вами делать?
Выходим из здания. Ангелочки на руках. Проходим охрану.
Охранник смотрит вслед. А я иду, несу Ангелочков и одна мысль все время вертится в голове: «И кто же из них мой?»