1

Пизда инженера.

Утро не задалось, и сегодня инженеру не хотелось ступать на работу.
Он сделал самое простое в этой безвыходной ситуации – позвонил в свою мини - контору и жалобным голосом (да чуть с хрипотцой и покашливаньем, все как надо!) сообщил, что явно несколько переборщил и, впоследствии – приболел гриппой. На работе сказали - мол, - неплохо, хорошо - мол, болей себе на здоровье, дряблый человечишка!
Он еще несколько секунд внимательно отслушал дальние гудки, которые равнодушно посылал в него телефон. Почесал оранжевой щетиной дырки в рыжей трубке. Немного подумал о природе электричества. Вспомнились круглые батарейки от фонарика и, как в детстве с ребятами плавили в котелке и на сковородке свинцовые пластины.
Разделавшись таким образом с работой, инженер, как следует пролил цветы и некоторое время сосредоточенно постоял голым перед окном.
Где-то на улице работали невидимые отбойные молотки. В листве недурно пел хорошо замаскированный птах-соловейко. Включил телевизор, провёл пальцем по пыльному экрану. Понюхал. Пахло папой. Уже открыл рот и перекосоёбил лицо для кошмарного чиха, но передумал.
Посмотрел в пустую миску на кухне. Вспомнилась бабушка и её нелепый пост. Тогда она тайком все-таки питалась пирожками с печенью, которые нам пекла мама. А на чердаке всегда пылила моль.
Захотелось перекусить. Призывно ныли чресла.
По телевизору, известный доктор философии обстоятельно рассказывал о тайных наёбках Зои Блаватской. Все там было непонятно, а посему было нам скучно. Постановочный зевок.
Инженер переключил канал:
«А вот небольшой сарайчик, плетенный из ивняка, – здесь Антон Павлович наказывал скот» - с любовью в каждой складочке звука объяснял оцепеневшим детям косматый краевед-любитель.
Ишь, ты, и до чеховских мест добрались, молодцы! Инженер неловко пожевал губами.
Ещё один телевизионный щелчок.
По сцене, поигрывая своими глупейшими трицепсами, похаживала гнойная поп-звезда Мадонна. При виде её лифчика, прикрывавшего обшарпанные груди конусоидальными пирамидками, инженера чуть не вырвало.
Что бы не мудрствовать с лукавым, инженер решил приготовить себе на завтрак глазунью. Благо, мама привезла из деревни лукошко прекрасных деревенских яиц с оранжевыми желтками. Но вот помидор и колбасы почему-то не оказалось. Скажу вам по секрету, что эти яства гниют в пакете в коридоре. Засунул в шкаф и благополучно забыл.
Память, память!

