Николай Яковлевич Кочерыгин влажно улыбался и не выпускал из своей широкой и сильной ладони маленькую руку жены. "Она совсем не изменилась, - думал он, вглядываясь в такие знакомые и дорогие его сердцу черты,- за столько лет, что мы вместе. Как будто не было этих двадцати пяти лет. Таких долгих и одновременно коротких".

Людмила Петровна Кочерыгина, возвращая улыбку, никак не могла понять, что связывает ее с этим обрюзгшим, толстогубым, нечистоплотным животным, которое она по-привычке называла своим мужем. "Боже мой, - думала она, - двадцать пять лет! Вечность ничто в сравнении с этими летами! Боже, как я могла так ошибиться!" Она глубоко вздохнула, сказала себе: "Пора!".

Николай Яковлевич покачал головой: "Какая неловкая! Цветы уронила! Надо бы в вазу поставить". Он отстранился и нагнулся за соскользнувшим с краешка кровати от нечаянного жеста жены букетом.

"Пора!" - повторила Людмила Петровна, нащупывая под подушкой холодную рукоятку молотка.

Одного удара ей показалось недостаточно. Двадцать пять раз она поднимала и опускала руку в обратном порядке метрономом отсчитывающую время их совместного с мужем проживания. Двадцать пять раз смачно всхлипнул расколотый череп.

Молоток выскользнул из внезапно ослабевших пальцев. Его падение громом отозвалось в голове Людмилы Петровны. "Все!" - прошептала она побелевшими губами и впервые за долгое время улыбнулась по-настоящему. Она откинула одеяло и опустила ступни на холодный пол,- "Как я устала притворяться!",- потянулась так, что где-то в грудном отделе позвоночника щемящее хрустнул хрящ. Николая Яковлевича для нее больше не существовало.

Нина Яковлевна задрала подол ночной сорочки. Клацнули ножницы, и к ее ногам упала спутанная комком светлая прядь, затем еще и еще.

Не скрывая удовольствия, Нина Яковлевна прикоснулась самыми подушечками пальцев к нежной и слегка раскрасневшейся коже лобка и неожиданно для себя вспомнила, как наказал ее муж, когда она сделала это в первый раз. Каждый удар сопровождался резким, презрительным возгласом: "Шлюха! Шлюха! Шлюха!" Этот голос даже сейчас звучал в голове у Нины Яковлевны. Она вздрогнула и со страхом прислушалась. Нет. Николай Яковлевич не мог, не имел права издавать звуки! Николай Яковлевич мертв!

"Теперь, самое главное!" - Нина Яковлевна шире развела ноги и осторожно подцепила ножницами тонкий, но прочный кожаный шнурок через отверстия плотно стягивающий половые губы, препятствуя входу во влагалище. Нина Яковлевна улыбалась и верила, что, несмотря на возраст, впереди ее ждет еще долгая, полная впечатлений жизнь.

ДУПЛЬГАНГЕР