Отец Никодим исправно служил обедню, когда почуял, что его кто-то сзади тянет за рясу. Тогда, подумав, что это собака, Никодим пнул ее потихоньку ногою и между песнопеньями прошипел:

-А ну, пшел вон, сучий потрох! Откуда тебя только занесло?

Однако в ответ он услышал далеко не взвизгивание или лай собаки, а какое-то странное похихикивание. Оглянувшись, отец Никодим нервически скомкал молитвенные речи и попятился боком. Он увидел метнувшегося в темный угол маленького чертенка.

«Откуда ж в церкви-то святой нечистый взялся?» - подумал отец Никодим про чертенка, словно бы он держал при этом в воображении своем не образ сатанинского отродья, а зрил некое вредное насекомое наподобие клопа или таракана.

Никодим перекрестился. Но на этот жест чертенок скорчил мерзкую рожицу и погрозил издалека своим маленьким членом.

«Хуем грозится мне! – отец Никодим пошарил вокруг чем бы кинуть, - Пакасть какая!»

Не найдя ничего подходящего, Никодим швырнул в чертенка лежащей перед ним книгой – толстенным фолиантом, солидный вес коего чуть ли не в четверть пуда был внутренне одухотворен священнописанием в буквальном смысле.

Но ни духовный, ни материальный атрибуты фолианта не произвели особого впечатления на гостя из преисподней.

«Крестом в него что ль метнуть?» – подумал Никодим, оценивая реальность такого мероприятия, тем более, что свинцовый позолоченный крест был воистину увесист. Но все ж возможность бед такого крестометания остановила поступок Никодима. Он замахнулся, но бросить передумал.

Воспринимая это как миротворческий жест, чертенок мгновенно заправил член свой в штаны и, подковыляв к Никодиму, произнес:
-Не убивай меня, отче, я к тебе с божьей милостью пожаловал.

-С какой такой еще божьей милостью? – Никодим насупился для устрашения нечистого и вознес крест.

-Да не маши ты этой тяжестью, отче, неровен час себя ж и расшибешь намертво. А милость – вот она, отче, в виде небесной грамоты.

Никодим увидел, что чертенок тянет ему какую-то солидную бумагу. Потому он сменил свой гнев на милость, ибо он уважал документ и важную бумагу, таковым считая и Писание. В грамоте он прочитал следующее: «Грамота! За особые заслуги перед Царствием Небесным. Награждается Отец Никодим, святой угодник Нижнегорьенской церкви, Коровинского района». Затем к этим словам с оттиском было добавлено для чего-то четверостишие следующего содержания:
«Наш Никодим служит Богу исправно,
Святые молитвы поет он так славно.
За это его мы возносим и славим,
Поем ему оды и так сильно любим».

Сперва Никодим совершенно повелся аки дитя на этот стих, но потом он почуял что-то не то: -А чего это за рифма такая в конце-то? Неужто в Царствии Небесном не могли рифму ладно подобрать? Да и вообще чего это за хуйня, прости Господи, зачем этот стишок глупый нужен?

-Ладно, - сказал чертенок, это все действительно хуйня по большому счету. Грамоту можешь оставить себе на память. Я по другому делу к тебе пришел.

-Душу мою купить хочешь, ирод!

Да ну нах мне она сдалась, отче. Много я на ней возьму на твоей душенке-то?

Никодим задумался, он не был особо горделивым конечно, но заметил:

-С дясяток наберешь, может чего и наживешься. Так чего ты явился мне?

-Хочешь побыть нормальным человеком, ну хоть денек? Без молитв там, постов этих злоебучих, без воздержаний, откровенно говоря, тупых.

-А как же Он? – Никодим указал перстом на небо.

-Да ты гонишь, отче! – чертенок зацепился за край иконы, поболтался немного и спрыгнул на пол, - это ж кайф, эйфория, Эдем одним словом. А рай это ж и есть Небеса! Дубина ты!

-А оно и верно, - отец Никодим почесал в бороде и медленно опустил крест на пол, поскольку тот изрядно оттянул руку, - а ведь прав ты, чертило, что Эдем и есть рай. Чего-то у меня оно эдак не ложилось в голове. Чего-то мне казалось что пост соблюдать надо и в Эдеме…

-Не, ну ты ж полный долбоеб, отче, - чертенок захихикал и показал Никодиму несколько движений, что легко могли сойти за имитацию весьма амплитудного коитуса, - скажу тебе честно, твоя жизнь – полный отстой!

