Был 1942 год…
Однако сейчас, пытаясь растолкать спящего Павлушку, Макс не вспоминал их ночные базары. Сквозь сон Павлушка стал ругаться матом, а когда лейтенант сказал: "Вставай, это я, Макс", он ответил:
- Да-да. Нихт фернштейн. Я-я, натюрлих. Данке шен. Битте шен. Ихь либен. Шнелле, май либен, шнелле. Заграница нам поможет.
Потом он махнул рукой, повернулся, и заснул.
Макс решил применить кардинальные меры. Он сунул Павлушке под нос бутылку с остатками сивухи. Тот моментально открыл глаза.
- Да, вы меня звали? - пытаясь придать осмысленное выражение своему лицу, что получалось довольно плохо, спросил Павлушка. Потом, разглядев в темноте сарая Макса, пробормотал: - А, это ты… - и попытался было снова заснуть, но лейтенант уже тащил его на свежий воздух.
- Зачем же так жестоко? - вяло сопротивлялся Павлушка.
Макс уронил его на траву. Раздался характерный звук падающего мешка с дерьмом, и Павлушка окончательно проснулся.
- Зачем же так жестоко? - повторил он, валяясь на траве и разглядывая небо.
- Опять пьешь со свиньями? - спросил Макс, кивая на сарай, где спали солдаты.
- Ничего не понимаешь… Я же стараюсь быть ближе к народным массам! С этого начинали все революционеры! - Павлушка перевернулся на живот.
- Вот ты книжки читаешь? Читаешь, читаешь, а дураком помрешь, - неожиданно закончил он.
Макс не обиделся.
- Ну и на хуя вставать так рано? - философски заметил Павлушка. - Надо, друг мой, просыпаться с заходом солнца, чтобы в темноте творить великие дела.
Он многозначительно поднял вверх указательный палец. Он любил всех учить. Он учил всех, кого можно было только учить. За что нередко бывал бит нещадно. В деревне он хотел научить всех и всему. Жаль, что, как и было уже сказано, селяне его сторонились. Поэтому до появления Макса Павлушке приходилось чаще разговаривать с собой. Либо с коровами. Он учил их давать молоко. Коровы смотрели тупыми глазами, молоко давали по-прежнему, и, наверное, их прикалывали Павлушкины базары. Напиваясь, он обычно шел прямиком в сарай.
- Развивая философские идеи Шопенгауэра, - говорил он, - я могу сказать, что… а что я могу сказать? А, что, собственно, вообще может сказать человек? Шопенгауэр - да, это сила. И Ницше - это сила. Ну, о Фрейде я уже и не говорю. Так вот, как говорил Заратустра… то есть Шопенгауэр… то есть вообще неважно. Ну хоть вы-то меня понимаете?
Коровы согласно мычали и продолжали бессмысленно жевать коноплю. Иногда кто-то из них прерывал Павлушкин занятный монолог, чтобы выйти во двор и сорвать еще конопельки. Павлушка не обижался на то, что его слушают с перерывами. Частенько он и сам выходил из сарая сделать какие-нибудь свои деликатные дела. Слушая собственное журчание, он продолжал размышлять вслух:
- Иногда я начинаю понимать, что такое счастье. Вот, возьмем, к примеру, простого обывателя. В чем для него счастье? Ну, дом, семья, дети. Чтоб жена хорошая была. Ну, и напиться по выходным, а как же без этого. И чтобы впридачу ко всему еще и здоровье сохранить. И совсем не вспоминают о простых человеческих радостях, таких, как, например, пописить или покакать.
Журчание медленно затихало, Павлушка застегивал ширинку и возвращался в сарай. Коровы одобрительно мычали. Насчет покакать они были полностью с Павлушкой согласны.
- Эй, ты что, опять спишь? - голос Макса вывел его из теплого забытья.
- Не-а, - он зевнул, встал, и спросил: - Ты коров моих уже подоил?
- Ага. Сейчас. Бежу и спотыкаюся. Ты ж к коровам своим меня и близко не подпускаешь… в смысле доить. Все орешь: братья они мне, братья они мне!
Павлушка долгим взглядом смотрел на Макса.
- Так надо их подоить, - сообразил наконец он.
- Молодец. Иди и дои, - ответил Макс.
Павлушка приуныл и что-то забормотал неясно. Макс различил слова: "фашист несчастный" и "жид пархатый", что было, в принципе, несовместимо, но Павлушку, видимо, волновало мало.