Яичница была изготовлена из трёх яичек.
Жар от плиты густо валил в обнаженное брюхо.
Инженер соскреб последние остатки жидко жареной с луком эктоплазмы себе в тарелку, приправил майонезиком, мягко поперчил. Поставил перед телевизором табуретку, принёс на него тарелку, грубо нарезал черного хлеба.
Понюхал нож.
Хотел, было, сосредоточиться. Почесался.
«Самый лучший наш детский порнографический писатель опять взял гран-при за лучший сценарий…» - неожиданно раздалось из телевизора.
Горячий пузырь яичницы соскользнул с вилки и шлёпнулся на тёмный горбик полового члена.
Капли майонеза трогательно застряли в рыжих волосках.
- Ай, блять! – вскрикнул пораженный инженер, ему было чрезвычайно горячо и больно.
Вскочив, он сбросил с ляжки остатки скользкой массы на ковёр и побежал в ванную, там он опрыскал при помощи клинообразно сложенных ладошек обожженное место холодной водой и пошел на кухню за тряпкой - прибрать к рукам майонез…
Потоптался легкими ногами по мокрому кафелю. Вздохнул.
Всю эту ночь маленькая гадючья пизда отчаянно бросалась в спящее лицо.
А вот когда я кончал ей на лицо, она кричала от счастья, я от ужаса.
Усыплённые девственницы с криком проснулись. Огляделись. Вроде все в порядке, но где-то мы не там, и внутри между ног не все так лежит, как вчера. Почему связаны руки? Почему у меня связанные руки? Кто и зачем мне связывает во сне руки, а?!
Тяжело, очень тяжело с утра сдирать со своего влажного тела сухие водоросли сна. Но ничего, ведь мне снилась голая мама…
Мудрый лесник Трофим с удовольствием показывал заблудшим охотницам за грибами свой крепкий берёзовый корень. А я ведь никогда за грибами…
Хватит! Выхожу к единственной в дорогу.
После всех утренних несчастий инженер решил пройтись, прогуляться.
Еще раз умылся, прочистил нос, избавился от навязчивого запаха. Почистил щеткою пиджак.
Странно, но в доме никогда не было тараканов.
Какие бы дела мне сегодня поделать? Телефон-квартиру оплатить? Может
завалить к кому, или просто на тёл потаращиться? Ведь всяко свое время можно препровождать. Покормить утей. Разорить синичник. Толкнуть свинью в рыло.
«Чуваки, приезжайте скорее, у меня тут напряги, нужно отпиздить охрану макдональдса!» – возбужденно кричал юный головорез в телефонную трубку. Шея в прыщах. Грязные джинсы.
А как вы думаете, такие люди очень суггестивны?

Он вспомнил сегодняшнее отвратительное пробуждение, инцидент с глазуньей, потрогал несчастное место, и шепотом сказал: Вот ведь, денёк, блять! Какое-то у меня сегодня поэтическое настроение… видимо будет мне с верху какой-то бонус сегодня!
Вообще-то он был не очень счастливым мужчиной, - то во сне вскрикнет, то пукнет не там, к тому же он всегда знал, что Metallica – всего лишь юмореска.

Постоял на остановке, покурил, беззастенчиво наблюдая женскую жизнь.
Дождавшись, инженер уселся в трамвай и собрался изучать книжку Бродского. В предстоящее лето он, знаете ли, желал многое прочесть.
«Эх, ты! Буратина ты, простофиля!» - отчитывал дедушка приземистого ушастого внука не сумевшего дотянуться до компостера и пробить билетик.
Инженер заглянул через плечо в газету к очкастому соседу от седого затылка которого отдавало тёплым уксусом.
«Российский секретный агент внедрённый в террористическую сеть оси зла носил кличку «Чмо». В Чечне ему отстрелили обе машенки» – отрапортовал один из заголовков.
- Вот, ведь дожили! – с горечью подумал инженер, грамотеи! Он заерзал поудобней и погрузился в неслыханное поэтическое чтиво.
Скоро в вагон салон переполнился и к летней духоте прибавился разгоряченный запах юных тел, дышать стало практически нечем.
«Не бегай по литературе, не бегай, вспотеешь!» - подумал он про Бродского и стал тесниться к выходу, у него у самого по спине начали струиться весенние ручейки.

На остановке инженеру почему-то припомнился разговор со своей девушкой:
- Света, а ты себе чесночку в борщ подрезала?
- Не-а!
- А это почему же?
- Не охота!
- Подрежь, ну-ка, подрежь!
- Да не хочу я, отстань! У меня изжога потом и отрыжка тяжелая!
- А ну, давай режь, а то триппером заражу!
Он потом долго смеялся своей остроумной шутке. Да, где ты теперь Светка!
Кто теперь подрезает чесноку в твой жирный борщ? Э-хе-хе!
От таких воспоминаний захотелось кушать.
Так сказать, питануть.
Он быстро нашел подходящее место.
Кассирша, она же, повариха, она же раздатчица была большой и красной, её невидимая помощница истерично хохотала где-то в клубах пара, среди кастрюль и сковородок.
Неожиданно хохот стих и из пара появился маленький усатый мужчина с черными весёлыми глазами, красная женщина в белом халате посмотрела на него так неодобрительно, что мужчина, взяв мясной пирожок, поспешно удалился во влажный мрак.
Судя по всему, эта женщина была оборудована очень мощной пиздой.

