- Сонечка, радость моя, рабочий день таки закончен. Поехали! - приветливо сказал Михаил Моисеевич Симанович секретарю кафедры высшей математики Соне Рубинштейн. Настроение у него было прекрасное. Соня улыбнулась Симановичу, взяла свою сумочку и, покачивая роскошными бедрами, направилась к дверям. Михаил с удовольствием осмотрел сзади девичью фигуру, и поспешил за Сонечкой.

Несмотря на то, что на дворе было начало декабря, настроение у Симановича было самое весеннее. Дело в том, что Михаил Моисеевич был влюблен. Влюблен по-юношески, искренне и безумно. И, как уже догадались самые проницательные фтыкатели, влюблен именно в юную Соню Рубенштейн.
Сонечка, несмотря на свои 25 лет, еще не была замужем. Ее подружки и ровесницы в большинстве своем успели и замуж сходить, иные даже по несколько раз, и детей завести. Сердце же Сони оставалось свободным. Поклонники не сумели разглядеть за не очень красивой внешностью, добрую и истосковавшуюся по ласке душу. И ухаживания пылкого доцента Симановича довольно быстро вызвали у Сони положительную ответную реакцию.

Для Михаила Моисеевича, измученного однообразием семейной жизни, улыбчивая Сонечка представляла резкий контраст с надоевшей супругой. Много месяцев, приходя на кафедру, и садясь за рабочий стол, Симанович поглядывал на Сонечку, с удовольствием наблюдая колыхание крупной груди и упругой попки. Даже небольшие усики, имевшиеся под греческим носиком секретаря кафедры, казались ему весьма пикантными. Постепенно чувства Михаила становились все сильнее и сильнее, пока не переросли в самую настоящую любовь.
Михаил Моисеевич долго не решался признаться Сонечке. Она же давно догадывалась о чувствах немолодого доцента. Но справедливо полагала, что не девичье это дело - кидаться на шею мужчине. Пусть даже и очень неравнодушного к ней. Помогла же открыться влюбленной парочке, как это и происходит обычно при служебных романах, самая банальная производственная пьянка.

В тот день на кафедре отмечали успешную защиту кандидатской диссертации аспирантом Ильей Лифшицем. Его научный руководитель, заведующий кафедрой, профессор Лев Авраамович Чаучелин, сидел на почетном месте - во главе большого стола, накрытого новоиспеченным кандидатом наук. Рядом сидела супруга профессора, рассказывающая своей соседке по столу про мужнины болезни:
- Вы таки себе даже не представляете, мой Лева такой больной! У него болит абсолютно все - и сердце, и почки, и простата…
Лев Авраамович, был полненький, совершенно лысый старикашка, если не считать небольших пучков седых волос над ушами. Но, тем не менее, даже с этих жалких остатков шевелюры, ухитрялся засыпать перхотью кроме своего пиджака, еще и все окружающее пространство.

Льва Авраамовича на кафедре не любили, и не в последнюю очередь за одну его странную особенность. Профессор требовал от студентов, от преподавателей и сотрудников кафедры, чтобы они очень точно и внятно произносили его отчество - "Авраамович", через двойное "а". Назвавший его как-либо по-иному, например "Абрамовичем", становился для злопамятного профессора врагом на долгие годы.
Симанович сидя рядом с Соней, ухаживал за ней, старательно подливая ей в рюмку то винца, то беленькой, и подкладывая на тарелку лакомые кусочки. Близость Сонечки, ее замечательная грудь, нечаяные касания локтем, ну и, разумеется, грамм 300 водки в желудке - все это вместе не на шутку разгорячило Михаила. Он раскраснелся, махал руками, громко произносил тосты, рассказывал матерные анекдоты и сыпал двусмысленными шутками.
Измученный болезнями почек, сердца и простаты пархатый Лев Авраамович под пристальным взглядом бдительной супруги, пил минеральную воду и выбирал со стола диетические блюда. Преисполненный состраданием Михаил с рюмкой водки в руке подошел к нему, хлопнул по плечу, подняв облачка перхоти, и громко предложил:
- Абрамыч, бля! Гони нах свою кикимору, давай ебнем по сто пятьдесят!
Не ожидавший атаки сзади Лев Авраамович, уронил с вилки, которую как раз подносил ко рту, кусочек фаршированной рыбы-фиш. Рыба упала точно в бокал с минеральной водой, выплеснув фонтанчик на брюки профессора.
Шум за столом сменился мертвой тишиной. Все педагоги, открыв рты и вытаращив глаза, смотрели на Симановича. Только нетрезвая Сонечка, потрясенная подвигом Симановича, всхлипывала, задыхаясь от смеха. Красный, как рак, Лев Авраамович молча встал и направился к выходу. За ним семенила его жена, вся усыпанная перхотью супруга. Только за ними закрылась дверь, взрыв нечеловеческого смеха потряс кафедру. Все поздравляли Михаила, трясли ему руку и хотели выпить с героем.
Приняв еще несколько рюмок, Симанович увлек Сонечку к окну, подальше от шумного застолья. После произошедшего, она не могла устоять перед Михаилом, и крепко прижавшись к нему, выслушала первые робкие признания…

