На середине пути настроение радикально изменилось. Мы сделали привал на заросшем травой поле у дороги. Восток загорался сероватой зарёй, и я подумал, что хорошо было бы никуда не идти, а остаться здесь, в степи… Степь - она хороша просторами, запахом ветра, необъятностью неба. Студенчество теперь ещё и означало новую компанию, некую форму братства и приобщение к новой степени свободы.

Завершение похода ничем примечательным не ознаменовалось. Самым страшным приключением в прилагерном поселке стал переход через большую пыльную площадь, покрытую россыпью бараньих говняшек, и несколько дрожащих собак дегенеративного облика. Подробности появления в лагере можно смело опустить, нас встретили заспанные морды, но судя по количеству пустых бутылок у барака, их вечер прошёл намного более романтично. Была пара человек с разбитыми мордами, однако причиной их травм явились пьяные попытки залезть на верхние ярусы кроватей.

День также прошёл в непонятных шатаниях, знакомствах, разглядывании помятых женщин и попытках наесться перловым супом в столовой. К вечеру появились новые лица. Местная кодла заявилась в составе трёх человек. Они чинно поздоровались за руку с каждым в нашей секции, присели у входа и приступили к беседе. Нашу сторону представляли трое из пришедшей ночью нашей команды. Суть разговора свелась к тому, что нас рады видеть, и что завтра придёт человек пятьдесят - посмотреть на девчонок и пообщаться с городскими пацанами. При этом нам посоветовали бить любого, нарушающего наш покой, с последующим уведомлением любого из троих присутствующих местных рулевых. Это выглядело, как великая справедливость и верх дружелюбия и участия.

В течении последующих пяти суток каждый вечер приезжали местные, общались с девками, имеющими счастье быть одной национальности с пришлыми джигитами, заходили к нам в секцию, а иногда возникали мелкие побоища. Так оказалось, что местных можно было смело запинывать ногами, но при этом кто-то из нас должен был идти за пределы лагеря и спросить у первого встречного мамбета: "Кентай кайда, э? Джигиттер ваших бьют, нах!". В противном случае, по сарыбельским понятиям, драка с местными означала якобы неуважение и прямой геноцид, в чём мы, собственно, убедились, выбив как-то раз нескольких мафосов из женской секции барака. Они ушли огородами, а через час к нам пришёл один из главной троицы с ножом, обещал всех убить постепенно, "нипасретьственна" и "канкретьна". Ему налили стратегически запасённой водки, после чего он утих и остался спать в нашем бараке на полу.

К вопросу о том, чтобы один раз собраться толпой и мощно всех отпиздить. Местное население превышало нашу численность во много раз, кроме того, локальная милиция нам объяснила, что при нанесении какого-либо телесного ущерба даже самому последнему уроду, как минимум пять студентов-абитуриентов будет закрыто в КПЗ до выплаты значительной суммы. Наши доблестные преподаватели уныло подтвердили сей факт, и тогда мы поняли, что деваться особенно некуда, и до возвращения в цивилизацию нам необходимо просто как-то дожить. Возвращение же домой до прекращения срока сельхозработ было в принципе возможно, но при условии, что не желающего страдать студента заберут родители. Хитрость, однако же, была в том, что родители могли приехать за чадами в лагерь только при наличии пропуска в пограничную зону, который, естественно, никому просто так не выдавали. Нам же эти пропуска были оформлены ещё в городе, так сказать, групповым способом по необходимости чисто производственного характера.

Что касается самого производства - всё было прозаически просто. Утром на грузовиках всех без различия по половому и возрастному признаку вывозили на кукурузные поля. Там выдавали мешки и отправляли вдоль рядов кормовой кукурузы, початки которой предполагалось собирать руками, накладывать в мешки доверху и тащить их к грузовику. Смекалистые юные абитуриенты во главе со мной очень скоро поняли недальновидность методики сбора без грузчиков в кузове машины. Мы на пальцах разъяснили ситуацию местному бригадиру и вызвались немедленно приступить к обязанностям грузчиков на борту.

Нашу инициативу оценили, и со второго дня работ мы валялись в кузове на куче кукурузы и изредка помогали особо красивым студенткам поднять мешок до края борта. Второкурсники отнеслись к подобному положению "щеглов" (то есть нас) крайне враждебно, однако наши позиции были уже закреплены штатным расписанием и дружественным посылом всех несогласных на хуй. Кроме того, мы воззвали к братскому отношению со стороны старших студентов на основании того, что мы всё-таки проявили себя, как правильные пацаны при разборках и сборе средств на спиртное. Так или иначе, семь человек из ста пятидесяти "волов", включая меня, работали грузчиками. И более того, нам доверили непосредственное вождение грузовиков вдоль полей, пока основные водилы загорали у далекого ручья и наёбывали друг друга в ази и буру.

Так я научился водить ГАЗ-53 на том уровне, когда удавалось очень медленно подъехать к собирающей кукурузу бабе, резко нажать на сигнал, а потом сбить колесом её мешок, стоящий на борозде. Понятно, что претензии от работников на земле грузчики в кузове не принимали. Зато мы позволяли уставшим на жаре теткам забраться к нам в кузов, отдохнуть и попить холодной воды из фляжки, пока машина проезжает дальше по полю. Таким образом, у грузчиков появлялся шанс сделать первые шаги на пути к столь желанному удовлетворению половых инстинктов. Оставалось, как говорится, дождаться темноты…

(продолжение следует)