В забегаловке инженер заказал и употребил солидную порцию пельмешек «холокост» ручной лепнины, мрачный беляш и запил все это дело потной кружкой жигулёвского.

Уже на выходе он услышал, как зовут повариху. Звали её Машей. Марией Егоровной.
Скажу вам по секрету, что Мария Егоровна действительно, представляла из себя чрезвычайно ебливый станок.

Выйдя, расслабив ремень на пару дырочек, и сытно закурив, он, через лес собрался направиться к железнодорожной станции, желая следовать далее на электричке. На инженера, как это обычно бывало после обеда, опустилось благостное настроение. Его чайник с любопытством завертелся во все четыре. Добрые глаза примечали всякие бесполезный мелочи.
Хотелось жить, мокнуть под осенними дождями, слушать пронзительные крики детей и таинственный скрип деревьев, хотелось дышать пухлыми облаками, ждать поезда в метро, быстро плыть в прохладной реке, хотелось жадно курить, хрустеть сапогами по листьям, хотелось смеяться и делать друзьям нужные, остроумные подарки…
Но при всем при этом инженер кожей чувствовал, что откуда-то к нему неизбежно приближается сиреневая пизда.
Вспомнилась нелепая встреча в кафе неделю назад. Полгода общался с человеком по интернету, при встрече оказалось – ушастое говно. Любопытный слизень.
Или, все-таки слизняк?

«Извини, дорогая, что мне пришлось задержаться сегодня, но я, наконец-то, выебал кота» - такую примерно фразу всегда хотел сказать он своей воображаемой жене, когда он, мол, задержавшись в гараже с приятелями, придёт домой в жопу пьяный. Не довелось. Ни первого, ни второго, ни третьего.

Прошел через рынок.
На рынке старушка кудахтала, нахваливая свой товарец:
- Укропчик, лучок, огурчики, всё чистенькое, домашнее, свеженькое, мытое…
- Знаем мы ваше мытьё, - потом полдня на толчке сидишь, укропчиком дрищешь, - сердито подумал инженер.

У в хода в лес, где деревья пожиже, шумела компания невнятно одетых мужчин. Дымился костёр, трещали ветви, рыжий подросток деловито возился с консервной банкой, ему пытался помочь рослый дядька с небольшой пламенной бородкой, но подросток не давал банку, а отнять было трудно потому, что ножки мужчину держали весьма и весьма ненадёжно.
От развесёлой компании незаметно отделился лысый старичок, осторожными шажками отошел и тихо накакал.
Но этого инженер не видел.
Где-то в кустах сладко взвизгнула женщина.

Через несколько минут инженер уже был схвачен хулиганами. Некоторое время он, как рыба, бился в мозолистых руках. Они увезли его хилое тело на частную квартиру.
- Ух, тыш, нихуя себе, блять! - только и сумел быстро вскрикнуть он про себя своим противным голосом.

2

Тугие мошонки.

Костя не очень любил своего города.
Костя ждал расплаты.
Он ведь прекрасно знал, что она неминуема.
Нет, он никому особенно не должен был денег, он не совершал крикливых преступлений, не рвал, не жег, не резал. Но подспудные тяжелые мысли о страшном возмездии бродили под светлой шапочкой коротких волос. Что-то должно было произойти, человек ведь не может жить вот так, совершенно безнаказанно. Любая бытовая мелочь – это ведь не просто так, что-то за этим ведь стоит, не может не стоять, что-то шевелится, кроется, растёт…
Откуда все это? Совершенно не возможно что бы наше существование было чем-то совершенно безвозмездным, и таким вот совершенно неоправданно беспечным.
Костя подозревал зреющую расплату. Она, как дальний предгрозовой гул за тяжелыми горами, росла и ширилась, медленно, угрожающе приближаясь. Смерь это, конечно, всё понятно - это не страшно и бывает со всеми, но ведь есть ещё какие-то наказания, до загробные, так сказать, мучения, какие-то инфернальные пытки, невыносимая душевная резь…
Костя все это подозревал и ждал. Он знал, что это непременно случится, но когда, как? Что нужно сделать, что бы хоть чуть-чуть подготовиться? Как защититься, уберечься?
Он даже примерно представлял свои ощущения, свое слабое сопротивление и вялую сдачу. Мысли о неизбежном наказании стали посещать его примерно во второй четверти девятого класса.
Костя закончил институт, нашел себе работку ничего, по специальности, но мысли не отступили, напротив - окрепли, стали изощренней и потихоньку разрастались – неторопливая раковая опухоль. Как бы подстраховаться?
Раз-два-три, раз-два-три по ступенькам, - и вот мы во дворе.