Не будем утомлять фтыкателя подробным описанием любовного романа. Как говорится - не в формате ресурса. Скажем только, что присунуть своей подруге Михаилу категорически не удавалось. Не было для этого никакой возможности. Квартиры и у Симановича, и у Сони, никогда не были свободными. Совокупляться на лавочке в парке, или в подъезде, ни Михаил, ни Соня не хотели по причине большой любви, которую не хотелось омрачать столь банальными вещами. Симанович хотел, чтобы в первый раз все у них вышло красиво, как в кино - в мягкой кровати, после совместного ужина при свечах. Или, если не в кровати, то может быть в автомобиле - это тоже будет не по-низменному и простому, а как в голливудском фильме. Они обсудили этот вопрос с Сонечкой, она была согласна на столь долгожданный секс, пусть даже и в автомобиле.
Машина у Симановича была, увы, не голливудская - старая Лада "восьмерка". Ездил на ней Симанович не часто - бензин денег стоит, поэтому стояла она все время на охраняемой стоянке недалеко от дома.

Наконец, долгожданный день запланированного совокупления настал. Михаил с утра побрился, надел целые носки, свежие трусы и рубашку. Сходил на стоянку за машиной и заправил уродливое детище российского автопрома десятью литрами 76-го бензина. Рабочий день пронесся как один миг. Михаил встретил Сонечку после работы, усадил на переднее сиденье, и влюбленные помчались навстречу своей серебряной мечте. Поглядывая краем глаза на колыхающиеся, как море, груди Сонечки, Михаил размышлял. За последние годы супружеской жизни, примерный семьянин Симанович, можно сказать, что совсем никого и не ебал. Ну, разве что только супругу. Или за деньги. Или по-пьянке. Но это все не в счет. Впервые за долгое время он нравился женщине именно как мужчина. Она согласна была ему отдаться, по доброй воле, совершенно трезвая. И не просто женщина, а прекрасная, как ангел Сонечка, на 10 лет младше Симановича, чистая, почти что невинная, со своей такой красивой грудью неизвестно какого размера! Тут было от чего разволноваться.

Соня тоже волновалась. Но немного по другому поводу. Сегодня в обед она взяла в институтской столовой, метко прозванной студентами "Бухенвальдом", салатик из консервированной кукурузы и крабовых палочек. И, похоже, что салат был заправлен не любимым майонезом "Провансаль" Минского маргаринового завода, а дешевой российской подделкой, каким-нибудь "Балтимором". Некачественные российские товары заполнили последнее время прилавки магазинов и рынков белорусской столицы, угрожая здоровью людей и вызывая законный протест у местных производителей. Животик у Сонечки бурлил, во рту стоял ужасный вкус, ее мучила невыносимая жажда. Кроме того, девушку мучил метеоризм. Симанович уже несколько раз проветривал машину, открывая окно, и поправляя висящий под зеркалом заднего вида освежитель воздуха. Соня стойко переносила все мучения, ведь рядом с ней был ее мужчина, а значит, все было просто прекрасно.

