Вот опять ….. облава по наводке ФСБ,
мы — как клоуны в игре чужих амбиций.
(с) Сергей Трофимов

— Вводная: в темно-синем лесу, где трепещут осины — нараспев начал инструктаж Баста — нацики пьют пиво, зигуют и читают «Майн Кампф».
— Где с дубов-колдунов опадает листва... — подхватил Вадим — Пусть себе зигуют — лес не общественное место, имеют право.
— А вдруг они заговор готовят? — отстраненно ответил Стендаль — с целью свержения... чего-то там.
Виталик смотрел в окно служебного авто в надежде увидеть женский пол — после водки тянуло на подвиги. Вместо женского пола сплошной стеной стоял лес.
— «Конторские» этой реализацией рулят — им виднее — мы — приданные силы — Баста щелчком выбросил бычок в окно — «наружка» работает. Наша и эф-избешная.
— Послали бы наряд ППС — пара толковых прапорщиков разогнали весь этот съезд кхуям. «Роботы» найдут до чего докопаться — общественное там место или нет. Нет, блин — тревога, секретность, «наружка». Будто бы шпионов «крепим» — Вадиму недавно звонила Ирочка с единственным вопросом, на который у него не было ответа. «Когда домой?» — конечно же и был этим вопросом. На который не было ответа. Ситуация нервировала Вадима.
— Только, пожалуйста, никого не бейте. Виталь, особенно тебя касается, ты у нас любитель руками-ногами махать. Прокуратура уже дом родной — то селезенку порвешь, то ребра переломаешь.
— А чо сразу Виталя? — насупился Стендаль — я вам что, фашист какой?
— Хреновые наши дела — заключил Еврей — если нас в политику пихают, значит нас виноватыми и выставят. Лично я — пас — не ждите от меня пролетарской ненависти. Все в рамках закона. Политика — не наше дело — наше дело — жуликов ловить.
Наружка, бывшая в городе, как рыба в воде немедленно теряет свои чудодейственные свойства уже в частном секторе. А о лесе о говорить нечего — какого хрена ей там делать непонятно никому. Лучше уж СОБР в маскхалатах с приборами ночного видения.
Но парни не плачут — держатся и даже какую-то информацию передают в Центр.
В Центре — неприметной серой «буханке», стоявшей на окраине леса, «штирлицы» и «мюллеры» квасили шнапс. «Гестапо» и «крипо» совместно давили уже третий литр. Где-то недалече, в кустах, пили диверсанты Отто Скорцени и «фольксштурм», то есть спецназ ФСБ и СОБР соответственно.
«Наружка» тоже незримо пила рядом, но у них работа такая — бухать незаметно.
— Центр — сто три семь — рявкнула рация.
— На связи, Центр.
— Они там из пистолета стреляют, выстрела три было.
— Понял вас — все слышали? — спросил у присутствующих бригадир «наружки» и запил порцию водки водой.
— Сто три семь, сколько там «груза»? — уточнил он.
— От семи до десяти единиц и с ними две «юбки».
— Давайте задерживать — предложил Баста — хотя бы вменим им пистолет — вот тебе и палка по «трем гусям». Ствол наверняка «паленый».
— Подождите — сейчас у них плебисцит пройдёт — изрёк майор Ахмедов, главный борец с экстремизмом от «эф-избы».
Баста еле сдерживал себя, чтобы не пробить коллеге с ноги. Его раздражало абсолютно всё: загадочные рожи «гебухи», ночь, непонятная ситуация, которую он не контролировал. Ничто так не бесит, когда тебя используют в тёмную.

