— Вы, Гошнаг Платоновна, жало своё ядовитое попридержали бы, а то не посмотрю, что принцесса персидская, и ижицу запросто пропишу! — Делано рассердился кузнец.

— Не персидская, а арийская. Детей бить нельзя, а я ещё и комсомолка, будущее нашей страны.

Помнишь, в том году у нас в Шунтуке геологоразведчики два месяца квартировали, ну три сестры Гнилоглазовых понесли ещё от них?

Так вот я к ним, к геологам, ходила. Не за тем, за чем сёстры, а за знаниями. У нас в школе географию физкультурник преподавал, Китай от Эфиопии на карте дети отличить могут, и слава богу. Мне этого мало.

Кавказский хребет — это часть горного пояса, идущего от Португалии и северной Африки через Альпы, Средиземноморье, Памир, Тибет, Гималаи, и загибается к югу почти до Австралии. «Альпийско-Гималайский пояс» называется. Ещё три пояса есть, но они далеко от нас. Пояс образовался сотни миллионов лет назад, когда плиты материков врезались друг в друга и образовывали складки. При этом высвобождалось колоссальное количество энергии, часть которой уходила в океаны и атмосферу, часть распространялась по поверхности Земли, а часть и до сих пор заключена в этих складках-горах.

Благодаря этой энергии некоторые предметы и существа могут очень быстро перемещаться в этом поясе, как по железной дороге, только гораздо быстрее. Не знаю, как именно, ещё не разобралась, но знаю, что в укромных труднодоступных местах есть входы и выходы. Для простоты я назвала их станциями. Так понятнее?

— А не придумываешь ли ты всё, Гошнаг?

— Ты же мне сам в Краснодаре и Ростове карты с атласами покупал. На глобусе можешь посмотреть, я его малым отца Николая отнесла, там всё сразу понятно.

— На глобусе не получится. Малые его на лоскуты порезали после того, как ты им Обручева с Толстым прочитала про Землю Санникова и оливиновый пояс. — Батюшка смущённо закашлялся. — Я с оказией новый куплю, не расстраивайся. Елистратович, угости папиросой, у меня через дырки в штанах от осколков и огня всё повываливалось. — Отец Николай протёр от пепла рукавом рубахи лавочку во дворе уже переставшей дымиться часовни. — Трудно с ней?

— Иногда очень. — Платон присел рядом, протянул папиросы и самодельную зажигалку из гильзы. — Оставь себе, у меня в кузне ещё есть. Порой мне кажется, что она взрослее и умней меня, всё по-своему делает. По полю вон гайсает, как Найда, чего-то ищет, сама не знает. Ты-то что решил?

— Тут вот такое дело, понимаешь...

Николай рассказал Платону про встречу с бандитами.

— Что ж ты молчал? Это же всего хутора касается. Надо в набат бить, сход собирать!

— Я тебе саламандра что ли, из огня вещать? Не до того мне было, уж извини. Не надо никуда бить, подумать сначала надо.

Смотри, мы ничего толком о бандитах этих не знаем. Ни численности, ни вооружения, ни точного места дислокации, одни слухи.

Сколько человек мы можем поставить под ружьё, включая крепких баб и старших пацанов? Человек семьдесят от силы, остальные будут детей и припасы охранять. Считай, полный взвод условно пригодных бойцов. Да только у нас открытого периметра долины более тридцати вёрст, по половине версты на ствол. Мы ещё и внизу сидим, со всех сторон лес и горы, они нас видят, а мы их — нет. Никуда не годится, согласен?

В горы всей толпой лезть — верная смерть, они там у себя дома. Двое с карамультуками на тропе двести человек положат и не чихнут. Ты-то по степям с пушкой разъезжал, а мне довелось по горам немного побегать, это совсем другая война, уж извини.

К властям обратиться? Что им скажем? Что через две недели бандиты за деньгами приедут, берите их тёпленькими? За нами может быть сейчас уже из леса в бинокль наблюдают. Постоят солдаты три дня на сухом пайке, что дальше? В горы лезть или горы окружать? Это сколько времени, людей, оружия и денег надо, когда архаровцы с места на место перебраться могут, как мухи с куска дерьма на другой кусок.

— Платить предлагаешь?

— Ещё чего. Они не отвяжутся, пока всё не высосут, сколько не давай.

— Так что же делать тогда?

— Есть пара мыслей. С Гошей поговорить надо, у неё везде глаза и уши. Идёт наш следопыт как раз.