Сначала Симанович и Сонечка зашли в пиццерию, где заказали пиццу, пиво, мороженное и кофе. Ожидая заказ, Миша держал Соню за руку, смотрел ей в глаза и страстно шептал на ушко о своей любви. Пока кушали пиццу, и пили пиво, за окном совсем стемнело. Можно было выдвигаться на заранее выбранное Симановичем место. Животик у девушки почти прошел, она доела мороженое, допила кофе, и молодые люди направились к выходу.

Дребезжа всеми своими деталями, стальной кошмар ночных проспектов несся по городу. Симанович включил на полную мощность печку, заранее прогревая салон. Вот и выбранная улица - на ней нет фонарей, и вечером практически не было движения машин, и не ходили пешеходы. Симанович остановил машину и сказал Сонечке:
- Пошли на заднее сиденье.
На заднем сиденье Миша сразу снял брюки и трусы. Соня, тоже сняв джинсы, села к нему на колени лицом к лицу, и страстно обняла. В машине было темно, что, в общем-то, только радовало. Счастливый Симанович получил доступ к сиськам своей мечты. Он залез Сонечке под свитер, расстегнул бюстгальтер, и огромные теплые груди скользнули в его руки. Симанович был на седьмом небе от счастья! Он обслюнявил не только сиськи, но и всю Сонечку от шей до пупа. Член его стоял, как стальной. Пора было переходить к более активным действиям.

Симанович провел рукой по Сонечкиной промежности и получил полную ладонь, собранную лодочкой, густого липкого киселя. Девушка была готова. Она ждала, когда любимый мужчина войдет в нее. Симанович понюхал ладонь. Сонины выделения немного пахли мочой, но что тут было ожидать - ванну принять в машине не было никакой возможности. Михаил нащупал в темноте на сиденье снятые Сонечкой джинсы и брезгливо вытер руку.

Сонечка не была девственницей. В период познания мира, в институте, она как-то по пьяному делу лишилась невинности в общежитии после дискотеки. Но развития ни тот, ни последующие романы не имели, и многоопытный Симанович сразу почувствовал девичью неумелость - Соня боялась даже дотронуться до хуя рукой, не говоря уже про минет или другие смелые ласки... Она неловко целовала Симановича, щекоча его усиками, и ерзала промежностью по его члену, обильно поливая своим липким соком. Но Михаил от такой неловкости распалялся еще больше. И вот, наконец, его пенис вошел в Сонечкину дырочку.

Именно этот день был еще назначен потому, что завтра-послезавтра у Сони должны были начаться месячные. Можно было не предохраняться. Да и какие могут быть презервативы, если у людей любовь, если теперь они всегда будут вместе!? Сделав несколько фрикций, возбужденный Симанович обильно кончил. Вспотевшая Сонечка целовала его в рот, прижимаясь к нему всем телом от лобка до мягкой груди. Симанович, закрыв глаза, гладил горячую спину девушки, ее нежную попочку. Вдруг его палец нащупал между ягодиц упругое колечко ануса. Симанович мгновенно возбудился, его член, так и не вынутый, опять стал твердеть.
- Любимая, а давай я тебе заеду… ТУДА… - прошептал он, указывая пальцем, какое именно место он имеет в виду. Сонечка немого растерялась.
- Я еще никогда… Я не знаю… Как хочешь…- прошептала она. Она была готова на все ради любимого человека. Он ведь такой опытный, и так любит ее. Он не может сделать ей ничего плохого! Все что угодно, лишь бы ему было хорошо с ней! - пронеслось у нее в голове.

Услышав о том, что Соня никогда еще никого не подпускала с черного хода, Симанович опять почувствовал возбуждение. Спереди Сонечка не была девственницей, зато сзади Михаилу оставался неплохой шанс для самоутверждения. Первая целка ушла безвозвратно, доставшись неизвестному студенту-колхознику, вовремя уволокшему нетрезвую сокурсницу с дискотеки на грязную койку в общежитии. Зато вторая целка сейчас достанется ему.

