К сожалению, поток сознания ограничен литературными способностями. Иногда хочется написать нечто такое, чтобы толпа повернула к тебе свои лица и вскричала "Он не такой как мы! Читать, читать! В его строках есть смысл, хоть мы его пока и не видим". Это бывает. Порой лежишь в темноте, смотришь в небо, или, если не повезло, в потолок, и ждешь. А на чердаке миллиарды нейронов уже плетут свои узоры, простреливая электричеством кору головного мозга. Да, прав был кто-то, рождение произведения есть великая тайна, которую не требуется раскрывать. А я, так же как и один известный панк, "обеспокоен настроением толпы", поэтому ну их нафиг, все эти признания, воспевания, низвержения, линчевания. Я одиночен.

Мой бывшый преподаватель литературы, уверял, что способностей к бумагомаранию у меня нет никаких. А все оттого, что однажды я написал пародию на Зощенко. Препод напялил на подслеповатые глаза пенсне и вкурил мое произведение. "Говно", сказал он осилив половину. "Зощенко выше тебя и мудрее, не надо трогать святое. Два тебе, короче, в ведомость и пошел нахуй отсюда". И я пошел, понимая что этот человек никогда не будет частью той толпы, которая воздвигнет мне памятник. Он по другую сторону баррикад, я - его враг. Шатаясь от усталости и алкоголя, подойдет он ко мне, бронзовому, и поссыт потрясая воздух немыми проклятиями. Старый Художник, всеми забытое ничто. Однажды умрет одинокий и нищий, как и подобает таким как он, задавленый тяжестью собственной печени и вины, задушенный иллюзиями об Утопии и вечной жизни. А мне похуй.

В ту пору я встречался с разными людьми, беседовал, накапливая бесценный материал. Это довольно прогрессивный метод креотивистики (нравится термин? дарю), зачем напрягать свои извилины, когда вокруг ходят готовые рассказы и романы. В глазах этих людей я выглядел молодым подающим надежды писателем и со мной охотно шли на контакт. Боже, сколько говна я пропустил через себя за это время. Но попадались и жемчужины.

Мы сидели в гостинной у камина, она - женщина лет пятидесяти с лицом француженки, завернутая в плед, в поскрипывающем кресле-качалке, тонкие губы, еще совсем недавно красивое лицо. И я - растрепаный, похожий на сумасшедшего гения, с блокнотом и ручкой. Мы пили виски, она рассказывала про свою жизнь. Всё это я тысячи раз слышал раньше, про глубокое одиночество, смерть мужа, огромный ставший вдруг неуютным и чужим дом, про единственное живое преданное существо - дога Арти всегда у ее ног. Она была богата, необычайно богата. Древний род, известная фамилия, безукоризненная русская речь и всё такое. Я равнодушно помечал некоторые наиболее яркие, как мне казалось, детали в блокноте, и рассказ про эту женщину уже рождался в моей голове. Осталось попрощаться и покинуть ее.
- Друг мой, останьтесь на ночь...
- Простите?
- Сколько вам лет, мой мальчик?
- Двадцать девять, мадам.
- Двадцать девять, - она повторила эти слова раза три, - боже мой, невинная юность.. Вы девственник?
- Нет, я не девственник...
Ее взгляд пронзил меня насквозь. Казалось, что вся вселенская скорбь сфокусирвалась в ее черных глазах и хлынула в меня.
- Останьтесь со мной, я заплачу вам. Я прошу вас.. Мне очень плохо, эта жизнь..этот дом.. Я одинока, понимаете? Очень одинока. Женщина не должна быть одинокой, это неправильно. Я вам сделаю... Я всё буду делать, всё что прикажете, клянусь вам, вы не пожалеете!
Мне казалось, что она вот-вот заплачет, но этого не произошло.
- Мне пятьдесят шесть, у меня не было мужчины ровно пятнадцать лет... Пятнадцать, вы понимаете что это значит? Что это значит для меня?..
Она вскинула руки в ожидании ответа. Я машинально достал сигареты и закурил.. Итак, телка.. предлагает себя, да еще и платит, ха! Такого с тобой еще не было, немного льстит даже, но.. Она же старуха, черт. Я не видел ее тела, но блин в 56 лет сохранить кожу? Грудь? Нереально, я не смогу, ну нахуй. Я сам знаю что такое одиночество, так что дрочила все эти годы, дрочи дальше, я сблюю прямо на тебя, чем бесповоротно испорчу наш романтический вечер, я писатель, а не мальчик по вызову.
- Я не смогу.. Простите..
Она осела в кресло и закрыла глаза.
- Поймите меня правильно, - я мял дрожащими пальцами сигарету, пепел сыпался на ковер, - вы...очень привлекательна, как женщина, уверяю вас. Но.. я не могу. У меня девушка, извините..

Я слабо помню как очутился на улице. Прижавшись к водосточной трубе, вдыхая полной грудью свежий воздух. Вдруг вспомнил, что забыл у нее блокнот. Черт с ним. Выкинув пустую пачку из-под сигарет, я быстро зашагал прочь. Пройдя шагов двадцать, показалось, что сзади донесся какой-то звук, похожий на выстрел. Показалось?