- Продали евреи Россию! - трагически закричал он, подскочил и унесся куда-то в сторону леса. Насвистывая что-то веселое, Макс не спеша пошел следом. Сорвал по дороге травинку, пожевал ее, выплюнул, посмотрел на небо. Жизнь снова была прекрасна.
Глава 2. Волк (ночь)
К вечеру Макс добрался до Павлушкиной хаты. Из сарая доносилось радостное мычание. Было не совсем ясно, то ли это коровы, то ли Павлушка уже успел надраться как свинка. Нет, как свинтус. Нет, то есть, как хряк. Ну, впрочем, не важно. В сарае Павлушка, опершись локтем на Катюхину спину, мечтательно говорил:
- Эх, была бы ты, Катюха, парнем, мы бы с тобой таких делов наделали… мы бы с тобой такие джиги устраивали по части баб…
Катюха мычала и выражала полную готовность устроить прямо сейчас джиги по части всех быков мира. Бабы ее особо не интересовали.
Ксюха мирно спала, свернувшись калачиком в углу. Макс встал в дверях.
- Я к вам пришел навеки поселиться, надеюсь я найти у вас приют, - голосом Васисуалия Лоханкина продекламировал он.
- Трехстопный ямб рулеззз форевер, - мгновенно отреагировал Павлушка, дабы Макс не подумал, что он не читал "Золотого теленка". - Ладно. Давай молочко пить. Свеженькое, парное.
Ксюха всхрапнула во сне и что-то неясно пробормотала насчет брутального шведского дез-метала. Катюха тревожно замычала. Во дворе послышался странный шум и к воротам подкатил ментовский бобик-вездепук. Павлушка и Макс затаились. В тишине раздавалось лишь громкое коровье дыхание. Менты затаились тоже. Бобик погасил фары.
Павлушка тихонько отхлебнул молока и подумал: "Мать вашу! Откуда здесь менты? Откуда вообще могли взяться менты в сказке про Великую Отечественную Войну?". Он уже собирался было выйти и спросить об этом у самих представителей власти, но вовремя передумал. Благоразумный Макс тоже пил молоко. Он никогда не имел дело с мифической белорусской милицией, но предполагал, что гораздо лучше сидеть здесь с Павлушкой, чем в здании со странным названием "опорка Фрунзенского района" вместе с десятком придурков.
И вот, значит, сидят они, боятся, заливаются молочком, и вдруг видят, как дверь вездепука открывается и вылезают оттуда вовсе не менты, а два неизвестных существа. Головы у этих существ в два раза больше, чем ноги, у каждого по четыре руки, и разговаривают они между собой не словами, а звуками. Причем звуки эти даже красивее наших слов, и Макс подумал, что такого совершенного языка он не встречал никогда и, наверное, уже не встретит. Это было похоже на пение птиц, на шум водопада и на женские оргазматические вопли одновременно. Макс поневоле заслушался. Глаза его стали сами собой закрываться. Он попробовал приказать себе проснуться, но сон был сильнее его. Макс заметил, что Павлушка уже сопит рядом, и тогда он не стал бороться с дремотой и отдался сладкому потоку…
Проснулся он внезапно. Сколько длилось странное забытье, сказать было трудно. Не то всего лишь пару минут, не то всю жизнь. В сарае было темно. Свет не проникал даже из щелей. Такой безлунной ночи деревня Малая Запердяевка не видала со времен своего рождения.
Как ни странно, пробуждение было приятным. В голове звенели хрустальные колокольчики, было светло и чисто. И непривычно тихо. Макс вслушался в тишину и понял, что не хватает мирного коровьего храпа или легкого мычания.
- Украли! - с легким ужасом в голосе сказал Павлушка.
Все знают, что ужас можно испытывать в большей или меньшей степени.
Он убедился, что коров в сарае действительно нет, и содержание ужаса в его голосе превысило норму.
- Может, во двор погулять вышли? - без особой надежды спросил он.
Макс не ответил. Да и что он мог сказать? Утешить Павлушку соображением, что спящие коровы могут ни с того, ни с сего вдруг взять и выйти гулять? Смешно…
Убедившись, что и во дворе коров нет, Павлушка пришел в отчаяние. Он сел, прислонился к стене сарая и тихонечко завыл. Макс молча сел рядом.
