-Вообще-то я ничего, кроме этикеток на продуктах не читаю. (трясет оберткой от растворимого каппучино)- И каждый раз, когда я смотрю на этикетку, у меня рождается идея фильма. Знаете, сколько я этих фильмов уже придумал? Вот, например, домик в деревне. Там еще такая бабушка, в платочке и очочках. (показывает большими и указательными пальцами очки),- Короче, она делает молоко из мухоморов. И дети его пьют. И еще облизываются так. А мухоморы она в подвале выращивает. И там они разрастаются. А деревня маленькая, все друг друга знают. И, короче, однажды вся эта семья не выходит там куда-то. На водопой хотя-бы. День-нет их. Два-нет. Ну и эти, дедки там, вилы берут, и идут к дому, смотреть вроде, что случилось. Приходят. Двор пустой. Нет никого. Тут еще надо какую-нибудь музыку такую, томительную. И еще ветер свистит, пыль носит. Мужички эти, так, как отряд спецназа, испуганные только, медленно идут к дому. Дверь открывают. Это надо показать, как она медленно открывается, и пустая изба. Скриииииип. (показывает руками, как открывается дверь),- ну дедки медленно так заходят, нет никого. Стоят посередине, и еще на столе там, молочко это, домик в деревне, сметана...Извините...
Зевс отпил самбуки, обтер губы свитером, сунул в рот горящую зажигалку. Потушил пламя, сомкнув губы. В этот вечер все время говорил он, параллельно заказывая 2м своим подругам выпивку. И потчевал историями про то, в каких странах он жил, как он знает весь шоу-бизнес города Москвы, и как играл с Шендеровичем и Макаревичем в биллиард. Подруги - К. и Н. скучно внимали.
-Так вот. А! У дедков этих еще предводитель есть. Он самый главный. И он так от остальных отходит, и палец поднимает вверх. (Показывает, как дедок поднимает палец),- поднимает и говорит "тише!". И еще там есть такой неусточивый элемент, тож дедок, короче он идти не хотел вообще и все время всех обзывает, дебилы мол, бред творите, и насмехается. Ну и дедок этот должен сказать - "В чем дело?". А главный пусть ответит, так, головой дернув, (дергает головой), - "Тише! Вы слышите?". (Поднимает палец снова). И все начинают прислушиваться. И тут еще звук такой чуть нарастающий, как будто чавкает кто-то. И предводитель должен на пол кинуться и приложить к нему ухо. (Прикладывает ладонь к уху). А потом он так поднимает голову и говорит - "это оттуда". И еще глаза такие, обалдевающие. (Делает обалдевающие глаза) Ну, предводитель идет к люку в подвал. Медленно открывает его, а все так, испуганно чуть, в стороне стоят. И неустойчивый элемент улыбается, но видно, что ему страшно. Короче, предводитель открывает люк, медленно, заглядывает туда. Сюда музыку тоже надо, такую ммммммм-ууумм. И из темноты так вырисовываются огромные мухоморы, все в слизи, по которым ползает эта бабушка в очочках и внуки. И они все так чавкают и жрут этот мухомор. (показывает, как они жрут мухомор), -Особенно бабушка, у нее еще очочки такие здоровые, инфернальные. (Показывает большими и указательными пальцами очочки) И вроде, надо сделать так, чтобы они вроде были заляпаны там чем-то. Теперь нужно дать крупным планом рожу предводителя. А потом еще раз подвал. И тут бабушка начинает так оборачиваться к предводителю. Ну а дальше дедки убегут. А дом весь в мухомор превратится. Точнее, мухомор через него прорастет, и размножится и там, и мухоморы отовсюду полезут. Ну и в конце все станут эти мухоморы жрать, ползать по ним. А предводитель вместе с этим неустойчивым элементом, который вроде как помошник главного героя, пойдут к президенту. Короче надо еще путешествие показать. Вроде как они рвутся туда, и все им мешает. Ну, а когда они, наконец, открывают дверь президентского кабинета, там в кресле сидит огромный мухомор. Класс, да? Это я только что придумал, про мухомор в кресле.
К. почесала ухо. - Я тоже, кстати, ничего не читаю, с 8го класса уже
Видно было, что она прослушала-пропустила всю эту историю про мухоморы как рекламу на радио, не вслушиваясь, и запомнила только первую фразу. Может, в это время она думала о другом, о своих планах. Или просто тихонько крутила стакан, стоящий на столе, или концентрировалась на кончике своей сигареты, сетуя, что мол, плохо стали сейчас парламент лайтс набивать, горит он черт знает как что, скотина.