Красавица наша, расскажи нам с папой, что ты про всё это знаешь? О чём с Полиной в последнее время разговаривали, что люди на хуторе говорят, в школе какие разговоры ходят, там же ребята из разных хуторов и станиц.

— Не юродствуйте, отец Николай, что вы со мной, как со слабоумной? Прошляпили ситуацию и теперь задним умом догоняете?

— Гошнаг! — Кузнец попытался предотвратить вспышку.

— Я уже пятнадцать лет Гошнаг, в моём возрасте по аулам мамки детей сиськой кормят, а вы всё проверить хотите, чистые ли у меня уши, и выучила ли я стихотворение Лермонтова.

— Гошнаг, просто родители заботятся о тебе, переживают. Я вот за Полиной недоглядел, и вот чем кончилось...

— Вы бы за собой лучше смотрели, когда не в своё дело полезли, отец Николай, или забыли уже, с чего всё началось здесь? Или не так было? Дядя Коля же самый умный здесь, он думал, что чужого Бога за бороду схватил, а когда обосрался и дочку потерял — так расскажи, дурочка, о чём люди по хатам шепчутся.

— Ты как разговариваешь со взрослыми уважаемыми людьми! — рыкнул кузнец, вскакивая с лавочки.

— Уважаемыми вы станете, когда у вас яйца снова вырастут, а пока из нас троих они только у меня есть. Будете слушать или дальше сопли на лавке жевать собираетесь? Если прибздели, то я одна справлюсь, как смогу, а вы по домам идите, поможете бабам щипс варить и бельё стирать, на это у вас ума и смелости хватит, если друг у друга займёте особенно. — Синие глаза девушки буквально обжигали яростью. — Полина мне даже больше, чем сестрой была и есть пока ещё.

Платон шагнул было вперёд, раскрасневшись лицом и сжав кулаки от злобы, но батюшка остановил его и усадил на лавку.

— Пусть говорит, она права.

— Так-то лучше! Папироску дайте, мужики, мне сосредоточиться надо.

Кузнец аж нутряно булькнул от такой наглости, но отец Николай молча протянул Гошнаг пачку и зажигалку. Заноза уселась на чурбачке для колки дров, поёрзала тощим задом, устраиваясь поудобней, вытянула стройные худые ножки в пионерских шортах и сандалиях, закурила, сморщила носик и начала рассказ:

— Их было трое. Приехали со стороны Тульского, но не по мощёной дороге, а лесной обочиной, не таились, но и на люди особо не показывались. Это хорошо.

— Чем же?

— Значит опаска у них есть, и сила не такая уж и великая. Все лошади вороные, две некованые, копыта чашечками, молодые, где-то трёхлетки, но в заездке лет с двух. На них и всадники не старые. Одна лошадь кована по-армейски, постарше, как и её ездок со странными белёсыми волосами. Не блондин, не седой, а будто больной чем.

Свернули у ворот, не раздумывали, знали куда едут. Поговорили с Зинкой-бухгалтершей и поехали к нам. Разговор не задался, случилась драка, и вы, отец Николай, расквасили нос главарю и ссадили его на землю и зачем-то снимали с него шляпу и разговаривали. Потом он повернул назад и поскакал догонять молодых черкесов.

— Погоди, погоди, Гошанг. Ты подсматривала за нами, что ли?

— С какой стати? Я дома сидела, книжку читала, отца с гостинцами ждала, у мамы можете спросить.

— Ну, в окно может быть видала?

— Вы совсем уж меня не расстраивайте. Между нашим домом и часовней кузница со всем хозяйством, и комната моя окнами на другую сторону выходит, вы же у нас тысячу раз бывали.

— Допустим, я понимаю про следы и подковы — ты кузнецова дочка, но как, чёрт возьми, ты могла узнать масть и возраст лошадей, про то, что бухгалтерша на часовню указала, про старшинство бандитов, про разбитый нос, и что бухгалтерша показала на часовню? Как будто ты всё время стояла рядом!

— Это элементарно, отец Николай, всего лишь надо уметь наблюдать и на основе наблюдений строить выводы. Давайте по порядку.

Когда главный разговаривал с бухгалтершей, ему пришлось спешиться и пройти к крыльцу правления. Лошадь его вместе с остальными стала лакомится перезимовавшими сладкими ягодами шиповника. Животные толкались и обтирались об колючие ветки кустов, на которых остались только чёрные волосы.