****

Вадим захмелел, откинулся на спинку сиденья и начал представлять себе плебисцит русских нацистов в ночном лесу.
Будущий фюрер Всея Руси, наверное, читает речь, стоя на перевернутом ведре из-под шашлыков, а будущий Эрнст Рем жарит в кустах будущего Ганса Фриче в очко.
Если «наружка» не врёт, с ними Марта Геббельс и Ева Браун — у этих процветает лесбийская любовь в соседних кустах.
Над этим пиром духа звонко звучат строки из «Мейн кампф» — «То, что я тогда воспринимал как жестокость судьбы, я теперь должен признать мудростью провидения!»
«Кто такие нацисты? — убийцы и п....сты!» — как говорил фашист Муссолини.
Плебесцит а-ля рюс. С подкидным дураком и шлюхами.
Слово «плебисцит» насторожило ментов. Нет, не в том дело, что рабоче-крестьянская милиция не знала такого умного слова. Милиция знала то, что если ты задерживаешь человека, то его нужно задержать за что-то конкретное. Например, за «паленый» ствол. Чтение «Майн Кампф» в глухом лесу под пиво криминалом не является. Не является даже «административкой», поэтому придется натягивать сову на глобус, чтобы обосновать задержание «отдыхающих».
А задержание за неправильные экстремальные мысли в то время казалось беззаконием, за которое прокуратура вряд ли помилует.
Как быстро изменятся времена...
Зато «старшим братьям» казалось, что сейчас падет цитадель Четвертого рейха. Наверное, они внедрили к нацикам агента и ждут сигнала к задержанию — три зеленых свистка. Судя по напряжённым лицам «закоси-бэтешников», у гитлеровцев при себе три кило взрывчатки, тонна героина и залетно-развратный комплекс.
Ментам было откровенно насрать — они суровые реалисты. Едва теплилась надежда найти и изъять нелегальный ствол. Найти — это ещё половина дела — ещё нужно найти, у кого его изъять...
Реалисты всегда с иронией относились к словам «патриотизм», «Родина», «госбезопасность», не без оснований чувствуя за вычурным пафосом чужие шкурные интересы.
Спецназ ФСБ по случаю первого после Войны задержания гитлеровцев — нарядился, как на парад: модный натовский камуфляж, тяжёлые «броники» и огромные шлемы-«сферы» с массивными забралами, чем привёл в неописуемый восторг СОБР.
Борцы с оргпреступностью были одеты в застиранные «флоры», маски, в кобурах — обычные пистолеты ПМ, на ногах — затасканные кроссовки. Ветераны силового крепежа покуривали в ладони и посмеивались над тяжело вооружёнными «контриками». В ответ те сопели и надували щёки под забралами.
Блеск и нищета государственных куртизанок и классовая неприязнь. Пролетариат и буржуи сыска.
А водка кончилась и хотелось ещё — а где ж её, родимую, взять, в глухом лесу?
Спиртное заканчивалось и у гитлеровцев, если не врала «наружка». После кратких прений было принято решение идти на штурм лесной рейхсканцелярии.

****

Все побежали — и я побежал!
Пистолет Вадим переложил, как обычно, из кобуры в карман — фильмы про ковбойцев, с выхватыванием пистолета на скорость — всего лишь фильмы. А у нациков — ствол.
— Красная Армия, марш, марш вперёд! Реввоенсовет нас в бой зовёт! — тихо напевал Еврей, крадучись сквозь кусты, — Ведь от тайги до британских морей Красная Армия всех сильней!
— Хайль Гитлер! — ревела в ответ поляночка пьяными голосами
— Так пусть же Красная, сжимает властно свой член мозолистой рукой!
— Зиг хайль! — ревели нестройные голоса в ответ.
Опер выскочил на полянку — всё было кончено. СОБР без лишних церемоний и стрельбы с криками, аккуратно положил нацистов мордами в землю, скрепив руки наручниками за спинами.
Где-то далеко позади пыхтел спецназ ФСБ, запутавшийся в многочисленных брониках, сбруях, «сферах» и пулемётах.
Вадим присел на ящик из-под пива и спрятал пистолет в кобуру. В костре догорала какая-то книга. Опер подцепил палкой корешок — «Майн Кампф».
«Жаль — подумал он — хороший трофей был. На память о таком замечательном вечере».
Вдруг из кустов, прямо на него вышел крепкий коренастый парень в кожаной куртке, лысый и пьяный.
Нацик демонстративно застегнул ширинку и спросил у Еврея — это что за хуйня?
— Да вот... — опер неопределённо повёл руками.
Прямо из пламени костра выскочил «тяжёлый» и со всей дури врезал нацику забралом «сферы» прямо в нос. Нацик взвыл, схватился за лицо руками, и заливаясь кровью, рухнул Вадиму под ноги.

«И все должны мы
Неудержимо
Идти в последний смертный бой!»