-А сейчас в каком?
-В 11ом, мучаюсь помаленьку
Зевс повернулся к Н. -А ты?
-Тоже. Мы в одной школе учимся
-Нет, я в смысле - ты читаешь?
-Иногда почитываю
-Бориса Виана "Пену Дней" не читала?
-Как-как?
Подруги- Н. и К. приподняли брови. Обычно такой жест в подобном контексте значит -"Вы идиот? Спросите что-нибудь полегче".
-Борис Виан. Виан.
Произносится - "Борис Вьян"
-Нет, не читала, даже не слышала
Подруги - Н. и К. перевели предшествующую невербальность-поднятие бровей - на интонацию. "Хаха, даже не слышала"
-Ладно, не будем умничать, вам еще самбуки принести?
-Да
-Да
Подруги - Н. и К. расслабились, "будем пить..."
Никто не заметил странного несоответствия, вроде бы ничего не читает, кроме этикеток на продуктах, а тут какая-то пенадней. Странно.
Зевс забросил пятернями свои длинные белые волосы назад. Опершись на покачивающийся стол, встал и исчез из поля действия.
Немного погодя на ареал вокруг заставленного пепельницами стола под низкой лампой вышли два новых героя.
-Добрый вечер. К вам подсесть можно? Просто все столы заняты...
-Можно, можно...
Подруги - Н. и К. симбиотично захихикали
Пришельцы заворочались, устраиваясь и окапываясь. Пришельцы были не простые люди, а самые настоящие писатели. Точнее один из них писатель, а другой поэт. Лет по 25 каждому; первый-худой, высокий-под два метра, желчный, злобный, умный, ненавидящий свои рассказы и высказывание, что все идет к лучшему в лучшем из миров, обожающий шопенгауровскую волю и представление за противоположную идею-все идет к худшему в худшем из миров, человек с манией величия, длинными немытыми волосами, ужасающим багажом прочитанных книг, нереализованными мечтами и прекрасным видом из окна маленькой запарашенной квартирки в центре города; второй-по росту- почти карлик на фоне своего приятеля, бритый налысо, улыбчивый, глуповатый, придерживающийся мнения, что нужно писать только такие стихи, которые возбуждают в человеке лучшие его инстинкты, -сострадание, любовь итд, считающий, что пусть его стихи-хороши они или плохи- судят другие, скромный, веселый, ограниченный, любящий физические упражнения и картошку, и плюс ко всему без интеллектуального груза под названием эрудиция на мускулистых плечах. Такие люди.
Писатель, прежде чем повесить пальтишко на спинку, вытащил из кармана открытую пачку LM и прозрачно-призрачно-жолтую зажигалку, поэт просто стянул с себя пуховик и запихнул шапку и шарф в рукава, - он не курил.
Писатель зажег LM, придвинул к себе пепельницу и повернулся к уже обустроившемуся на поле действия поэту. Девушек он проигнорировал, благо стол оказался неожиданно большим, и низкая лампа посередине делила его на две темные зоны, где можно было укрыться от разговора с противоположной стороной. Подруги - Н. и К. в зоне1, левой стороне стола, литераторы-в зоне2, правой. Сегодня он был в достаточно спокойном настроении, но все равно завел свою любимую шарманку.
-Ты что сейчас читаешь?
-Можешь дым на меня не выдыхать, да, спасибо. Что читаю? Все то же-Гюго "Собор..."
-Хахм. Ты его, по-моему, уже год читаешь!
-Ну и что
-А что до этого?
-Не помню...сейчас...
-Ты не помнишь, что ты читал?
-Да помню, помню...А! Голсуорси
-Фех! Сагу эту что-ли?
-Да, Сага о Форсайтах...
-Сколько лет?
-Чего?
-Сколько лет ты интересно Сагу читал? Лет 10, наверное?
-Блин, отвали, не все такие гении как ты
-Да уж...Почитай что-нибудь нормальное, Сартра, например, я вот его пьесы сейчас мучаю.
Писатель посмотрел презрительно на своего друга, "Уж он-то Сартра точно не читал". Поэт разозлился, что за его счет опять самоутверждаются, и пошел в наступление, решив воспользоваться тактикой противника...
-А до Сартра что?
-Кэндзабуро Оэ, Уэльбек, Гандлевский, Альфред Жарри...Еще Коупланда "Girlfriend in a Coma", читал?
-Нет
-Очень зря
-А почему ты всегда книги на английском называешь?