У некованых лошадок копыта целые, без трещин и попавшего в них мусора, тот бы оставил отпечатки на земле. Черкесы рано начинают заезжать лошадей и ставить под седло, поэтому те хуже держат строй и шаг самостоятельно, ориентируются по вожаку. По следам это сразу заметно. Однако они послушны и все основные посылы прекрасно исполняют, как раз выдавая старшинство и важность наездника. Парни следуют за главарём, исполняя маневры с небольшой задержкой, отставая при начале шагов и почти втыкаясь в лидера при остановке. Шаг задают короче, но чаще, а главный едет на своём широком и удобном ходу. Следами, как буквами в книге всё написано, научиться их читать легко, было бы желание.

У ворот ограды часовни главарь наезжал на вас конём, а молодые топтались сзади. Вы высокого роста, у бандита руки заняты поводьями, ноги в стременах, выбить его из седла можно только ударом в голову, а так сильно кровить может только нос, я свой разбивала, и мальчишки в школе дерутся, это тоже всё просто.

Вот зачем вы с него шляпу сняли — ума не приложу. Может быть в ней что-то спрятано было, или отметину на голове, шрам или татуировку искали. Я в одной книжке читала, как мальчику на голове карту сокровищ нарисовали и отправили его, как письмо. Шляпу вы повесили на ветку акации, в начале лета у неё листочки ещё клейкие, волосы со шляпы там и прилипли, а если они так сильно выпадают, значит человек болеет. Всё логично.

— А может, он сам снял и повесил? — Николай был поражён простотой и точностью доводов девушки, но из зависти сопротивлялся.

— Посмотрите на длину следов, его отпечатки значительно короче ваших, следовательно, он и ростом заметно ниже, и руки у него короче, не достал бы никак.

— Ну допустим. А как догадалась, что мы разговаривали?

— Вы друг перед другом какое-то время стояли, переминались с ноги на ногу, не в гляделки же играли. Нос вы ему ещё вытирали по доброте своей душевной, у вас платок с кровью из дыры на брюках торчит.

— Может, я поранился, когда в окно разбитое лез?

— Не сходится, пожар позже был, и вам Анаис сразу руки забинтовала, нечего вам вытирать было, и кровь на платке давно засохла, на складках колом стоит.

— Согласен. Но то, что я ему нос вытирал, а не он сам — ты уж никак доказать не сможешь.

— С этим сложнее, на тоненького, но я попробую. Наверно из меня хорошая мать получилась бы, если кто-то на такую поганку позарится. Так вот, что я заметила. Просто, я с удовольствием вожусь с вашей детворой и когда им сопли вытираю, то платок к себе в карман кладу, а если даю самим вытирать, то и не смотрю даже. Платки вам тётя Аня вышивкой любовно украшает, их не спутать. Но это я больше гадала, если честно.

— В самую точку угадала, бухгалтерша только теперь осталась.

— Здесь вы никогда уж не догадаетесь! — Гошнаг рассмеялась, глядя на вытянувшиеся лица мужчин.

— Рассказывай, мы уж постараемся как-нибудь.

— Сегодня будний день, а значит Зинку из правления трактором на тросу не вытянуть. Самовар, баранки, бумажки всякие, вы же сами знаете...

— Ну же!

— Я по следам шла и к ней заглянула. Она всё и рассказала.

— Ё. твою мать! Вот же мы ослы вислоухие! Господи, прости, а ты ничего не слышала, понятно?

— Ага. Что вы сейчас сказали? Улыбнулись и хорошо. Дальше история печальная. Отец Николай, может и не надо её рассказывать, она мало что изменит, а слушать будет больно?

— Давай закончим с этим одним разом и возвращаться не будем больше. Говори, как есть.

— Они далеко не уехали, остановились напротив часовни, где у дороги рощица белостволки, в бинокль рассматривали, всё-таки полверсты, лошади смирно стояли. Жечь не собирались сначала, горючки не было с собой, а сено ещё натаскать надо. Вообще уезжать собирались, метров двадцать в сторону гор проехали.

Тут Полина на свою беду во двор вышла. Она же высокая для своих почти одиннадцати, спереди уже есть и сзади тоже за молодую женщину принять можно. Всей одежды на ней — юбка поддёвочная короткая и майка без рукавов, не испачкаться чтобы мелом с керосином и не провонять одежонку.

Мел в таз накрошила, керосина плеснула, юбочку задрала до подмышек и села на корточки эту кашу толочь. Они сверху, с дороги, её как на ладони видели, а ей снизу кусты крыжовника и смородины всё заслоняли. Вы давно уже здесь живёте, знаете, что тут бельё не очень-то принято носить, у них и загорелось.