Писатель - рупор современности, так вроде говорят? Хуйня. Я сидел перед бомжом на корточках и, не взирая на вонь, записывал его откровенности. Казалось бы, ну что можно написать про бомжа? Да все и так их знают, вон они, под ногами копошатся. Но я решил копнуть. Черт побери, откровеннее бомжей нет никого. То ли съехавшая шкала ценностей, то ли полный похуизм и апатия, но эти люди говорят правду. Всегда правду, любого сорта и цвета, вам в лицо. Или просто в пустоту. Так вот, никакой современности в его словах не было, зато соцреализма просто хоть жопой ешь. Двадцать лет назад инженер НИИ, сегодня бомж. Вчера институт, сегодня приватизация. Вчера обязательная пятничная водка, колбаса, огурчики дома на кухне, сегодня поиски кусков непереваренной пищи в блевоте тех кто жрет водку, колбасу, огурчики...
- Я - Аркадий, я умею играть на баяне. И стихи писал.
- Вы писали стихи? А давно это было?
- Давно... Еще жена была жива. Я ей все стихи посвящал. А как померла, так и незачем стало. Я ж все помню, а хули. И жену помню, и квартиру. И адрес даже. Я туда частенько наведываюсь, хе-хе.
- По адресу?
- Да во двор хожу, куда ж мне на адрес то.. Там другие живут наверное.
- А прочитайте какой-нибудь свой стишок?
- Стишки детям рассказывают, а у меня стихотворения. Вот вы, молодой человек, на Есенина похожи, а такую хуйню не знаете.
Аркадий закурил моё Мальборо, закашлялся и скороговоркой произнес:

Уж сколько раз твердили миру, не превращайте жизнь в сатиру
Не улыбайтесь по пустому, не задевайте по живому
Ведь жизнь, она такая штука, то карнавал, то цирк, то мука
То сладкий мед, то дегтя бочка, то добрый день, то злая ночка
Поверьте мне, как непоэту, для слово счастье рифмы нету

Я хотел оставить ему сигареты, сто рублей и шариковую ручку на память. Он не взял ни того, ни другого, ни третьего, сказав, что за это богатство его могут убить "коллеги". Не в силах больше терпеть этот запах, я пошел в сторону метро.

Богатые и бедные, средний класс, чиновники, крестьяне и интеллигенция, хиппи и мажоры делились со мной своими воспоминаниями, взглядами на жизнь, мыслями. Но одно их всех объединяло - как не старался, я ни разу не встретил абсолютно счастливого человека. Возможно мне надо было интервьюировать младенцев, но они еще не умеют говорить. Я бросался к их мамашам, но и там встречался с таким пессимизмом, что вечерами не хотелось вылезать из душа, смывая с себя их слезливые монологи.

Я редко включаю телевизор, но одну передачу запомнил навсегда. Речь там велась про то, как иностранцы женятся на наших бабах и увозят их к себе за бугор, чтобы тыкать своим капиталистическим членом, делать им детей, дома, машины, короче по-полной загнивать. Тема избита до невозможности, но что еще взять с наших журналюг? Я уж почти собрался остановить этот поток ненужной информации методом "вырубить_телевизор_нахуй", как вдруг мое внимание привлек следующий эпизод. Оказалось, что есть конторы, специализирующиеся на обустройстве личной жизни, которые занимаются исключительно женщинами-инвалидами. То есть другими словами, нормальный здоровый на голову (?) западный мужик берет в жены невесту с церебральным параличом, нарушениями опорно-двигательного аппарата или Бог еще знает чем. Клянусь, я был поражен. Мне показалось, что меня окунули в говно, в мое собственное говно, приговаривая при этом "Смотри, сука зажравшаяся! Ты бы так смог? Ты смог бы осчастливить такую женщину? Любить ее, связать с ней свою жизнь?". Нет, я бы не смог. Но почему кто-то может? Почему? Я смотрел на экран, озаряемый всполохами зарождающейся "эры милосердия", о которой спорил с Высоцким Зиновий Герд. Возможно, она делается ими. Такими людьми. Возможно, она скоро настанет, дай то Бог.

А возможно, у нас просто лучшие в мире бабы. У меня до сих пор стоит перед глазами какой-то старый лысый толстосум с островов Океании, в черном костюме, бережно держащий на руках какую-то нашу Валю (Любу, Наташу, неважно), совершенно счастливую, одна рука атрафированна, в белоснежном свадебном платье. А позади плескался океан. В эту ночь я уснул со стойкой мыслью, что некоторых людей не пойму никогда.

Я хочу стать как пес, лежащий на тротуаре. Вы наверняка встречали таких на улицах своих городов. Валяется посреди дороги, с абсолютным похуизмом в глазах. Люди автоматически перешагивают через их тела, эти существа, собаки, кажется, давно стали частью асфальта. Я хочу стать таким же, хочу научиться. Научиться похуизму бродячей собаки.