-Потому что книга Коупланда так называется
-Ты ее на английском читал?
-...Нет.
-Зачем тогда выпендриваешься?
Небольшой перевес в пользу Поэта.
-Я не выпендриваюсь, ты знаешь, сколько книги на английском в Москве стоят? Да, в Москве! Книжный магазин "Москва"! Как минимум 300 рублей! Английское издательство Harvill Press! К тому же Girlfriend in a Coma в "Москве" нет, и в Москве, по-моему, тоже нет. В Москве нихрена никогда нет, а если что и есть, то дорого! Лотреамона и Рембо, думаешь, легко найти? Фиг! Лотреамона издало ад маргинем, а на полках в магазинах его нет, Рембо-только этот поганый пьяный корабль, черная такая книжка, 5 стихов и миллион переводов. Захожу в ОГИ, спрашиваю-У вас Рембо есть? Мне - Нет, но у нас есть Верлен! Понимаете, может быть вам интересны их взаимоотношения? Нахрена мне Верлен, срать я хотел на их взаимотношения, дайте мне "Озарения" в человеческом переводе!!!
Писатель впал в состояние приятного бешенства и яростно затягивался бычком. Его контр-контратака несла в себе большое количество информации, поэтому он частично восстановил свой авторитет. Но надо было идти дальше...
-Ты вот знаешь кто такой Рембо?
-Нет
Ахаха! Писатель мысленно возликовал, обнаружив брешь в крепостных стенах Поэта, попав в корабль на разлинованном поле морского боя. Может этот корабль окажется 4х-клеточным линкором?
-Ты не знаешь кто такой великий французский поэт 19 века, один из проклятых поэтов, автор "Озарений", человек удивительной судьбы? А кто такой Лотреамон знаешь?
Писатель злорадствовал.
-Нет, не знаю, не знаю.
-Уууу, тяжелоооо...запущено...
Можно и поглумиться. Попадание номер 2-он не знает кто такой Лотреамон.
-Ну, ты о Рембо хоть СЛЫШАЛ?
-РЭмбо? Это Сталлоне с пулеметом, да?
Поэт попытался превратить брешь в стене в специально задуманный проход, пошутить над своим невежеством, превратив Артюра РембО в РЭмбо. Шутка не удалась. Еще одно попадание со стороны Писателя-уже 3 клеточки зачеркнуты.
-Ага, с пулеметом. Ты ПОЭТ и не знаешь Артюра Рембо?
А-восемь? Убит. Бамм! Корабль идет ко дну!
-Слушай, отвали, честно, ты мой учитель жизни что-ли?
-Хе-хе-хе. Бессильная злоба...
Писатель достал из пачки новую сигарету, отпраздновать победу. Девушки-подружки затихли, прислушиваясь к словесным баталиям. В этот самый момент появился Зевс, держащий в руках 3 стакана с самбукой. Он занял место посередине, одну сторону, не присоединившись ни к зоне1, ни к зоне2, но попытавшись их сплотить. Он поставил перед девушками по стакану, и начал разговор.
-О чем это мы говорили?
-Да так, ни о чем, мухоморы какие-то, Шендерович. - Н. и К. криво ухмыльнулись однинаковыми ухмылками. Было чувство, что это они сказали хором, хотя характерного, "хорового" звука не было, и после они не переглянулись, засмеявшись, да и фраза была слишком сложной, чтобы просто так совпасть.
-А! Вспомнил! -Зевс явно не вспомнил, зато решил придумать что-нибудь новое. -Девушки, вы со мной в Египет съездить не хотите?
Тут уж Н. и К.-подруги явно-явно напряглись,- что за дела, Зевс какой-то, часа три назад познакомились, а уже с собой зовет в жаркие страны
, может он вообще псих, девушек по кабакам ловит - "Поехали со мной милочка, там тепло и ветер в паруса", может этот худой, немолодой, лет сорока, хорошо выглядящий человек живет за счет вырезанных печенок, сердец и прочих молодых и здоровых органов, так и ждущих, чтобы их кому-нибудь трансплантировали? Или продает дурочек вроде Н. и К. на невольничьих рынках похотливым толстым арабам?
-Да расслабьтесь, я каждый год езжу туда работать инструктором по виндсерфингу, на яхте хожу, со мной друзья поехать хотели, билеты уже заказали, да вот у них дела всплыли разные, а одному скучно до ужаса. -Зевс, достал из спортивной адидасовской сумки (Н. и К. подумали, что в ней хорошо таскать расчлененный труп. Частями) пачку билетов, 5 или шесть. Н. и К. увидели характерные отпечатанные значки-номера сидений, чье-то имя, Шереметьево, на жаргоне -SVO2.