Через канаву обводную перескочили и к ней на лошадях. Земля тут влажная, до самого михельсоновского бугорка, даже подков не слышно было. Молодые раньше спешились, лошадьми прикрылись и начали Онаном грешить, а старший через кусты перепрыгнул, потом через оградку, с той стороны у неё высота по колено, лишь бы куры с гусями на подворье не лезли вокруг храма гадить, и Полинку за волосы схватил. Начал лапать её и на спину валить, рот зажимая. Она его сначала за пальцы укусила, а когда он руку отдёрнул, то таз с месивом в лицо ему выплеснула. Жаль, что в глаза не попала или он зажмурится успел.

Пахан её в бешенстве сильно в затылок кулаком ударил. Пока Полина с колен встать пыталась, он из-под седельного кожуха шотел, или как там этот ятаган басурманский называется, выхватил и голову девочке нашей ссёк почти напрочь. Минуту подождал, чтобы кровь слилась, потом перенёс через оградку и в канавку под кусты положил с задранной юбкой, чтобы молодые ну это... вприглядку.

Приказал им по охапке сена взять, у двери сложить и поджечь. Сам стоял и пучком сухого сена чистился, чтобы не зазеленить одежду. Про Таську малую в сундуке не знали, иначе бы с собой взяли и цыганам продали. Бог отвёл. Вот и весь рассказ. Вы так и будете на лавочке сидеть, как поганки на гнилом столбе, или собираться всё-таки начнёте?

— Собираться куда?

— Доить верблюдА! Вы вроде наказать убийц дочери собирались? Или это перед Мышеостом крыльями похлопали и по хатам разбежались жёнам титьки мять?

— Не начинай сначала. Мы как раз думали, как лучше, с тобой хотели посоветоваться.

— Надо как проще, и как быстрее.

— Не умничай.

— И не собираюсь. Сейчас надо ехать, но без спешки. Они надвое думают: или мы соберёмся малыми силами и вдогон им поскачем по-горячему, или начнём сход собирать, похороны устраивать с митингами, ополчение набирать и всё такое. Во втором случае будем играть их картами за их столом, а в первом есть варианты, если по-своему карты раскинем.

— Тебе и карты в руки тогда.

— Отец Николай, я одного высчитать не смогла — о чём вы с Бледным разговаривали? Вы же ему нос вытирали и вообще на все четыре стороны отпустили.

Батюшка передал Гоше короткий разговор с главарём банды.

— Теперь всё на своих местах, спасибо. Деникинский поручик, охранник эфиопского негуса, из благородных. Это нам серьёзный минус. Зато у него с головой беда со всех сторон, это плюс.

— В чём?

— Всерьёз он на нас закусился, девчонку не пожалел десятилетнюю, такое даже для местных дикарей через край. Значит, никаких двух недель ждать не будет. Завтра разведчиков пошлёт подходы и слабые места для налёта готовить, а послезавтра ждать гостей с показательной поркой. Если сегодня в ночь гадюшник их не уничтожить, то завтра всем хутором надо с места сниматься и драпать в Тульский, под погоны и за стены каменные. Там перекантуемся, но Шунтука больше не будет. Совсем.

— Похоже, что так. Что мы вдвоём сделать можем? Мужиков быстро собрать, какие есть, и попробовать Бледного поймать или убить?

— Не надо. Не все мужики и пойдут. Ну сгорела часовня, девочка пропала — такое везде случится может. Про оброк мы ничего не докажем, Зинку они не пугали в правлении, драки никто не видел, как и попытки изнасилования, трупа нет, про Мышеоста и заикаться не след. Скажут, что поп от горя барагозит. Так ведь? Даже если и пойдут, то шума в лесу и в горах понаделают ещё на подходе, Ащеулов наверняка посты расставил. И главный ли он там? Как бы там Ахриман над ним старшего не поставил. Ну да ладно, убьём всех, тогда и разберёмся. И да, нас не двое, а трое. Я у них в логове была и все тропки знаю. Стрелять умею, на коне вам фору дам. Ещё и огневой мощью поддержу, есть и у меня кое-что в закромах, не только у Платона Елистратовича.

Папа, я коня нашего возьму, вернусь через полчаса. Вы пока оденьтесь в походное, поесть соберите, воды возьмите и трёх лошадей посуше из колхозного стада заседлайте, проверьте всё с ремнями и копытами. Остальное в кузне у нас, в погребе. Отец Николай, ружьё с патронами супруге оставьте, c собой маузер возьмите. Жёнам скажите, что если к полудню завтра не вернёмся — людей пусть собирают и в Тульский, там может и транспорт дадут, быстрее всех вывезти. Встречаемся на кузне, не шумите там.