Небо стало очищаться. В разрывы между облаками проглядывала наглая морда луны. Павлушка выл.
И тут из леса не спеша вышло ЭТО. Некое серое пятно непонятных размеров. ОНО приближалось и приближалось, и вскоре Макс понял, что ЭТО оказалось волком.
Видимо, он пришел на вой. Хотя это уже не так важно. Макс мысленно попрощался с Германией, с невестой, с друзьями, с Павлушкой… про себя послал на хуй фюрера. Все равно это смерть… все равно никто не узнает, о чем ты думал когда-либо. И можно уже не скрывать от самого себя то, что так хотелось скрыть. Или о чем просто не хотелось думать.
Волк сел напротив. Никаких решительных действий он не предпринимал. Просто сидел и слушал Павлушкин вой. И когда Павлушка замолчал, он завыл. И вся деревня поразилась силе волчьей тоски…
Волк вовсе не был тоскливым. Он просто был хорошим актером…
Он сидел на задних лапах и смотрел на Макса. Наверное, он не желал Максу зла. И тут случилось невероятное. Он тихонечко пискнул, и стал умываться лапой. Как кот. Макс тряхнул головой. Ну нет, это уж слишком. Сначала инопланетные засранцы, которые нагло спиздили коров, теперь вот умывающийся волк. Это уже не белочка и не горячечка. Это уже шиза по полной, все, допрыгались, лечиться надо… Макс безнадежно закрыл глаза.
- Таварышы, - сипло произнес волк. - Таварышы, я, канешне, дико извиняюсь, но… - он кашлянул и заговорил тоненьким фальцетом: - Сами мы не местные…
Макс упал, как будто его скосило вражеской пулей.
- Не боися, - нежно произнес волк. - Я Сид Вишес.
И он стал тихонько бормотать: "Я Сид Вишес, я Сид Вишес", и удаляться в сторону леса. Павлушка крякнул, и Макс понял, что он не одинок в своих чувствах. А волк обернулся и напоследок крикнул:
- Я - Сид Вишес! Я волк, у которого есть 412-ый "москвич"!
Павлушка и Макс опять рухнули как подкошенные.
…Давненько Макс с Павлушкой не просыпались в таком ахуе. Точнее, они вообще никогда в таком ахуе не просыпались. Макс подумал, что даже брутально-содомические оргии Евы Браун не идут ни в какое сравнение с бедламом в маленькой белорусской деревеньке. "Нет, - он помотал головой, пытаясь прийти в себя, - это только триппером болеют вместе, а с ума сходят по очереди".
Из плена тягостных раздумий Макса вывели непонятные звуки: что-то типа тихого поскуливания и вроде бы даже удары чем-то пустым по бетонной стене. Он поднял глаза. Прямо над ним стоял Павлушка и колотился башкой о стену.
- Ну что за хрень такая нездоровая, - стонал Павлушка в непреодолимой скорби. - Ну как же я теперь без них, без буренок моих ненаглядных…
Честно говоря, Максу в данный момент было несколько похуй на буренок. Его больше интересовали мысли о собственном сумасшествии, говорящих волках и о том, из чего же все-таки сделана Павлушкина голова. В бетонной стене уже образовалась порядочная вмятина.
- Разве можно так убиваться из-за коров? - недоуменно спросил Макс. - Достанешь новых, и все будет как раньше.
Павлушка глянул на него презрительно. И тут с Максом случилось невероятное. Ему стало стыдно. Последний раз он испытывал это святое чувство еще в яслях. Тогда он ковырялся пальцем в пупке своей подружки по горшку, и в штанах его разгорелся пожар. Макс кончил впервые в жизни.
…что-то сломалось в нем теперь. Он встал и медленно побрел по направлению к дому. Внезапно он отчетливо осознал, что других коров нет и не будет, и - что самое невероятное! - он сам успел к ним привязаться и где-то даже полюбить…
Всю ночь Макс мучился бессонницей. Заснуть удалось только под утро.
Ближе к полудню он встал и решил проведать Павлушку, и, возможно, даже покаяться перед ним. Уже подходя к сараю, он замер. У самых его дверей сидел волк, который… играл в домино! Из самого сарая доносились периодичные позвякивания и постукивания, и было неясно, то ли коровы вернулись, то ли Павлушка съехал с катушек при виде играющего в домино волка. Стараясь сохранять спокойствие, Макс направился в сторону волка.