Идиот! — громко сказал Еврей непонятно кому. «Тяжёлый» «контрик», празднуя победу, лениво пнул упавшего и исчез.
Вадим уселся на пивной ящик вновь. Его роль в этом спектакле была окончена, можно посмотреть на огонь.
Полянка потихоньку наполнялась людьми, подтянулся Баста с операми. Стендаль, покачиваясь от выпитого, от души смазал лежавшего у ног Вадима нацика пяткой по спине.
— И милость к падшим призывал — продекламировал Баста «наше все» и оттолкнул Виталика от тела.
— А хули он? — возмутился Виталик — они мою бабку убили!
— Тут другая делюга, друг — парировал Баста — отвали.
Стендаль присел на корточки рядом с Вадимом.
— Это политика, братья — не унимался Баста — наше дело — уголовники. Они будут при любой власти.
— Я его убью на хрен! — рванулся Стендаль
— Сядь на место — Баста грубо толкнул Стендаля обратно — тут без тебя до фига желающих.
СОБР и милицейские опера стояли в стороне — задержаний у них было на порядки больше и пинать упавших им было лень.
Зато эф-изба отрывалась на полную катушку, убивая нациков ногами и прикладами. Визжащих девок оттащили в кусты, надавав пощёчин.
Злоба всегда чувствуется, когда ты «на куражах», когда преследовал добычу и завалил её. Адреналин порождает злобу, и множится она азартом.
Здесь не было охоты, не было азарта. Нет злобы.
Львы не питаются падалью. Это не наш трофей.
****
— На хuй вы их сюда привезли? — ревел Папа, глядя на окровавленных пленных, поставленных раком в коридоре конторы — везите их в райотдел!
— Товарищ полковник — были мы в райотделе — угрюмо доложил Баста — там не приняли — во-первых, непонятно за что их оформлять — они были в лесу, там не общественное место...
— А во-вторых?
— А во-вторых — они избитые все — их в райотделе содержать нельзя.
В подтверждении его слов, стоявший у стены «унтерштурмфюррер» — тот самый крепыш с переломанным носом покачнулся и рухнул в обморок, пропахав разбитым лицом стену.
— А кто их так ушатал?
— Фейсы. Наши не били — Баста с ухмылкой посмотрел на стоявшего рядом Стендаля.
Охранявшие задержанных СОБРы молча кивнули в знак согласия.
— «Скорую» вызывайте — передохнет этот «гитлерюгенд»! — пусть осмотрят и везите их в ФСБ — они били, пусть с ними дальше трахаются. Нам этого ещё не хватало — руководство развернулось и проследовало в свой кабинет.
Стендаль наклонился над упавшим фашистом, схватил его за шиворот и приподнял. От сильного рывка у нацика треснула рубашка.
— Это что? — ткнул его пальцем в грудь Виталик, показывая на синюю татуировку.
— Райхсадлер, орел Третьего рейха — испуганно проблеял нацист.
— Сейчас удалять его будешь...
— Люди вы или нет? — завыл унтерштурмфюррер.
— Нет, мы менты, а не люди... Еврей, там у входа кусок кирпича лежал. Принеси, будь другом — попросил Виталик.
Вадим молча пошел к входу в здание — строительного мусора действительно валялось много — наконец-то в конторе сменили окна на пластиковые. Да, и такое «тату» — это уже слишком.
— Стирай, бл@дь! — Вадим протягивал нацисту осколок красного кирпича.
Гитлеровец заплакал, но деваться было некуда — его гордость — татуировка с орлом и свастикой на правой стороне груди подлежала денацификации.
— У меня мать в Правительстве Москвы! А отец в администрации... — договорить нацик не успел, схватив пощёчину.
Стендаль посадил задержанного на пол, пристегнув наручниками левую руку к трубе отопления.
— Я сейчас пойду бухну и вернусь — нависал он на «гансом» — чтобы этой хuйни — Виталик ткнул в татуху пальцем — здесь больше не было. Или я тебя замочу. Если у тебя такие крутые папа с мамой — оставлять тебя в живых смысла нет.
Виталик сделал звериное лицо и провел ребром ладони по шее.
— Даже так — добавил он — я тебя СОБР отдам — и кивнул на конвоиров.
Антифашисты в масках кивнули в знак согласия.
— Лучше трахнуть в жопу кобру, чем попасться в руки СОБРу! — обнадежил Виталик — стирай давай, Фриц долбаный.
Фриц, шмыгая носом и роняя слезы стал елозить кирпичем по коже.
— Тут тебе не Москва — урою и закопаю — хрен найдут — бросил на прощание Стендаль и пошёл в кабинет бухать.
Светало.