Любите, небось, когда в купе с вами тёлочка едет. И я люблю. Особенно, если  только она и я. Без довеска, в виде переезжающего с места на место говнобыдла. Мне вот почти повезло давеча. А почему - почти, сейчас расскажу.

Девочка со мною ехала из Кемерово в замечательный южный курорт Сочи самая что ни на есть абваражытельная сука, какие только бывают на свете. Не девка, а полный улёт. Представилась как Лена. Я хотел спиздеть, и придумать какое нибудъ ахуенное имя, типа Шоппенгауер. Потому как ебать её под другим именем было бы не так интеллигентно. Но я растерялся и сказал как есть, типа Толян. Ей было похуй, Толян я или Шоппенгауер. Я уже на полочке присел рядом с ней и по плечику стал её поглаживать. И уже хотел как бы, не заметно, в разговоре спросить, не желает ли Леночка ручки белые помыть, перед тем, как мой хер к себе в рот пристраивать будет. Ибо я очень брезглив с детства.
И тут дверь купе отъезжает, блять, и на пороге возникает какое-то хуйло в наряде прапорщика. Встало хуйло посреди купе и стоит. И даже еблетом в нашу сторону не поведёт. И только в окно зырит так печально. Хуй знает, может с городом прощается. Я его окликнул, а он нихуя не отзывается, гнида.
- Товарищ хуйло-прапорщег, - интеллигентно говорю я ему, - ты нам свет застишь. Отойди или присядь.  Слыш, ты, служба?
Тот ни хуя не отреагировал. Как стоял с томным ебалом, так и стоит. Тогда я его легонько в бок пихнул. Тут его подскрутило и он на полочку присел. И уже теперь на меня стал пялиться печально. Как будто с городом простился, теперь со мной прощается. Потом в карман потянулся, достал какую то бумажку казённую, позырил в неё, пошевелил губами для разминки видать, и медленно прочитал нам некую поебень, следующего содержания:
- Разрешите представиться, прапорщик Кукла. По причине угасания почечной функции, связанной  с контузией на голову, еду на излечение в санаторий «Звезда». Прошу всячески оказывать содействие. Подполковник медслужбы Белоконь вэ, эн.
-Ни хуя себе! – Сказал я себе и в этот самый момент поезд тронулся. Я положил руку Леночке на коленку и приобнял её за талию, пытаясь завязать палавые отношения. Как вдруг дверь в наше купе открылась и на пороге показалась краснорылая селянка с торбами наперевес, и в сопровождении малолетнего ублюдка в очках на всё ебало.
-Тута! Тута! – Заверещал очкастый, тыча пальчиком в номерок на стене.
-Нихуя не тута, - говорю я. – Протри очки, нас уже трое в купе!
-Мы не помешаем, - отвечает селянка, - мы «валетиком» ляжем.
-Каким нахуй валетиком? Я щас к проводнице пойду, пускай она вас в тамбуре валетиком пристроит, с вашим ёбаным Гарри Поттером!
И пошёл. Захожу к проводнице, козе печальной и говорю ей:
-Вы совсем схуели, принцесса? Вы чо  нам хуёв каких то подселили? Нас уже пять рыл в купе вместе с параличным прапором.
Знать ничего не знаю, отвечает проводница. Билеты куплеты, дитю восьми лет отродясь нету, везде всё забито, мест нет. На прощание посоветовала не печалиться, дескать, всем нынче хуёво. Ну не сука!?

Захожу в купе и ахуиваю. Селянка выпотрошила свои блядские пожитки из сумок, и разложила на столике какую то заскорузлую жратву. А её безмозглый внучок уже пристроился возле моей Леночки. Кароче, пока я ходил добиваться справедливости, меня уже выселяют нахуй с моей же полки. Я взял очкастого за шкибон и скинул на пол. Пускай, думаю, в пыли поваляется, тварь безбилетная. Гарри Поттеру в пыли поваляться было видать делом привычным. Он заверещал как свинья и полез под столик.
-Вы не беспокойтесь, - говорит селянка, - он у меня тихий. Это он так с непривычки.
«Тихий» тем временем дёрнул под столиком какую то хуету и тот сложился, по касательной приложив очкастого выродка по стриженому затылку. Вся ёбаная самобранка посыпалась со стола на пол купе, забрызгав вонючими солениями мои новые спартивные штаны «Адидас».
-Вы чо, калхозники? Одичали, блять?!
-Да он не хотел,… он ненароком… - заныла картофеленосая говнобаба.
-Каким, блять, ненароком, ахтунги озимые! Да ты знаешь, сколько мои штаны стоят в камиссионке? Я уж не говорю, что вы мне всю прелюдию наломали со своей жратвой!
Очкастый заверещал из-под стола.
Селянка метнулась выручать дитё из беды и зацепила своим разработанным огузком служивого. Контузии прапорщик достал бумажку и начал знакомиться:
- Разрешите представиться, прапорщик Кукла. По причине угасания почечной функции…
Меня не на шутку подзаебала вся эта возня. Я и говорю:
-Леночка, а не выйти ли нам в тамбур? Пакурить.
И мы вышли. И покурили. А потом ещё покурили. А потом я прижал Леночку к стенке и поцеловал её взасос.

Когда мы вернулись в купе, срань немного поулеглась. Прапор уныло пялился на природу за окном, селянка и её огрызок, видимо подожрались тем, што удалось собрать с пола и тихо порыгивали луком у себя на полочке.
Спокойной всем ночи.