Пять минут утром -
Это не то,
Что пять минут днем.

Разбудив петуха
Ухожу на работу

“Кто-то из полячек опять спер помаду… суки… мало того, что воровки, так еще и лезут в штаны ко всем гостям, на прайвит тайм разводят… а сами-то страшные, как моя жизнь… а гости потом начинают и нас, русских, лапать – мы-то, славяне, для них все на одно лицо, все из одной абстрактной страны РО-СИ-А… грязные вороватые шлюхи… организовать бы русских и украинских девчонок, и устроить бы этим тварям “темную”, да нельзя – за потерю товарного вида Папик может оштрафовать… ”

Конвертик в цветочек.
Открыл с надеждой -
Счет.

“Скоро начало работы, а я еще не накрасилась… не следишь за собой – штраф, опоздала на работу – штраф, забыла улыбаться – штраф, зажилила чаевые – штраф, сорвалась или, не дай Бог, нахамила гостю – штраф и недельный домашний арест… смешно – мы и так никуда не ходим, какой смысл в домашнем аресте? но самое главное – боже тебя упаси заболеть!… ”

Опоздать.
Не спеша пообедать.
Рано уйти.

“ – Ты бака (дура). Ты просто бака. Подай мне стакан, тупая бака. Налей в него Асахи. Еще лей – краев не видишь?… куда так много, охренела?! Ты плохо говоришь по-японски, поэтому ты глупая русская бака.
– Я бака? Я говорю по-польски, по-украински, по-русски, по-английски, и еще немного по-японски. Ты же, кроме своего долбанного японского, вообще ничего не знаешь. Так кто из нас двоих бака? … ”

Кому поплакаться?
Не маме своих детей,
А маме-сан из бара.

“… Его лицо багровеет, губы начинают дрожать. А что было бы, скажи я ему, что у меня высшее экономическое образование, и что я кандидат наук? …Ну все, сейчас или ударит, или настучит Черту. Лучше бы ударил. Тогда сам будет виноват, а штраф платить не придется. А синяк потом можно будет запудрить. Может, Папик даже “бюллетень” даст как за производственную травму… И так трех дней не прошло, как последний раз штраф платила… но нет, вроде взял себя в руки, успокоился, даже улыбнулся криво. Пронесло…”



Растут, навсегда запоминая
Спину отца
И лицо матери.

“Вообще-то Черти – ребята хорошие. Как ни крути, а мы с ними в одной связке. Плохо работаем – достается и нам и им. Мы-то хоть сидим, а они, сердешные, носятся по залу всю ночь с микрофонами-“пружинками” в ушах. Они и за официантов, и за “громоотводы”, и за вышибал, и за уборщиков, и за кассиров. Молодые смазливые парни, студенты. Подрабатывают они, как и мы в свое время в студенчестве – кто как может. Полностью черные (такой фирменный прикид у персонала в этом заведении, дешевый понт) – зачесанные назад набриолиненные черные волосы, черные костюмы, блестящие черные туфли, отглаженные черные рубашки, черные галстуки. Как люди-невидимки “курото” из театра Кабуки или Но. Которые ходят за актерами следом, подают реквизит, расправляют складки одежды. А зрители их как будто не видят… Впрочем, почему “как будто”? Они их и на самом деле не видят! …”

Ухожу. Еще спят
Мои дети.
Прихожу - уже спят.

“Ах, наше романтическое свидание с Кен’ичи (наивная дура… боже, как давно это было…), когда он, распушив хвост, раскошелился и потащил меня в Кабуки. Как потом узнала, была у них такая мода одно время – театром Кабуки восторженных русских “рю”-студенток на потрахаться разводить… Но не о том сейчас речь. Я не могла понять, кто эти худенькие люди в черном? Что они делают на сцене? Вроде по сценарию нинзей быть не должно:
– кто это, аната?
– где, Ня-тян?
– ну вон, тот человек?
– там никого нет!
Они действительно их НЕ ВИДЯТ. Они дисциплинированно не видят, не слышат и не говорят того, чего их научили с рождения не видеть, не слышать и не говорить. Нарисованный на холсте очаг они принимают за настоящий…”

На работе молчу,
А дома -
Тем более.