-Нет, нет, у меня учеба, мне учиться нужно, мне тоже, ничего не получится, мы бы с удовольствием, да обстоятельства, родители. - Н. и К. спокойно обрушили на него весь арсенал отговорок.
-А вы-то съездить не хотите? Вам налить? - Зевс переключился на Писателя и Поэта (теперь была их очередь слушать), разом стянув к центру все нитки на столе, теперь уж им придется подключиться к общей дискуссии, к Н. и К. и, естественно, к Самому, к Зевсу, к Человеку В Центре.
Писатель с небольшой улыбочкой, чтобы не решили, что он все слишком серьезно говорит, и не обиделись, посмотрел сначала себе на ногти, а потом на Зевса. - Я не поеду, но, мне кажется, что все отмазки "у меня учеба, вот доучусь и... " - полная чушь, если ты не можешь наплевать на все, то до конца жизни будешь причитать, - вот, закончу школу, и тогда... вот закончу институт, вот получу эту работу, вот заработую деньжат, вот, вот, вот, сплошное "вот только". А под конец жизни начнешь жалеть, молодому козлу бы, да старые мозги. - Он рассмеялся. - Кстати, что пьем-то?
Писателю, честно говоря, не очень понравилось предложение Зевса, он подумал, что его хотят, скорее всего, ограбить таким извращенным способом. Но, а если все-таки нет? Что если он просидит всю жизнь в клубах табачного дыма за столиком при тусклом освещении, а хамоватые официатки, которых не дозовешься, будут раз за разом грубо чуть ли не бросать на скатерть стаканы чая, кофе и жирные по краям тарелки с невкусной и дешевой едой?
-Самбуку пьем, вот так учитесь. - Зевс снова повторил фокус с огневыдыханием, на этот раз (для свежих гостей) поясняя каждый свой шаг, что он делает. Набирает в рот. Вытирает губы. Поджигает. Аплодисменты. Подрожав головой и скривив губы, он чуть хриплым голосом, безнадежно, спросил последнюю жертву, нацелив на ее круглую бритую голову острый палец, о ее степени пофигизма.
-Я, я-то никуда не поеду, хотя и очень хочется. Правда, не могу. - Поэту на самом деле очень хотелось поехать, и он на самом деле не мог или думал, что не мог. Работа. Боязнь показаться доверчивым лопухом, согласившись на предложение человека, которого знаешь-то, да и не знаешь вовсе, минут пять.
-Даааааа, правильно тут сказали, - всегда "вот только". Вообще, давайте знакомиться...
Пошла чехарда перебрасывания именами, зона1 и зона2, наконец, немножко размякли под напором Зевса, который, к тому же, еще и угостил новеньких самбукой по своему рецепту. Такие вещи делают коллектив крепче, - поджигание спиртного, ободряющие крики "не бойся" и тому подобное. Зевс поделился историей о том, как его знакомый не вытер губы перед подобным, в результате получил ожоги, негрский рот и спаленную половину кухни, - он случайно перевернул бутылку, пока искал, куда опустить свою пылающую и причиняющую боль пасть.
Народ раскраснелся от алкоголя. Н. и К. пришли к выводу, что может этот парень и не в себе, зато угощает выпивкой, и уж пусть дальше несет все, что угодно. - Хургада, арабские ночи, как я был в Стамбуле и тому подобное. Писатель развеселился, - не каждый день попадешь на такую развлекуху, а Поэт начал глупо шутить в стиле "le charmant Hippolyte" из "Войны и Мира", - генерируя случайные фразы. Что Писатель и отметил желчно.