Природа на улице стояла такая жаркая, что мгновенно сомлела пися.
Перейдя дорогу, Костя увидел в переулке оранжевых горцев-рабочих безжалостно разворотивших асфальтовое нутро. Хачики, яростно стиснув жирными лапами отбойные молотки, угрюмо углублялись в площадную плоть. Их волосатые груди страшно тряслись. Костя улыбнулся и представил себе свои бессмысленно трясущиеся бледные груди. Один хачик оставил работу и задумчиво уставился на Костю.
Косте стало неприятно, он отворотился и пошел дальше.

Мимо прошла маленькая девушка в синих шортиках, писька еще - козявка, небось. Хе-хе-хе, не боися - вырастет большою пися! Когда ни будь да вырастет, моя же выросла!
Какое забавное слово «вскакивает». Смотрите-ка, ребята, мой кал вскакивает! Я ведь тоже когда-то страдал разжижением воли.
Всё дело в мудрых человеческих отбросах. Не больше – не меньше.
Костя был очень жалостливым человеком.
Жалко ему было всяких сирот и калек-попрошаек, но как им дать денег, ведь у них же нет рук! И он, ласково улыбаясь, проходил мимо. А еще у Кости был своеобразный юмор:
«Молодой человек, у вас шнурок развязался!»- заметила как-то внимательная девушка в очереди за тортами.
- Это не шнурок, это у меня глист провисает» - важно отбрил её Константин, потеребив штанину.
Жарко было так, что хотелось лизать грубую кору дубов и просить, просить…
На остановке Костя ждал не очень долго, транспорт подали почти мгновенно.
Благо были свободные места, он сел у окошка, рядом немедленно погрузился приятной полноты мужчина и развернул газету. Костя задышал свежей печатью. В щель форточки кое-что струилось. О чём бы подумать?
«Знаменитому певцу Филиппу Киркорову неизвестные хулиганы зачем-то просверлили залупу. Охрана певца была жестоко избита, один охранник в упор застрелен крупной самодельной пулей «Дум-Дум» - совершенно невольно прочитал Костя из незаконной прессы.
Поморщился.
- Дум-дум… - это ведь, вроде, Лёше Маресьеву этой пулей ноги отстрелили… Или нет? Как странно.
Снайперы, снайперы.
Снайперы ведь должны стрелять в материнское молоко, или какое там у них правило?
Через две остановки вагон как-то неправильно повернул и остановился напротив школы.
Салон немедленно наполнился сучьими телами. Косте стало тяжело вдыхать воздух. Воздух стал труден.
Что бы немножко отвлечься от тугих мыслей он принялся думать о друзьях и своей багровой семье – маме, там, папе или ещё о ком. Незаметно из дырявых ушей мысли просыпались к его когда-то без вести пропавшему братцу, говорят, его похитили на загородном пикнике, он только что вернулся из армии, неплохо послужил в воспалённой точке. Пристально смотреть в глаза это призвание. Моряки, сирена, вой.
С пикника возвратились только трое его наиболее расхлябанных друзей. Не хватало ещё трёх. После, конечно, один нашелся в высоком дупле, он проспал там три дня, порядочно разложился, и был основательно объеден осами. Фрагменты другого были найдены на карамельном заводе, – там из него уже начали изготавливать сытные ириски. Брата нигде не было. И что самое интересное, он никому не звонил.
Но нашел он своего брата, нашел! Кстати, Лиза, сестра одного из них до самой старости носила на пупке смешную татуировку – Ленин быстро едет в машине.
Поиски в общей сложности обошлись ему в два, примерно, года, - нашел его, - а он уже мёртвый в кустах лежит, и ветви сухие из попы растут.
Что-то неприятное тоже кольнуло и Костю.
Зря я это, зря… Надо было хоть кота покормить… Что – то сегодня должно произойти со мной важное.
Непременно. На рекламном плакате Верник с тайной грустью в собачьих глазах хряпал дымящийся вареник.
Под действием наркотика Костя медленно опускал свою узловатую писю в большую банку с майонезом и потчевал ею свою очередную, на все согласную подругу. Иногда, конечно бывали варенье и мёд. Ах, мечты, мечты!
На следующей остановке в трамвай с баулами, коньками и клюшками, влезли юные ёбаные хоккеисты. А я-то радовался, ледовый дворец под боком построили! За два года ни разу не прокатился, всё крупные люди на блестящих машинах вокруг льда толкутся, им, вишь ли, конёчки поинтересней чем мне будут. А ты так и подыхай - спортивно неразвитым, со сколиозом и расширенной печенью. Но я на них не в обиде, я не ропщю. Я просто не смирился. Костя закрыл книжку.
В переднею дверь шмыгнул лысый пацан в тяжелых ботинках. Умно бродил бровями. Уверенно переступал с ноги на ногу. За проезд платить не пожелал. От юноши откровенно пахло свежим калом. Не дай бог мне показалось. Ведь когда-то и его любила мама.
Не выдержав давления запаха, Костя стал пихаться к выходу.