“Аскетичное худое лицо садиста. Очень похож на Путина. Медленно, не глядя, берет со стола салфетку и кидает на пол. Протягиваешь руку, подаешь ему. Он берет, не мигая без выражения внимательно смотрит тебе в глаза и опять швыряет ее. Опять с вымученной улыбкой поднимаешь салфетку, кладешь на стол. Он опять берет ее и роняет…  Господи, должно же ему когда-нибудь это наскучить!… ”

Вдали показались
Дома огни.
Навалилась усталость.

“Сейчас полночь. Рабочий “день” в самом разгаре. Он начинается в 9 вечера и тянется до 5-6 утра. Днем спать, или в ближайший комби за жратвой и всякой бабской мелочью. Хорошо, хоть на работу ходить далеко не нужно – работаем на втором этаже, живем все вместе тут же на третьем, коммуной. Как в студенческой общаге. Русские, украинки, полячки, черногорки, румынки. Весь бывший СССР и Восточная Европа в ассортименте…”

"Работай!" -
От этих слов
Работать не хочется.

“Мы никуда не ходим, ничего не видим. Я здесь уже три месяца, а дальше соседней улицы не выходила. Не потому, что нет времени. Просто всех здесь охватывает неописуемая лень, апатия и оцепенение. Каждый день отсыпаешься, собираешься с силами и с неизбежностью ждешь очередного вечера. И ни о чем другом не думаешь, даже не общаешься с товарками. Какой он, город Нагоя? А впрочем, какая разница…”

"От работы не умирают.
Ну разве что иногда", -
Жена заявила

“Сопение над ухом. Второй час идет тупейший монолог, сопровождаемый моим односложным поддакиванием, на тему “в России холодно… у-у-м, э-э-э, …в Японии тепло… у-у-у-м,… в Японии лучше, чем в России, потому что в Японии тепло… ы-ы-ы… а в России холодно… а-а-а… ” Гнилое сопение в ухо, пустые глаза-щелки, левая рука медленно лезет под юбку, – “в России есть балалайки и медведи… у-у-м, э-э-э… никогда не был в России, … и-и-и, у-у-ум”. С деревянной дежурной улыбкой, которую не перебить и кирпичом (спокойствие, только спокойствие, как учил товарищ Карлсон), мягко, но решительно выпроваживаешь его руку наружу…”

Жениться:
Закрасить черным
Белый лист бумаги.

“…Рука лезет опять, медленно и неотвратимо, как зомби из могилы – “я знаю, Россия бедная и слабая страна, а Япония – богатая и могучая, хоть когда-то американцы и победили нас и Германию во 2-й Мировой Войне, у-у-м,… ы-ы-ы… вы жрете нашу просроченную гуманитарную помощь и ездите на наших машинах со свалки… вы алкоголики, лодыри, свиньи и дебилы, вы ни на что не годитесь, кроме как распродавать свое сырье и торговать своими самками, а американцы самые крутые… а-а-а-м”. Дрожащие потные пальцы больно тянут за волоски, пытаясь залезть в трусы (только бы не сорваться и не убить его палочками в глаз)… ага, решил вести наступление сразу по двум фронтам – правая рука через спину и подмышку уже мнет правую грудь. Плевать ему, что куча народу в зале, и некоторые с интересом наблюдают и хихикают. С трудом сдержала рвущийся наружу крик, сильно оттолкнула, с омерзением отбросила обе потные ручонки. Разозлился, зовет Черта, жалуется: …”

Внуков еще нет,
Но есть надежды,
Которые дети не оправдали.

“ – она меня ударила! они мне нахамила! она грубая! накажи ее!
Черт-Фукумура не дурак, он все видел и сам уже готов был деликатно вмешаться (чего же ты ждал, гад?! когда меня на чайном столике насиловать начнут на потеху публике?). Он все понимает и сочувствует, и штрафовать за хамство ее не будет. Но клиент (а тем более постоянный и денежный клиент!) всегда прав, и внешний политес соблюсти необходимо. Поэтому Фукумура делает страшное лицо и злобно в полголоса рявкает на нее. Затем поворачивается и расцветает в улыбке: …”

Дедушка!
Живи долго-долго!
Могилы нынче дороги.

“ – нижайше приношу свои искренние извинения, глубокоуважаемый Хомма-сан, эта уродливая, бесстыжая, грубая и невоспитанная девка будет строго наказана, а мы в оставшееся оплаченное Вами время предоставим Вам другую, намного лучше.
Проходя мимо, незаметно и робко дотрагивается до локтя – “Прости, сестренка…”. Show must go on. А тот сидит, довольный. Торжествует и злорадствует. Бака. Бакаяро. Слез давно нет, только сухая бессильная ненависть…”

Почему так тянется
Рабочий день
И так быстро кончается год?