Зевс тем временем взял в руки ладони Н. и К. и принялся их сравнивать. Переводил взгляд с одной на другую, а девушки выжидающе, прижатые друг к другу, вглядывались в его немного морщинистый лоб, пытаясь прочитать свою судьбу. Зевс водил носом по линиям и колдовал. - Когда я в Стамбуле был, там этому научился. И самбуку пить тоже. Сижу я как-то в баре, а в Стамбуле жарко, ужас, на улицу не выйдешь, пот градом течет, только в баре и отдохнуть можно, там кондиционеры. Сижу я там, сижу, вдруг заходит мужик в костюме шерстяном. Представляете, Стамбул, пекло, а тут мужик в костюме шерстяном. И видно, что холодно ему, жутко, весь бледный, дрожит. Садится со мной рядом, а я, понятно, смирновку жру, и он попробовать просит. Делает он такой глоточище, будто это вода, а не водка, головой качает и говорит - "Неее, этим не согреешься, у меня учись". И самбуку заказывает. А я даже не знал тогда, что это такое. Ну, в рот набирает, губы вытирает, он еще потом сказал "Ты губы вытри обязательно, вытри", раз в рот зажигалку! Подержал синий огонек во рту, а потом проглотил его. Говорит - "А это согреваает". Ну, разговорились мы, он нездешний был, англичанин что-ли. А я английский знал нормально. Он сначала про самбуку рассказал, а потом на руке гадать научил. Даже не гадать, а ВИДЕТЬ. - Зевс поднял глаза. - Девушки, знаете, что я скажу? Вы слишком много грузитесь ерундовыми проблемами. Вам будет очень тяжело в жизни. Это у вас на руках написано.
Писатель с Поэтом внимательно слушали Зевса, и каждому из них хотелось, чтобы он посмотрел и на их руки. Втайне они хотели услышать, какими великими они станут, когда... Поэт первым попросил об этом и, пока Зевс держал в руках его ладонь, чувствовал, как сильно бьется сердце. Так же, как почти восемь лет назад, когда он просматривал списки поступивших в институт в поисках своей фамилии, и как совсем недавно, когда ждал вердикта издателя, читавшего его рукопись так же, как сейчас Зевс читал его руку. Он вспомнил лакированную лысину того, кто отказался публиковать его стихи, сказав, что это "скука с гарниром грамматических ошибок", вспомнил кривые сочувственные улыбки друзей, возвращающих ему листочки с рифмами. "В общем, неплохо, неплохо". Это все, чтобы не ранить самолюбие. Если ему сейчас возвратят руку с таким же лицом... Почему-то Поэт считал, что он сам в ответе за то, что линии на его ладони сложились так, а не иначе.
Но у Зевса было другое лицо. Он аккуратно, как редкое насекомое, положил руку Поэта на стол среди пепельниц, отдышался и сказал, - Тут такая сила...
Писатель почувствовал резкий удар зависти в поддых.
Зевс продолжил,- Тут такое... Это ничего, что я тут рядом сижу? С таким...
Поэту душу и живот облили чем-то сладким, приятным, он начал улыбаться, забыв о позорном обнажении невежества перед Писателем, которое произошло в начале их пребывания тут.
-...В этой руке такая власть, сила, одно скажу, захочешь-весь мир твоим будет.
Писатель небрежно, словно это его вообще не касалось, и ни в какую хиромантию он не верит, положил свою руку перед Зевсом. - Ну а меня что? - Он закурил новую сигарету, когда услышал "рецензию" на поэтическую душу, и сейчас безучастно выдыхал дым в потолок.
Осмотр занял у Зевса буквально несколько секунд. - Ну, тут все обычно...
ОБЫЧНО? Самое большое оскорбление, которое вообще можно было нанести Писателю, это сказать, что у него все ОБЫЧНО. Это значило-Никакой известности, Никакой славы, Никакой гениальной прозы, Никакой... Никакой... Серость. Да кто такой этот Зевс? Все это фигня, не верю в эту чушь! Старый козел! "Когда я жил в Стамбуле, ме-ме-ме". Что он вообще знает обо мне, шарлатан, всматривается в лица, психолог, НЛПшник сраный, а потом на основе этого... Сука, сука, сука... Люди же читали меня, мои рассказы, говорили, что я ГЕНИЙ. И не один человек мне это говорил, я, конечно, не считаю что я но все же ах старый козел ах сука, я... Писатель перестал слушать Зевса, который начал новую историю, и просто курил, заливая дымящиеся в пепельнице бычки свежезаказанной водкой.
Поэт никак не мог согнать улыбку, он глядел в рот Зевсу и ловил каждое его слово, параллельно рифмуя все подряд, мечтая, как он придет домой и может в первый раз в жизни что-нибудь СОЗДАСТ.
-Короче, сажусь я в попутку, а там это радио шансон. Россия насквозь блатная, зона, зона в душах. - Зевс обращался ко всем и ни к кому.
Точно, точно,- думал Поэт,- зона в душах у них, зона. Писатель со своим Лотреамоном, дуры эти мелкие... Хотя они-то причем? А, неважно.
Веселый парень, старый козел, конечно, и ничтожество, и, может, маньяк, но сойдет, истории рассказывает, - думали подруги Н. и К.