-Погоди, как же это?! Ведь молитва и пост они ж дух крепят, врагу пройти не дают.

-Это тоже, отче, полное гонево. Лажа! Маразм они твой крепят, да процесс дефикации.

-Как же!? – отец Никодим был изумлен, он впервые увидел иную сторону такого фактически беспроигрышного дела, - А ведь точно они крепят, когда до ветру ходишь. Ну а ежели жирного поешь, то оно так потом легонько выходит, что просто душа поет.

-Вот, видишь! – чертенок попробовал поднять крест как штангу и чуть не надорвался, - а ты говоришь – «врагу не дают пройти». Не врагу, а калу – он главный враг рода человеческого! А баб ты часто ебешь? – чертенок погрыз крест, увидел свинец внутри и презрительно сплюнул.

-Да ведь воздержанием креплюсь!

-Тут ты, извини, и вовсе ослабеваешь и виснешь. Импотент короче!

-Что ж ты такое несешь, черт ты чумазый!!! – отец Никодим хоть и верил в важность воздержания, но импотентом действительно не являлся.

-А! Стоит значит хуяка! – чертенок засмеялся, - покажи-покажи хуй! – стал он дразниться, но затем спокойно и с укором сказал, - а ведь уверен, что ты дрочишь.

-Да как ты… - возмутился и вмиг осекся отец Никодим, лицо его покраснело и он отвел глаза в сторону.

-А-а! Вижу по глазам, что дрочишь!!

-Да всего-то пару раз и было. Ну совсем, пойми ты, вражина, не вмоготу стало, аж взор помутился. Ну я и того…вздрочнул. Так оно быстро, враз брызнуло и все уж, полегчало в момент.

-Это ты не мне будешь оправдываться, а Всевышнему, - перебил его чертенок и затем добавил, - дурак ты, отче.

-Почему это?!

-Потому что можно не в кулак брызгать, а кончать прямо в бабу.

-Это ж грех! Как можно такое!? – отец Никодим попытался возбудить в себе чувство негодования, но уже сам подумал, что ведь и вправду в бабу оно приятнее.

-Когда ты последний раз с бабой был?

-Да-к один раз и было всего, по молодости грех меня попутал.

-А ведь она до сих пор тебя любит.

-Как же так?! – отец Никодим был пригвожден этими словами словно к распятию и что-то внутри его такое ожило, знакомое, но забытое, - неужто помнит?

-Во-во. – чертенок поковырялся пальцем в носу и щелкнул козявку метко в лоб Николаю Чудотворцу. В любой другой момент Никодим бы задал сатаноиду взбучку за такое вот непристойное и граничащее со святотатством раскидывание козявок, а тут не смог. Руки его опустились и взор ниспал долу.

-А-а! Вспомнил, черствая твоя душа. Бросил молодую бабенку в расцвете сил, подался в блаженные. Ну и чего ты выгадал, дурак юродивый? А она без тебя мается, мучается, когда вон ты свой шланг здоровый как отрок тешишь рукоблудием.

-И то верно… - Никодим стал чесать затылок, рука креститься в такую минуту не поднялась. – А можно что-то придумать!? – отец вдруг встрепенулся и ожил новой силой.

-Другой разговор! – чертенок перестал ковыряться в носу, - вот это мужская, бля, скажу я тебе, отче ты мой, позиция. В натуре! Все можно устроить, но в начале следует подготовиться.

-Так это нужно чтоб тихо все прошло, - подумал вслух отец Никодим, - чтоб без лишнего шума.

-Да тихо все сделаем, - чертенок подмигнул, - за это, отец, не беспокойся. Деньги-то у тебя, надеюсь, есть для мероприятия?

-Откуда деньги у святого, - вдруг как-то неестественно запел молитвенным слогом Никодим.

-Да откуда-откуда, - передразнил чертенок, - приход-то поди есть. Не духом же святым ты чрево набиваешь перед сном. И крест свой свинцовый не за милость божью золотил червоным.

-Эх, - отец Никодим махнул рукой и вынул заветный ларь, - главное чтоб синод не пронюхал. А я потом обратно доложу, - сказал он и запустил руку в целый ворох мирских, но вполне ценных бумаг.

-А не рискуешь? – чертенок прищурился, - испугался небось уже, наделал под рясу, ги-ги-ги…

-Сам ты черт трусливый! А ну не дразнись! – отец Никодим хлопнул крышкой ларя, - Ну, да, Господи, не подведи!