- Да ладно, ну шо ты тужишься, как монашка-девственница на экскурсии в секс-шопе, - добродушно сказал волк. - Хады сюда.
Макс не был слабонервным. Слабонервных в СС вообще не берут. Но все-таки он чувствовал себя не очень уверенно. И даже хотел убежать. Еще бы! При свете дня волк выглядел еще внушительнее, чем вчера. Шерсть его была коротко подстрижена, причесана каламбуром и залита лаком "Велла". В ухе висела огромная серьга, на которой Макс разглядел надпись, весьма оскорбительную для всего заячьего рода. На плече красовалась татуировка. Изображала она поросят в весьма недвусмысленной позе. Зловещие зубы отливали металлом.
- Мммм… хрррр… кхе…. То есть здрасте, - выдавил Макс.
- Правильно говорить здравствуйте, - поучительно заметил волк. - Ладно. Ты лучше иди и дружка своего истеричного в норму приведи.
- А как? Похоже, что у Павлушки депресняк и всяческая меланхолия черная. Тут табун баб с вагоном конопли не поможет.
- Может, за сивухой? - предложил волк.
- Ты че! Еще хуже будет! - Макс и сам не заметил, как перешел с волком на "ты". - Может, зайти? Психоанализ провести там всякий?
- Ну попробуй сунься, - усмехнулся волк.
Макс перекрестился. Так, на всякий случай, ведь неизвестно, как поведет себя Павлушка в депрессии. Такие случаи бывали с ним нечасто, но тогда все жители деревни, да и коровы тоже, старались тихонечко сидеть дома и не показывать носа на улицу. Мало ли что… Но Макс решился. После того, как он зашел в сарай, волку стало не по себе. Одна минута… две… три… пять!.. Тишина. Волк напряженно ждал. И не зря. Потому что спустя ровно пять минут пятнадцать секунд тишина взорвалась диким матом. Уши волка непроизвольно свернулись в трубу. Раздался грохот и звон стекла. Макс вылетел из сарая вместе с дверью.
- Что на сей раз? - сочувственно спросил волк, кивая на сарай.
- Телевизер, - грустно ответил Макс, подымаясь с земли.
- Правильно говорить "телевизор", к тому же это был монитор, - заметил волк поучительно.
Он не знал, с кем имеет дело! Макса не смел учить даже сам Павлушка. Макс этого ой как не любил. Он с боевым кличем североамериканских тушканчиков кинулся на волка, но, забыв о запутавшихся в ногах подтяжках, снова рухнул в лужу.
Неожиданно из сарая появилась опухшая Павлушкина рожа.
- Ну и на хуя, скажите мне, так орать? - спросил он невежливо.
Явный идиотизм вопроса быстро разрядил обстановку.
А потом, заметив волка, добавил:
- Здравствуй, белая горячка! - и собирался упасть без чувств, но волк поспешил успокоить его.
- Я не белая горячка, и вообще, хватит фигней страдать, пойдем лучше в хату, там все и расскажу, - пообещал он.
- Ну пошли, - ответил Павлушка.
Волк собирался послать Павлушку… или хотя бы сделать замечание насчет его русского языка… но не стал, потому что понял: еще одна тирада, и его, скорее всего, будут бить, причем весьма возможно, ногами. В общем, он предпочел замолчать.
- Ну и кто ты, что ты, где ты? - с порога набросился Павлушка на волка.
- Ты бы угостил сначала чем-нибудь, - волк сделал такую милую морду, что не угостить его было бы просто кощунством.
- М-да… проблема, - Павлушка чесал голову и усиленно соображал. Процесс почесывания, видимо, помогал быстрее распространяться нервным импульсам в его захламленном каннабисом и программухой мозгу.
- А! О! - крикнул вдруг Павлушка.
- Если ты забыл, то туалет на улице, - решил напомнить ему Макс.
- Это не запор! Это память предков проснулась!
- И что же эта память подсказывает? - волк уже начал жалеть, что он связался с этими тормозящими придурками. Парочка эта явно была ни к черту.
- Память подсказывает, что у меня в погребе литров пятнадцать сивухи "Водолей номер 18", - просиял Павлушка.
- Так давай быстрее дуй за пойлом! Или у тебя без твоих коров совсем все отвалилось! - крикнул Макс и тут же пожалел об этом. В него со скоростью укушенного гиппопотама полетела какая-то непонятная субстанция, по запаху подозрительно напоминавшая не первой свежести носок. Едва не прибив Макса, а за ним и волка, носок разбил окно и вылетел во двор.
