На ачиридном пианерском сборе нам абъявили ахуенную тему: аказываицца мы фсе сабираимся принять активнае участие в так называимой йармарке паделак. Каждый (это слово важатайа праизнесла трижды) должын сваими руками захуярить какую-нить красивую паделку и притаранить ейо ф школу. А ф школе паделки вылажат на стол и будут прадавать за балабасы. Класс, заработафшый большы фсех, палучит грамату. Причом часть палученново бабла каждый класс должын сдать ф школьный апщак, а астальное – хуй знаит, на икскурсию например паехать.

Плять, фсе бросились скарее вышывать крестиком и лепить фсякое хуйло ис гамна. Кто-та, помню, цаплю скрутил из унитазново ершыка. Девачка адна из падушек сшыла мяхкава снегавика, каторава хуй кто паднять смог. Карочи, фсе бросились риализовывать сваи таланты. Тока йа ничево не реализовывал, патаму што не умел ни лепить, ни вышывать. Зато лучше фсех ва дваре делал духовые самастрелы, ис каторых можно было расхуярить ф пыль бутылку с десяти шагофф. И бомбы я тожы песдато делал, правда с комплектующими вазникали перебои. Но если б йа принес сваи паделки на эту йармарку, миня б там из них с удавольствием захуярили, а ничево не принести ищо хуже – патом плешь отполируют на первам жэ сборе, сцуки. Тагда время гарячее было.

А тут батя мой притащил какую-то кручоную жылизяку и гаварит, мол, это лобзик – на, бля, держы! Крутил-вертел йа этот йобаный серп, наканец влупился, и стал им наяривать па фсей науке. Первым праэктом была диривянная резательная доска, ис каторой йа выпилил серце. Гаразда красивее стала, тока мать не паняла нихуйа, кричит: «Што это за жепу ты выпилил, йопта?!» Дала песды, патаму што типерь на этой доске тока малинький агурец разрезать можна. Зато йа понял, какие паделки йа магу принести на йармарку.

Работа закипела. Фанеру пришлось пазаимствовать ф кабинете труда. В итоге йа выпилил шесть волков, читыре кракадила и несколько пираний (из атходоф). Мидведя йа запарол – слишкам сложно выпиливать, пашол он на хуй. Патом раскрасил фламастирами хвосты, клыки и когти и стал благагавейно драчить на сваи праизвидения. Это вам не Гену ис зеленова пластилина лепить, бляди! Дайош йармарку!

Перед началом йармарки все барахло раскладывалось на стале, а учитильница ацэнивала это. Волков ана ацэнила в дваццать пять капеек,  кракадилы пошли по триццать, а пираньи сначала хатела по пять, патом вздахнула и ацэнила па три. Ни хуя се, сцука, такой авангард – па три капейки! Па ходу мая прадукцыя аказалась самой дешовой, правда ейо пачему-та никто не пакупал – фсе морщили лбы и рассматривали майо зверье, причом вверх ногами. А вместа этого пакупали глинянных удотов, каторых на керамике лепил наш атличник-глиномес Свиридов. В общем, рулила адна попса галимайа.

В итоге все мои труды куда-то праебались, а на следующий день йа нашол аднаво кракадила в мусорном видре ф классе. И так мне жаль этава диривяннава ублюдка стало, што йа вынул иво из видра и унес ф кармане. «Ты мне ищо песдец как пригадишса», - паабищал йа ему. И, между прочим, был прав. Вот ужэ нескалька лет этат кракадил служыт незаменимой дащечкой для резки гашыша, а кое-кто дажы просит инагда папользовацца. А вот хуй! В школе на йармарке тарицца нада было па триццать, сцука, капеек. Гатовь сани летом… а жызненно важныйе предметы – с децтва!