Толик с малолетства задавал себе вопрос: в чем счастье жизненное? Ответы различались по ходу времени - поначалу счастье было в том, чтобы попасть на свалку авиационного лома и набрать магния. Затем счастье было в нахождении какого-нибудь сложного, но исправного агрегата, который можно было бы поставить дома, запустить, а потом разобрать на мелкие блестящие детальки. В силу обстоятельств Толик познал счастье экстремального единения с природой. Это когда большой вездеход нагружается спальными мешками, консервами, палатками и охотно-рыболовной снастью, и совершается вояж месяцев на пять в далекие степи и горы.

Толик познал единение противоположных чувств. Стоя на какой-нибудь скале над озером, он понимал, что наделён разумом для постижения огромного окружающего мира, и поэтому велик. Вместе с этим он перебирал песчинки на бесконечных пляжах и понимал, что он тоже песчинка на поверхности Земли. По ночам юный Толик лежал на куске брезента и смотрел в бездонное звёздное небо. Он знал, что если оторваться от брезента и лететь прямо и вверх - полёт будет бесконечно долгим. Настолько долгим, что продолжительность любой жизни покажется лишь секундой.

В моменты лежания под звёздами его посещали интересные мысли о том, что все люди, когда-либо рождённые, да и все их предки-звери, видели это же небо, эту же Луну и звёзды. О Солнце была совершенно конкретная мысль - это Солнце видели и фараоны, и Цезарь, и Адольф Гитлер. Почему-то именно эти люди приходили Толику на ум в первую очередь. Ему было приятно сознавать себя "частью Вселенной". Так или иначе, Толик представлял собой малолетнюю личность с богатым внутренним миром и тонким чувством необычного.

Став более взрослой личностью, Толик представил своё счастье в виде застенчивого, но улыбчивого существа в длинном цветастом платье, с кудрявыми русыми волосами и ямочками на щеках. Толик был уверен, что существо должны звать Катя или Молли, и что в волосах его должен всегда быть ароматный жёлтый цветок. Для полного счастья Катя-Молли должна будить Толика нежными объятиями, готовить ему гренки и гулять с ним по улице так, чтобы все видели - она с Толиком!

Чем дальше, тем сильнее Толиково представление о счастье обрастало различными подробностями и новыми явлениями. Теперь это была и Катя, и маленький космический корабль, и дом с верандой, где сухие лепестки на полу всегда освещает теплое утреннее солнце, и вечно молодая мама, и море с синей водой и кораллами, и живые динозавры, и собственная пещера с сокровищами… И чтоб вечное лето, преданные друзья и влюбленные девушки (обязательно при живой Кате-Молли)… И чтоб не надо было рано вставать, а все интересные книги можно было бы увидеть живьём, со всеми персонажами и приключениями…

Понятно, что реальность предоставляла Толику несколько иной набор. В нём, конечно, не было трущобного смрада, уличного насилия и грязных шприцев у продавленной кровати, но и реальные радости сводились лишь к летним выездам в пустынные земли с древними холмами, заброшенными могилами и теплыми озёрами вперемешку с миражами в особо знойные дни. Образ Кати-Молли искажённо воплощался в некоей соседке Лене, которую Толик видел редко и издалека. Из-за этого Толик начал мучительно думать о том, носит ли Лена трусы, как выглядит её голая грудь и может ли она поцеловать его член. Толик встал на путь сурового реализма и циничного потребительства.

Первые этапы пути вырисовываются смутно, но именно благодаря им Толик стал понимать, что "сбыча мечт" может никогда не случиться на его веку. В те времена Толик впервые испытал настоящий страх. Он перестал бояться темноты, высоты и водной глубины, но понял, что кем бы он ни являлся - песчинкой или венцом творения природы, ему уготовано много испытаний. Тогда он ещё не представлял, что большинство людей "не зарекается от тюрьмы и сумы", и что есть болезни, голод, одиночество, похмелье и смертельная несправедливость…

Продолжение следует.