- Все, обалдуи, по койкам. - голосом заядлого бухаря прохрипел волк, все больше отчаиваясь от того что все таки связался с этой пародией на Бивиса и Батхеда.
Все таки врожденный дипломатизм волка возымел свое действие и компания уселась пить сивуху.
Надо сказать, что хотя Макс и был фрицем пивохлебом, сувуху он жрал как примерный славянин. С Павлушкой вообще все давно ясно, он наверное родился не как все нормальные люди, а вылез из колбы со спиртом. Так что сивушный дух для него был родной стихией.
Но тут неожиданно возникла проблема. Заключалась она в приспособленности бокалов для лакания (если таким благозвучным словом можно было назвать граненые стаканы сомнительной чистоты) только для человекообразных. Конечно можно налить волку сивухи в блюдечко. На первый взгляд все было просто. А вы вот представляете как выглядел бы огромный зверина, хлебающий сивуху из маленького блюдечка с голубой каемочкой?! Вот то-то. Макс с Павлушкой были, конечно, в душе экстремалами, но все таки немного побаивались за здоровье этой самой души - оное могло не слабо пошатнуться от зрелища, которое представлял бы собой волк.
Идеи подавались разные. Но в конце концов сошлись на том что нужен стакан с соломинкой, тем более что даже волк был не против.
- Это что, растворитель? - хрипел и плевался волк.
- Ай, ни фига ты не понимаешь в сивухах, - с видом королевского дегустатора проговорил Павлушка. - Тем более от немчур и партизан прятать удобно. Они такую забойно пахнущую дрянь в жизни пить не будут.
- Что забойно это точно, по моему ей даже тараканов травить можно. - все еще с сомнением Волк приглядывался к своему стакану.
- Не...тараканы на такую фигню не берутся, забить таракана - это великое искусство, которому обучаются...ай! еп тв... ма... - Макс решил не слушать Павлушкины бредни об охоте на тараканов и прервал монолог, который грозился затянуться до самого утра, нежным ударом в причинное место.
- Ладно. Вобщем сча выпьем и будешь говорить... - Макс посмотрел на волка фирменным ССовским взглядом.
Но как не трудно догадаться, после того как они выпили, весь разговор от том "ху из мистер волк" превратился в русскую народную забаву "ты меня уважаешь?". Хотя кое что все таки удалось узнать. Например то, что волк оказывается был болгарским князем по имени Сид Вишез и до начала войны имел поместье в Кранево. После выяснения этого факта Павлушка начал нервно хихикать, обзывать Волка Кисой Воробьяниновым и без конца повторять: "Мьсьез! Же не ма па сер жюрз!". Но эти изливания прервались повторным ударом в причинное место. Опять же было не совсем понятно, как Сид Вишез превратился в хоть и панкующего, но все-таки волка. После непродолжительного молчания, связанного с вливанием сивухи для лучшего распростронения спиномозговых импульсов, этот интересный допрос продолжился. Оказывается что Волк, будучи князем, имел маленькую слабость - он очень любил секс впятером с кожей, шипами и плетками, особенно ему нравились ошейники. И как водится был застукан за сим интересным делом своей женой, после чего этот ревнивый Павлик Морозов в юбке, чтобы отомстить, сдала Волка, как стеклотару, в Гестапо, наплев чего то о торсионных полях, корпоскулярной теории света и остальной бодяге из Гордона. После был арест, несколько этапов, пока Волк не оказался в Холокосте. Там один психованый ученый, фанатеющий по фильму "Собачье сердце", решил провести тот же опыт, и как не трудно догадаться в качестве товарища Шарикова ученый использовал тогдашнего Сида Вишеза.
- Хм...занятненько. - пробормотал Макс. - А как же ты в Запердяевке оказался?
- Да вот так и оказался, - подвывая, отозвался Волк. - Сначала бежал из вольера, потому что ученый оказался еще и зоофилом, а мне ох как нехотелось терять свою волчью честь, потом долго бегал вокруг Холокоста, пытаясь найти етого ученого, чтобы его самого по самые помидоры, за то что он сделал. Вобщем как то раз ночью, я поджидал этого гада, как вдруг увидел тех инопланетян, что спиздили у вас коров и неожиданно вспомнил, что ученый при них был только "Броменталем", а всем опытом руководили эти альфабетацентаврусы, вот я и захотел пораспросить их в стиле Святой Инквизиции, а потом как нибудь заставить вернуть мне прежний облик. Но подонки быстро собрались и умотали, а я за ними. Вот так и попал в Запердяевку.