***

Выпив первый стакан белой, отец Никодим почуял с непривычки как в голове славно зашумело и повело.

-Еще давай, - приказал он официанту.

-Закусывать будете? – спросил официант, услужливо наклонивши вперед свою переднюю часть в белой рубашке.

-Будем, Господь тебя разнеси!

-Севрюжина, стерлядь, осетрина в соусе – это есть из фирменных рыбных блюд у нас сегодня…

-Неси, пропащая твоя душонка! – отец Никодим опрокинул в себя второй стакан и топнул.

-Чего нести?

-Все неси, чего назвал, греховная твоя натура! – когда отец Никодим начал бушевать, то из него предварительно вытряхнули счет, а уж затем выставили из заведения. Правда, как представителя духовного сословия бить не стали, а лишь сделали синяк под глаз.

-Ух, чревоугодники проклятые! – погрозился Никодим постфактум распятием. Внутри его сознания все плыло, а само сознание наполнялось предчувствием Эдема.

-Скоро там, приведешь ты меня уже?

-Скоро-скоро. Не волнуйся, - чертенок виртуозно бегал и петлял вокруг ног Никодима. Это было делать действительно уникально сложно, учитывая, что захмелевший в хлам Никодим, путался в рясе, валился почему-то влево и двигался вдоль заборов, иногда натыкаясь на столбы.

-Переодеться бы тебе надо, отец! Ты ж этим видом непристойным людей пугаешь. Да и бороду б следовало подстричь – ты ж бородой девку только щекотать будешь.

-Пойдем, - Никодим махнул рукой и за час он принял совершенно неузнаваемый вид. Это был теперь необычайно самоуверенный в себе и даже вполне разнузданный мужчина средних лет, лиховато глядевший на проходящих мимо него женщин каждым косоватым на сей час оком.

И взгляд этот был страшен тем, что по нему можно было абсолютно стопроцентно догадаться, что вы встретились с серийным сексуальным маньяком. Но отец Никодим не знал всего этого, он шел слепо вперед с сердцем наполненным любви к забытому им когда-то женскому существу и с несравнимым ни с чем желанием познанья женской сути.

Пока они шли какими-то подворотнями, дворами, переулками, извергавшими ужасный запах аммиачной мочи, отходов, тухлятины и прочей гнили, заметно потемнело и Никодим стал шарить пространство руками.

-Тише тут иди, - предупредил чертенок, - видишь – вон начинается Эдем.

Правду говоря, было жарко как в аду. Тлели какие-то угли и бросали в стороны оранжевые блики. Еле-еле был заметен приглушенный красный свет.

-Ох и жарко тут, - пот градом катился с отца Никодима.

-Так разденься, - посоветовал чертенок, - сюда-сюда, тише, на цыпочках. Вот она, ложись на нее и познай ее.

И тут Никодим различил прямо перед глазами в тусклом свете бликов обнаженное женское тело. Член у Никодима встал как деревянный. Он лег сверху на женщину и удачно сразу попал членом куда ему было надо.

-Ох, и хорошо же, Господи! О-о-о! – завопил Никодим от счастья.

Женщина завизжала и оглушила Никодима, а он уже ухватил ее в охапку и наяривал сногсшибательным любовным темпом.

Когда в парильном помещении включили свет, то все увидели, что здоровенный голый мужик, тайно проникший в женское отделение в невменяемом состоянии насилует несчастную посетительницу и поет, при этом ужасно фальшивя, какие-то церковные песнопенья.

На суде синода отец Никодим орал благим матом и божился:

-Это чертенок меня попутал. Это он заставлял меня деньги красть!!! – при этом порываясь поймать беса.

-Так он еще и деньги крадет, - прошептал один судий другому, - что ж за кадры пошли нынче. И куда только Господь смотрит…

А уже после заседания уголовной медицинской экспертной комиссии отец Никодим, а в миру гражданин Сироткин, будучи облаченным в смирительную рубашку, был препровожден в закрытую палату для буйных.

Последнее время Сироткинзанимался тем, что пытался плевками достать прыгающее по потолку бесовское отродье и улыбался, когда метко попадал. Санитар, проходящий мимо Сироткина строго при этом заметил:

-Опять оплевал себя с ног до головы, сукин сын. Не, ну надо ж какие дебилы бывают. Сам себя обхаркает и лежит улыбается, бля, урод!