Костин дедушка, педераст и мистик - Антон Ефимович на закате своей многогрешной жизни, пил вёдрами «Пумпан» и очень любил сладкие булочки. Ах, старость, старость!
Это ведь твоими благоуханными сединами восторгалась Маринка Цветаева!
- Ну, вот и хорошо, ну вот и ладненько, сладкий ты мой! – причитал дедушка, взгромождаясь на своего случайного, пьяного в кал, партнёра. Он, с трудом раздвигая на попе свои седые волосья, старательно насаживался на полувялый пенис и, кряхтя, начинал вздрагивать и раскачиваться. Осанна!
Его ноздреватый пенис воинственно торчал серым гороховым стручком.
- Э-э-эх! - Катался по полу пустой «Ахтамар».
Досмотреть это интереснейшее зрелище Косте всё же не позволял его нежный вестибулярный аппарат.

Двери глуховато стукнулись, свистнуло, Костя обернулся, за окном покачиваясь, седело лицо. Медленно проплыло. Дохнуло дегтярным ветром.
Костя сгорбился, закурил. Зашагал вдоль мутных бутылок кисломолочных бабуль, длинным рядом усевшихся на тёмных ящиках и раскладных стульцах, которые по городу продавал обычно Миша Стокин, он иногда, в дни алкогольного безденежья халтурил мотальщиком на козьей ферме, впрочем, приторговывал и сырыми семечками.

Навстречу прошли две девочки сыкухи.
Костя широко улыбнулся и на ходу поиграл яичком.
Когда Костя достаточно выпивал, он любил хвастать, и уже не раз утверждал, что это он, именно он, устанавливает в городе цены на продукты первой необходимости, например - гашиш. Конечно же, мы ему всегда верили.