— Что там у тебя в подполе, Платоша? Cпой, светик, не стыдись. Гошка всё равно сдала тебя с потрохами! — Отец Николай беззлобно подшучивал над кузнецом, ведущим в поводу трёх отобранных лошадок в сторону дома. Несмотря на всю тяжесть положения, настроение у него было хорошее. Так часто бывает, когда человек принимает то или иное решение, перестав мучиться сомнениями.

— Сейчас сам увидишь, от этой проныры разве спрячешь что. Не зря в ихней вере собаки в большом почёте. Как она про Полинку и Бледного всё разнюхала, и не ошиблась ведь нигде, да?

— Всё в десяточку. Только настораживает, откуда она про эээ... про это знает?

— Про что, про это?

— Ну про это самое. — Батюшка при помощи пальцев двух рук и характерного присвистывания изобразил процесс совокупления.

— А-а-а, ты про это... Сам и спроси у неё, я лучше к Бледному этому безоружным пойду или на ежа голым задом в лесу сяду. Боюсь я с ними разговаривать.

— С кем с ними? У тебя вроде одна дочка, а если ты про жену, то у неё запросто можно спросить, вы же с ней фить-фить-фить делаете?

— Жалко, Аня тебе руки к бокам не прибинтовала, расфитьфитькался тут. Не родная мне Гошка. Так получилось. Когда начали фить-фить... тьфу ты, дьявол, привязалось, когда жить начали, жена и не знала, что уже носит. Да и я у неё первым был, тут уж никак не спутаешь.

— Ты знаешь, говорят бывает, что и при невинности беременеют. Сёстры Гнилоглазовы вот на исповеди...

— Да идут твои сёстры нахрен, я идиот что ли? Где и с кем она могла? Скиталась вместе с матерью под Ростовом, пока ко мне не прибилась в госпитале. Худая была, как палка, живот к спине прилипал, Гошка вся в неё, а через три месяца: получите Платон Елистратович и распишитесь. Не обратно же засовывать, дитя-то не виновато. Так и живём. Люблю я её, как родную, хоть и сравнить не с кем, не получается у нас никак. В Краснодар к врачам ездили, у тех глаза от удивления полопались: как вы эту-то родить без матки могли? Медицина, говорят, бессильна. А если честно, то её и одной за глаза хватит. Так-то она хорошая, добрая, но сам же видишь у неё в заднице не просто шило, а цельный шильный завод со смежниками. Вяжи лошадей к плетню, поможешь тайник открыть.

— Здесь у тебя жить можно! — Батюшка не без зависти осматривал отрытый в полный рост погреб, размером примерно три на пять метров оборудованный двумя трубами вентиляции, выходившей за контур самого здания кузни. В углу кузни находилась только крышка люка, заставленная и заваленная всякими металлическими конструкциями и деталями. У дальней стены погреба располагался во всю длину крепкий топчан с матрасом, одеялом и подушками. Рядом на тумбочке стояли будильник и радиоприёмник с антенной, уходящей в трубу вентиляции. Полки на остальных стенах полнились запасами продовольствия — холодные грунтовые воды с горных ледников поддерживали прохладу даже в самую жару. Особенно радовали мужской глаз штофы зеленоватого стекла, укупоренные пробками из кукурузных початков.

— Сам варишь?

— Не у Михельсонов же покупать, из картошки на курином говне. Отборная пшеничка из своего пая общественного. Подержи лучше!

Платон поднял настил топчана и начал выуживать из его полости звенящие железом свёртки. — Знакомая игрушка?

— Мать честная, бабушка лесная! Это ж Льюис, как новенький совсем!

— Он и есть новенький, муха не садилась. — Платон с гордость протирал и без того матово блестящий чёрный кожух ствола пулемёта.

— И три диска двойных к нему, на девяносто семь пулек каждый, ничего не путаю? И патронов целый цинк! Где надыбал радость такую? Британец или американец?

— Американец, под наш патрон мосинский, на британский припаса не сыскать. Цыгане как-то принесли, недорого спросили, на рынке-то сейчас не продашь, не те времена. Где уж они подрезали его, не знаю и знать не хочу. Помогай диски набивать, коль разбираешься, а то принцесса вот-вот вернётся, учить начнёт.

Друзья-соратники еле успели всё подготовить, закрыть лаз и выйти покурить на улицу, как на подводе пожаловала командирша:

— Принимайте, я же обещала помочь! — и сдёрнула брезент с большого круглого предмета на телеге.

— Твою мать!!!

Альпийско-Гималайский горный пояс




Башня тишины




Пулемёт Льюиса с двойным диском