- Коровушки!!! Буренушки!!! - заорал Павлушка. - Да я этим инопланетным засланцам задницы на свастики поразрываю!!! Я им покажу чему меня Лаврентий Палыч научил!!! Да я их...да я им...да я...
- Отсношаю!!! - страшным голосом заревел Павлушка и подорвался куда то бежать, но будучи изрядно пьян, споткнулся на ровном месте и в своем фирменном стиле "мешок с дерьмом" покатился с лестницы и тут же заснул.
- Так, спокойно, без фанатизма, - Макс поднялся, налил реанимационные сто грамм кефира и двинулся по направлению к окончательно захрапевшему Павлушке.
После лечения народным средством Павлушка пришел в себя. Но долго не мог сфокусировать взгляд и что-то бормотал о инопланетянах, между прочим упоминая их родословную до тринадцатого колена, а так же характер их отношений с тараканами и остальными земноводными. Вскоре он полностью пришел в себя, и хоть взгляд его был не совсем трезвый, в глазах уже начинали мелькать искры разума.
- Да...сто грамм не стоп кран, дернешь, не остановишься, - изрек Павлушка. - Ну, дети лейтенанта Гранта, то есть капитана Шмидта, я думаю, вы поняли, что нам надо в Холокост, и пусть какая нибудь тыловая крыса попробует отказаться! Я сразу ему устрою срамные пляски в кирзовых сапогах с элементами садизма, мазохизма и остального изма!
- Железный довод - тебе бы философией заниматься, - веселясь, сказал Волк.
- Ага, философ хренов, а ты подумал как ты до Холокоста доберешься? - скептично поинтересовался Макс. - У нас же блокпосты на каждом шагу.
- Так у нас же есть совсем свежий, только со склада, лейтенант СС, - ответил Павлушка.
- Вот все счас брошу и буду хуйней заниматься, - в Максе потиху начало расти раздражение. - Как по твоему я обьясню свое отсутствие?
- Ну скажешь что отбываешь по семейным обстоятельствам, что у тебя сдохла любимая канарейка. - на ходу импровизировал Павлушка.
Тут Макс окончательно расвирепел и решил отдаться на произвол своего подсознательного желания, то есть набить Павлушке морду. Павлушка вероятно каким то шестым чувством тоже понял, что ему сейчас дадут по лицу, причем бить будут долго и сильно, и решил сделать тактическое отступление, то есть попросту улепетывать. Но как всегда происходит в нашем мире, этим благим намерениям не суждено было исполниться. Неожиданно всю хату заволокло дымом, и показались огромные языки пламени.
- Че за... - волк подскочил как ужаленый, ему опалило хвост.
- Шухер пацанва! Контору попалили! - неожиданно для себя закричал Макс. - Бежим!!!
И все в едином порыве бросились к выходу. Как только все выбрались из горящей хаты сразу стало ясно, что дом подожгли, тем более что по кустам конопли начали сигать неясные тени, в которых угадывались люди.
- Ебать ту Люсю! - забился в истерике Павлушка. - Там же мой комп остался!
Макс с Волком даже не успели понять что происходит, как Павлушка аки горнный козлина сиганул обратно в горящую хату.
- Сгорит же заживо, из-за какого то компа. - испугался Волк.
- Фига, не сгорит, мы когда в деревню пришли, и Павлушка за пару часов извел наш годовой запас шнапса, тоже спалить его решили...хрен, не горит. - со скукой отозвался Макс, тем более что его больше занимала мысль "а кто такая Люся, и где она живет, а вдруг она свободна, и кто ж ее ...".
Но в это время из хаты вылетел черный, как шоколадный заяц, Павлушка с системным блоком наперевес. Не расчитав разгон он врезался в сарай. И тут все трое увидели на сарае надпись "Раздавим фашистскую гадзину!" и подпись "Тимур и его команда".
- Пироманьяки, мать вашу, клуб юных поджигателей, итить ее через так! - взорвался Павлушка.
Макс с Волком многозначительно промолчали. "Партизаны", - раздраженно подумал Макс. Опять эти чертовы партизаны. Нет от них покоя.