Дорогу неуверенно преградил мальчик –ебандейка.
- Дядь, дай четыре рубля.
Костя конечно молча дальше. За спиной звук: «Блядь!» Лопатками сделал вид, что не услышал…

Костя решил прогуляться и не идти по короткой дороге, - принял чуть в сторону и зашагал по лесной тропке.
Ах, не вейся, не вейся, ты, умница, тропка!
Где-то за спиной послышались нестройные, шумный вопли и, кажется бряцнули гитарные струны, но зов летел не долго, и Костя ничего не разобрал, но потом раздался характерный гулкий удар в шиховской корпус и Косте ясно вспомнилось, как он несколько лет назад в деревне поражал местных ребят своим виртуозным исполнением песен четырёх блондинок и Андрея Макаревича…
А как-то под откос покатилась жизнёнка.
И течение всего этого месяца Костин кал устойчиво пах перегаром.
Куда бы пойти, Господи?!
И вот нате вам!
Меж светло-коричневых стволов замелькали небольшие черные головы.
Это были хулиганы.
Их боялся весь городок. Ведь у них были очень тугие мошонки.
Днём они прятались по чердакам и подвалам, а ночью высовывали свои сивые хари и чинили разбой и озорство. Но сейчас был самый, что ни наесть день, видимо и у них в жизни происходят невидимые обывателю перемены.
Самым шебутным среди них был, конечно, Валерка Сумцо. Говорят, в детстве, в лесу, его жестоко насиловали волки. Ну, были ещё безликие хачики, пехота. У них имена все какие-то смешные – Раин, Геро, Арчял, Аят… Как они с ними живут?

- Не ходите туда, молодой человек, - пытался предостеречь Костю невесть откуда вынырнувший сутулый старичок, - там сладко поют педерасты! Но Костя не обратил никакого внимания на предостережения заботливого старичка., он только усмехнулся, усмехнулся, только и всего! И пошел дальше.

На кремнистой тропинке, присыпанной сухими сосновыми иглами, аппетитным калачиком теплился сизый девичий кал. Аккуратно наступил. Огляделся. Вроде никого. Сильно вдохнул, откинув голову назад, испустил протяжное – «ох!»
Но, ахтунг, в лесу Вахтанг!

- Пока вяленый тукан в жопу не вставит - деревянный конь на горе не обосрётся… - подумал Костя, - и вот, оно, началось!
Всё, что произошло дальше обрисовано нечётко и весьма схематично.
Костю грубо подозвали, настоятельно потребовали табаку, засмеялись и ударили палкой в лицо. Костя прикрыл пах и свалился. Его перепеленали и долго лапали. Костю возили в двух багажниках. Костю несли вниз головой по лестнице. Костю ударили сапогом по попе, швырнули в слепую, холодную комнату.
На полу уже валялась жопа, оторванная на куски.
- Все вы будете гореть в клоаке огненной! – заорал вдруг Константин, чем, естественно, только раззадорил проказников.
- А парень-то с горчинкой, придется его…
Как говаривал отец Жмень: «Не все нам пока тут можно!»
Через некоторое время на кухне, под столом, скрючился сиреневый кишечник, поодаль валялись слабые Костины почки.
Жаль, он никогда этого не увидит. Зрелище очень поучительное.

3

Кот сухобздей.

Рябцев всегда мечтал стать взрослым и военным, но из-за неважного здоровья и подслеповатости стать защитником земли русской ему не особенно светило.
Он часто вспоминал посещения военкомата и три свои попытки перехитрить военных докторов. В военкомат он всегда заходил с неодолимым чувством неизбежного провала своего отчаянного предприятия.
В военкомате все почему-то постоянно хотели видеть его стручок.
То и дело, почти в каждом кабинете раздавалось властное:
– Молодой человек, а ну-ка, покажите-ка доктору свой фаллос!
Изо всех щелей в военкомате пахло застоявшимися подмышками, нечищеными ртами, гнилыми носками и тянуло немытым мужским лобком.
Но чуткий нос всегда смог бы различить среди этой жуткой смеси тонкий, едва уловимый запах косметического вазелина. А, обладая обонянием какого-нибудь завзятого парфюмера, можно было с уверенностью сказать, откуда он доносился. Он доносился из кабинета главврача.
- Скользкий кифоз, - таков был дерзкий диагноз врача-ортопеда.
- Хе-хе – никто ему не верил.