“Повседневная работа – общение с гостем в зале – стоит примерно $60-$70 в час, без учета чаевых. Разумеется, девушкам на счет идет мизерная доля от этой суммы. Обычно средний гость за ночь заказывает 1-2 девушки на 1-2 часа каждая, если только это не постоянный клиент и у него нет полюбившейся девушки. Иногда бывают и хорошие клиенты, веселые и добрые, но они редки как жемчужины в навозе. Многих посетителей по-хорошему надо срочно изолировать от общества или усыпить…”

Давным-давно,
В незапямятные времена,
В процветающей Японии ...

“Боже мой, несмотря на все отвращение и ненависть к этим людям – до чего же их жалко! Это до какой же степени осатанения и одиночества нужно дойти, что покупать даже не секс и не эротику, а такой никудышный суррогат общения, иллюзорность власти над женщиной? Они не спешат домой, потому что большинству просто не к кому спешить, хоть у них и есть семьи…”

Папа вернулся домой.
Рада только собака.

“Единственный наш выходной – это воскресенье, но он часто занят private time. Это когда тебя покупают на весь день. Он водит тебя в ресторан, в гольф-клуб, показывает друзьям и коллегам. Белая девушка рядом с кривоногим кривозубым уродцем – визитная карточка его успеха. За право владеть тобой в течении дня он платит большие деньги Папику, поэтому весь день без устали таскает тебя по огромному количеству мест, чтобы везде засветиться…”

Пять выходных подряд,
Не торопясь,
Слушаю твои глупости.

“Что касается личной жизни, то формально никто тебе ее не запрещает, но и не одобряет – пока ты работаешь по контракту, ты принадлежишь Папику. Пока личная жизнь не мешает работе, Папик смотрит на нее сквозь пальцы. Но насколько мне известно, только одна-две наши девчонки встречались с кем-то из местных, потом перестали. Здесь просто не с кем встречаться, да и душевных сил на это нет никаких… ”

Ни слова в ответ.
Понимает меня?
Презирает меня?

“…Как я могла повестись на это? Наташка уболтала – дескать, все равно без нормальной работы сидишь, а так съездишь, язык подучишь, денег заработаешь, страну своей мечты еще раз увидишь…  Интересно, сколько процентов она поимела с моей вербовки? Не одну меня она сюда отправила: Снежана в Токио, Марыся с Оксаной в Киото, Ленка вообще где-то на Хоккайдо…”

Странный мы народ:
Живем не дома,
А в электричках.

“…По рассказам Наташки, работа предстояла непыльная, вполне подходящая для девушки с принципами (ничего кроме принципов-то у меня уже и не осталось). Никакого секса по принуждению, если только сама не захочешь, никакого непотребства – не надо на кожаной флейте играть, или целлюлитом вокруг шеста трясти, как некоторые… ”

Выплачен долг за дом.
Впереди -
Долг за могилу.

“Благородная работа хостесс – представь, что ты гейша, разливай пиво и подноси зажигалку, услаждай разум гостя своим стыдливым славянским очарованием и умной беседой на языке Сосеки и Акутагавы. Не работа, а сказка… Ага, сказка… утонченные беседы… и никакого секса… как будто нельзя изнасиловать девушку в мозг… как будто нельзя смешать человека с грязью и чудовищно унизить словом, поступком, одним взглядом и внешним видом… ”

Заявление об уходе.
Впервые увидел
Улыбку начальника.

“Паспорт никто у тебя не забрал, не похитил и под замок тебя не посадил. Но контракт минимум на полгода, и если расторгнешь раньше – шиш с маслом получишь, на свои деньги домой полетишь, еще и неустойку платить заставят… Эгоистичная идиотка – когда поняла, во что влипла, позвонила домой и полчаса ревела в трубку белугой, чуть маму до инфаркта не довела. Потом на последние гроши звонила раз десять в течении месяца, бодрым голосом рапортовала, что все замечательно и прекрасно… вроде поверили… Осталось еще три месяца… поскорее бы получить деньги и убраться отсюда… ДОМОЙ… ”

Наконец-то
Взял отгул
И повесился.

(Примечание: в тексте использованы переводы стихов-хайку, написанных японскими бизнесменами)