- Не бойся, будет не больно, я все аккуратно сделаю, - прошептал Симанович. Он послюнявил палец и просунул в Сонину попку. Теперь, когда обе дырочки были заполнены, Сонечка закрутилась как жаба на сковороде, стараясь получить как можно больше удовольствия от доселе неизведанных ощущений. Поплевав на пальцы, и хорошенько намазав слюной отверстие, Симанович достал член, и переставил его по новому адресу.
Сонечка застонала. Симанович аккуратно двигал свой пенис, одновременно целуя все доступные Сонечкины места, и гладя ее по спинке.
- Сейчас, сейчас, я быстро, у тебя там так туго… - бормотал он, стараясь не обращать внимания, на то, что его член постоянно чувствует на своем пути какие-то твердые комочки. Он старательно делал свое дело, чувствуя, однако, что его второго оргазма Сонечке придется подождать. Но всему приходит конец, и вот Симанович, застонав, выпустил таки струйку в Сонечкину попку. Поцеловав Соню, он аккуратно стал вынимать член. И тут-то и случилась с Сонечкой беда, которую, как говорится, не ждали.
Растянутый членом Симановича, и не успевший вовремя сократиться, сфинктер девушки, пропустил из прямой кишки, немного - грамм 200-250, жидкого кала. Майонез "Балтимор" сделал свое черное дело. Симанович почувствовал на своих коленях горячую жидкость и замер. Струйки стекали по ногам, достигая чехлов на сиденьях и обивки пола. Сонечка тоже испуганно притихла. На ее попке замерли липке капли. Едкий запах наполнил машину.

Первым пришел в себя Михаил:
- Ничего страшного, если я лезу ТУДА, я же понимаю, что там может быть, - деликатно шептал он. Сонечка сползла с его колен. Разглядев в темноте салона перепачканную коричневым задницу, Симанович тут же понял грозящую опасность:
- Только не садись на сиденье, я сейчас найду тряпку, все вытрем! - Сонечка, неудобно изогнувшись, замерла между сиденьями. Невысокий потолок не давал выпрямить шею, Соня вцепилась в спинку переднего сиденья, и, скрючившись, замерла.

Тут Симанович с ужасом вспомнил, что в салоне машины нет никакой тряпки. Единственная, которой он вытирал стекло и фары, была в багажнике, засунута за запаску. Но как до нее добраться - штаны одеть не представлялось возможным - по волосатым ногам, пробираясь сквозь заросли, медленно ползли густые потоки, увлекая за собой непереваренные частицы Сонечкиного обеда. Присмотревшись, Симанович разглядел желтые зернышки консервированной кукурузы.
- Я сейчас принесу что-нибудь вытереться, - пробормотал он, и, открыв дверь, выглянул из машины. Вроде бы ни прохожих, ни машин видно не было. В одной рубашке и ботинках Симанович вышел на улицу, и, поеживаясь, открыл багажник. Тряпка была в дальнем углу, Михаил перегнулся вовнутрь, и тут вдруг его голый зад оказался ярко освещен фарами. Ударившись головой о крышку багажника, Симанович вынырнул из багажника, и успел разглядеть в пролетающей мимо машине удивленные лица детей, прижавшиеся носиками к стеклу, и разглядывающих непонятного дядю без штанов. Проклиная все на свете, Симанович взял тряпку и поспешил обратно в машину.

Сонечка, все также изогнувшись, стояла между сиденьями. Симанович попытался протереть ее попку, уже почему-то не казавшуюся миленькой, и обнаружил, что промасленная тряпка больше размазывала, чем впитывала. С большим трудом, кое-как приведя себя в порядок, Соня и Симанович оделись. Безобразные коричневые пятна на чехлах заднего сиденья оттереть не удалось. Михаил с ужасом вспомнил, что завтра ему надо будет с самого утра везти супругу по ее каким-то там делам. Пытаясь избавиться от ужасного запаха, Симанович открыл окна, и машина с влюбленной парочкой помчалась по улицам города. В машине стояла напряженная, звенящая тишина. По бархатным щечкам Сонечки текли слезы. Симанович тоже растеряно молчал. Вот и Сонин дом.
- До завтра. Я тебе позвоню, - пробормотал Симанович.
- Позвони… - ответила Сонечка и хлопнула дверью.

Минск, 2003