Пришлось идти по ступням миллионов абитуриентов. Рябцев отважно бросился в пучину гражданских знаний. И, надо сказать, весьма небезуспешно. Первые три курса он окончил практически на «отлично».
Покушать – это всегда забавно. Когда он учился, ему было трудно.
Однажды бедняга во время сессии так оголодал, что не мог даже пердеть.
Хотел и не мог, так и стоял с жалобными глазами, разведя руки

- Вы почему сегодня без вымядержателя? – однажды совершенно неожиданно спросил он институте невысокую, пухлую девицу и сразу же рассмеялся ей в красное лицо. К пятому курсу Рябцев стал чрезвычайно проказлив.
- Ты, сына, сегодня просто ожившее животное какое-то!- порой удивлённо восклицала его мама.

Всю эту ночь Рябцеву, кажется, снилась гигантская пиздяная дыра.
Он спал на своём тёплом боку, подложив под голову руку, наподобие небольшой дощечки.
Рядом с его локтем лежал мясистый кот Андрюша. Кончиком хвоста он случайно пощекотал его ресницы. Рябцев медленно разлепил глаза, посмотрел на кошачью жопу и открыл рот для первого своего утреннего зевка. Кот заёрзал и приподнял хвост.
Нежный анус медленно приоткрылся и пустил кислый кошачий газ ему в заспанные глаза и щёки. Рябцев задохнулся, в горле запершило, он закашлял.
- Ну, за что мне это, за что?! Ну, что ты делаешь, господи! – прошептал он и опустил веки. Неужели вот такое нынче по утрам возмездие?
За что? За вчерашний, никчёмный день? За преступные сны? За нежное тепло утренней пастели?
Чушь.
Я ни во что не верю.
Вяло спихнув цепляющееся за простынь зловонное животное, он медленно встал, хрустнул пальцами, наконец-то зевнул и поплёлся в ванную.
Нужно было придумать какую-нибудь отмазу.
Через полтора часа он, подавленный, вышел из подъезда, так и не покормив дурного зверя.

На улице было не здорово. На улице не ощущалось здоровья. Куда уж тут! Помёт в собачей круговерти! В аду, наверное, ползёшь животом в жидком асфальте, а над асфальтом, в тридцати сантиметрах, километры бетона, даже голову не приподнять. Все вы, строители, сгинете там!
Зачем работать? Зачем чинить? Кому это нужно, ведь все равно – придут, сломают, рассмеются. Кому построить дом из сказки? Кому сторожку Дракулы?
Может просто пошататься по улицам или куда-нибудь подальше прошвырнуться?

Может в баньку? Давненько я не парился, не хлестался! Пора бы смыть серую городскую коросту.
Как-то раз на даче у друзей он решил пойти попотеть, все уже помылись, а он не очень любил первого жара, почти всегда шел последним, так он решил и на этот раз.
Разделся, прилежно сложил вещички в предбаннике и, предвкушая мягкий чудный парок, шагнул в сауну. В холодной сауне, спиной к нему стоял совершенно незнакомый мужчина и неподвижно смотрел черными глазами в бездонный деревянный таз.
Тихо капала вода, сухо потрескивал у печки мужской лобковой волос.
Стало тоскливо и страшно, он поспешно вышел, оделся, и уехал домой не попрощавшись с друзьями. Потом эта сцена снилась ему два или три раза.

