Исповедь с прологом и эпилогом:

Пролог
Мало что может сравниться с горечью обворованного человека. И горечь эта слильнее во сто крат, если обворован ребенок.

Середина семидесятых, прекрасная пора моего раннего детства. Мне четыре года, я всеобщий любимец, красивый мальчик, с большими карими глазами и смуглой кожей. У меня любящие родители и тяжелая, но излечимая болезнь сердца. Я лежу больнице, куда меня срочно положили, и в которой я провел почти год. Постоянно меняются соседи по палате, всех уже не упомнить…Но однажды положили в палату, где я считал уже себя хозяином, мальчика, назовем его Леша.
И не взлюбил я Лёшу. Ну пиздец, как не взлюбил! Ссался он, во сне орал, конфеты мои пиздил. Думаю как бы его извести. Думал, думал и придумал:
Небольшое отступление:
В больнице меня , естественно лечили, и лечили ни как-нибудь а таблетками, поршками и уколами. Причем принимать таблетки и порошки нужно было рас 6 в день, в том числе и ночью. То же и с уколами (бля, до сих про на тех местах от уколов шрамы).Н меня, понятное дело, очень быстро это заебало, и я говорю медсестре:"Тётя Галя, а хули по сто раз в сутки пилюли ваши шарлатанские глотать, и год (!) в больничке кантоваться? Бля, ведь, ясен хуй, лучше сразу все сожрать и тут же выздороветь!". Тетя Галя, естественно от моего недецкого ума слегка охуела и говорит: "Э, нет, брат! Нихуя! Если сразу много этих таблеток и поршков выпить, то можно и кеды к стенке поставить". И короткий разговор этот крепко засел в моей маленькой но хитрой голове.
Так вот, любезный мой читатель, возвращаюсь к началу.
... Думал, думал и придумал. ПРИДУМАЛ! Созрел у меня в мозжечке коварней план: а не травануть ли мне Лешу порошочками? Таблетки не годились, ибо плохо растворялись в чае (испытания на скорость растворения я проводил собственноручно).План состоял из двух пунктов: а)- саккумулировать порошков изрядное количество, такое, чтобы проблема была решена кардинально, без полумер, но при этом нужно было не вызвать подозрений,
б)подсыпать их Леше в чай за полдником.
Сказано-сделано!
Пункт а был реализован достаточно легко, поскольку я в больнице был уже старожилом, и всякой хуйни, типа выплевывания таблеток под кровать за мной замечено не было, и я производил впечатление довольно-таки самостоятельного человечка (не даром моя бабушка называла меня "прораб", когда я к ней в гости приходил, типа: "Ой, бля...все, пиздец, Прораб пришёл щас руководить начнет") то контроль за глотанием лекарств был в отношении меня ослаблен. Короче, контроля ну нихуя не было. Вот приносят мне лекарства в такой деревянной коробке с ячейками и говорят, мол, давай, хуячь давай! Я: "Одну минуточку, сеньорита! не видите, пиратский, нах, корабль рисую, ща бля, дорисую пока вдохновение не прошло, а потом и пилюльки ваши ёбну!" Вот, таким вот образом...
И в один прекрасный день, на тихом часе, когда после сытного обеда легко думалось и мечталось, понял я, что нужно, наконец, действовать.
... Принесли в палату полдник: там хуйню какую-то, то ли яблоки то ли картоху в мундире (говорят, очень помогает от сердца, то ли банан НО (!) с чаем!

Для реализации пункта б требовалось отвлечь внимание жертвы, в идеальном варианте выманить из палаты. Ну, понятно, чем можно еще выманить ребенка из палаты: Думайте, нах! Кто лежал в больнице, или был в пионерском лагере , знают! РОДИТЕЛИ, БЛЯ ПРИЕХАЛИ! Ну, я захожу в палату и говорю, Леха! К тебе вроде (сцука, хитрый я был, не утверждал ничего, так, как будто, мог ведь и ошибиться!), тока их че-та не пускают, говорят, что ты спишь еще, беги, докажи, что ты не спишь нихуя! Он стрелой из палаты.
Ну, я, ясен хуй, тут же порошочки, которые для удобства в один пакетик ссыпал, в чаек ему захуйарил и тихонечко так ложечкой размешал, как говориться до полного растворения. Хочу представить свое лицо, когда я это делал, но не представляется почему-то.
Леха вернулся, съел свой полдник, ну и чаечек -опанньки! Ну выпил он чаек, значит, посидел, посидел, потом лег и глазки закрыл. И так и лежит… Бля я-то так обрадовался. Лежу, значит, жду, когда обнаружат. Сам, думаю, не пойду докладывать, чтобы на себя, значит, подозрения не навлечь. Настает время ужина, приносят еду, Леша лежит. Нихуя не встает. Даже кашка овсяная его нихуя не вставляет. Я съел свою, думаю, может и его порцайку съесть, она -то теперь ему не нужна, но, думаю, пусть лучче щас заметят, чем мне всю ночь с покойником в одной палате спать. Приходит тетя Галя:
- Ой, а че это он спит и спит?
Я отвечаю:
- А хуй ево знает! Так с полдника и дрыхнет.
- Надо разбудть его!
- Будите, Тетя Галя, только вы уж его посильнее трясите, а то он обычно очень крепко спит!
Она его давай трясти. Я лежу уссываюсь со смеху, но смеяться в голос не могу, думаю: "Трясите, трясите, тетя, бля, Галя! Может чего и дотрясете! А нехуй! Нехуй было мой зефир воровать! И полено сливочное!".

И тут, тут случилось то, от чего я чуть не расплакался. Леша открыл глаза…. И промычал что-то. Ожил.. бля… ожил… Нет слов, чтобы передать мою досаду. Просто полнейшее разочарование, просто самому жить не захотелось…
Открыл глаза он, сел, рожа красная изо рта слюни текут, взгляд осоловелый, глаза туманные…
Я был готов броситься на него и растерзать ногтями, загрысть зубами, задушить…Но пришлось подойти к медсестре, которая сидела перед его кроватью на корточках и спросить :
Ой, Тетя Галя! Что это с ним?
Так и остался он жив.

Эпилог:

Так вот, что я хотел этим сказать: Надо все делать на совесть. Ну, вот кто мне мешал спросить у медсестры, какая смертельная доза этих порошков? Тогда не вышло бы конфуза.
А в больнице меня вылечили, так, что никаких остаточных явлений нет. Огромное человеческое Спасибо докторам.
Кстати, интересно, села бы эта медсестра?

Профессор Протуберанцев