Зевс-просто-напросто идиот, он и в Стамбуле-то не был, - размышлял более-менее успокоившийся Писатель, глядя остановившимся взглядом поверх голов и отмечая, как интересно все диалоги, обрывочные фразы собравшихся в этом подвальчике людей, сплетаются в единый поток.
-Ну что? Пошли? -НК-подруги уже давно поглядывали на часы.
-А сколько сейчас? - Зевс часов не носил.
-10 скоро, а нам домой еще ехать.
-Ну, пошли, пошли...
Писатель задумчиво брел сзади, глядя в спину Зевсу, который что-то обсуждал с Поэтом и НК-дуэтом, подпрыгивающим и хихикающим рядом, пока они пробирались по коридорам, облепленными афишами и поднимались по грязной лестнице, ведущей на воздух. Прохлада приятно обмыла разгоряченное лицо, Писатель подумал, как нелепо смотрится на Зевсе спортивная куртка и сумка адидас. Такие предсказания и сумка адидас...
Поэт рассказывал Зевсу о назначении поэзии, пока они поднимались по грязной лестнице. Он чувствовал, как Писатель сверлит глазами его спину. Открылась обитая железными листами дверь, прохлада приятно обмыла разгоряченное лицо. Какой же все-таки Зевс интересный человек, видно, что ему наплевать на внешний вид, обычная куртка, удобная сумка, - Поэт складывал эти компоненты его образа, ощущение от вечера, тасовал, рифмовал, воодушевленный прогнозом, почти чувствуя в себе силу слова.
НК развеселились, не каждый день нападаешь на такого клоуна. Вот он сейчас слушает бритого, пока они все идут по грязной лестнице, открывает дверь. А этот-то, в чорном польто, волосатый очкарик, явно не от мира сего, молчит чего-то. Черт, как хорошо, прохладно. Ой, у Зевса куртка смешная.
Писатель посмотрел в темное небо и закурил еще одну сигарету. При освещении яркого фонаря, висящего у входа в литературный клуб-кафе, из которого они только что вышли, лица девушек потеряли процентов 80 своей красоты. На лбах и щеках мелкие прыщи, глупые глаза, нелепая косметика, черты лица уже не мягкие, лучащиеся, как внизу, в подземелье, а грубые, уродливо манекенные и, самое главное, детские.
Зевс задудел во флейту-крысолова:
-Слушайте, может сейчас к другу моему пойдем, он рядом тут живет, феерический мужик! Вообще, уникальный! Голова! Художник!
НК синхронно отказались. Поэт понимал, что его друг уж точно сейчас к нему не присоединится, и сам сказал "Нет, не могу". Писатель смотрел в сторону, думая, что Зевс самый настоящий НЛПшник, козел и так далее.
До метро они дошли разделенными группками, с несовпадающими по направлению векторами внимания и интереса. Зевс--->НК. НК--->Домой, подальше от незнакомцев. Поэт--->Зевс. Писатель--->Сигарета.
Там они и расстались, разные ветки, разные направления, разные цели, разные люди. Только Писатель в метро не зашел, он жил совсем рядом.
Остальные разъехались в разные стороны. НК молчали, раскачиваясь лицом к лицу и держась за нагретые теплом рук поручни. Им было не о чем говорить друг с другом. Разве что обсудить Зевса, который в это самое время сидел на сидении вагона, мчащегося в числе ему подобных по зеленой каховской линии. Cмотрел на переплетения проводов, которые проносились за серьезными головами пассажиров напротив. Поэт удалялся от Зевса с той же скоростью, что и Зевс от него по той же ветке, но уже в верхнюю часть карты, прямо к надписи "Карта Московского Метрополитена". Поэту свободного места не нашлось, и он стоял у раздвигающейся через определенные промежутки времени двери, прижимался к ней лбом, с закрытыми глазами.
Писатель раздраженно шагал по направлению к дому, предсказание Зевса мучило. В карманах скопился какой-то мусор, обрывки оберток, куски объявлений, разодранные рулончики фольги от "Рондо". Он мял все пальцами обеих рук, разрывая уже разорванную бумагу на еще более мелкие кусочки. Эта каша раздражала его, и у подземного перехода он принялся доставать ее из пальто и выбрасывать в заплеванную черную урну. Его бесило, что грязи так много, что не все обертки хорошо достаются. Иногда ветер относил в сторону рваную мелко труху, она падала в мокрый снег, а не в урну, и это бесило его еще больше.