Пожрать, что ли? А то после дурацкого завтрака как-то пустовато. И в голове мутно…
А, знаю, тут неподалёку одно местечко недорогое… туда, туда, конечно туда!
Мимо прошла девушка с нехитрой половой системой. Рябцев потянул носом воздух. Поморщился. Пахло, да, определенно пахло.
Не Анаис Нин, конечно, но все-таки этот запах не с чем не спутаешь.
Запахи постоянно заставляют нас о чем-нибудь вспоминать, а вот обратный процесс выполнить гораздо, гораздо сложнее. Так-то. Трюизмы. А я ведь совсем позабыл, что такое трюизмы.
Но вот вспомнилась Варенькина расклешенная пизда. Это была первая его девушка.
Её дедушка, Валентин Ирискин, был известный авантюрист и педераст. Закончился он, как и полагается, в Швейцарии. Но романов 17-18 таки навалял.
Рябцев шел и вспоминал, как, обычно на прощание, уходя от своей девушки, ласково хлопал ладошкой по её тёплой меховой пиздёнке. Варя в ответ обычно смущённо улыбалась и тихо отстраняла его руку.
Однажды Варенькина пизда убила, так сказать, в нем мужчину на целый день. Смотреть на других девок было просто невыносимо.
Сумбурный половой акт в холодном туалете поезда Ленинград-Москва. Я, кстати, тоже там поскользнулся на чём-то эдаком, и больно ударился копчиком об унитаз, когда сильно качнуло.
Я тогда думал, что унитазы в поездах из магния делают, хотел сточить напильником на бомбу, но унитаз все время влажный был, и шумно как-то, и пахло, сильно пахло. И постоянно проводник деликатно постукивал: «Подъезжаем, подъезжаем!» Куда мы постоянно подъезжали?
А однажды, Рябцеву как-то одна знакомая объясняла, как проехать в спортивный магазин, ему нужно было новое желтое трико для занятия гимнастикой, а он заслушался, стал думать уже о своём и пукнул невпопад.
- Хе-хе-хе, - засмеялся он, а она сказала: «Дурак!»
Развернулась и ушла из его жизни навсегда.
Вот сейчас я это вспоминаю и тоже улыбаюсь, старый стал.
Ну да бог с ней.
Все. С тех пор с девушкам он общался редко, осторожно и выборочно. Впрочем, не жаловал он и самцов.
Поймать бы этого гада, что у мусоропровода постоянно срёт! А может это дети? Нет, дети столько не срут. А даже если и дети!
Скорее всего, это соседские строители молдаване, они любят, мол, на свежем воздухе с сигареткой посидеть, потужиться.

После института Рябцев порастерял почти всех своих друзей, жить стало скучно, неинтересно. Работа - дом, редкие, всегда одинаковые пьянки на работе, а перед коллегами особенно не разговоришься, и пыль-то в глаза пускать как-то не очень удобно…

Вспомнил своего однокурсника, тот был родом из Приморска или Каспийска где-то в Дагестане, что ли.
Смешной был мужчина. Почти все наши студенты, так или иначе, подрабатывали, стипендии ведь на девок и выпивку никогда не хватало…
Так вот, работая охранником в магазине готового платья, он, в ночные смены, переебал все женские манекены рекламирующие купальники, затем принялся за мужские приземистые торсы.
После института различные наркотики значительно раздвинули кору его головного мозга, и ум его стал гибким, пытливым и независимым.
Через два года он уже отбывал срок в знаменитой ленинградской тюрьме.

Неожиданно, перед Рябцевым, словно тролли из влажного мха, выросли наши лесные рыцари без сраки и укропа.

- Иди-ка сюда, пацан!
- Вы кто, мужчины, что вам нужно? – отшатнувшись, испуганно пролепетал он.
- Я кто?! Я тот, на чьей земле ты стоишь и срёшь, паскуда! – так или совсем по другому ответил человек с каким-то непонятным акцентом и тут же всё закрутилось и затрещало в голове молодого Рябцева.

- Ну, вот, братишка, пять секунд и ты у калитки целуешься с Петей на облаках – последнее что успел подумать сраженный Рябцев, он почему-то улыбнулся и потерял сознание,
Всё, поздно метаться, Познер…
Швырнули на пол, где его обильно вырвало питательной массой.
И вот, через полчаса, на кухонном полу уже лежали необходимые запчасти для полноценного, совершенного человека -
Инженера.
Кости.
Рябцева.