Сиргей трижды ноткнулся на это дохуя объявление, гласившее ‘Устал? Опух (или это оникс, но тогда нипанятна пре чём тут оникс)? Бизнис ниже плинтуса? Тибе к нам, волера!’ Сиргею показалось странным, что оброщалесь к Волере, но Виду он не подал (Вид – это ихний местный поп-рошайка, сидящий на входе в митро). Следущее объёвление весело аккурат супротив евонава ебла, когда он, сплюснутый толпой был прежат к просьбе не переть слонят в метро. Хоть хтота раз в жизни выпал на ходу из метро, даже по преколу, чиста даже на слабо? Нахуй там эта фраза, если все всё равно прислоняются и ни одна хуйня так и не сковырнулась там в тоннеле? Вот и Сиргей, нюхая стекло, осознавал, что только что опять видел это Волерочное сообщение.

Ну а трете рас он поймал объявку налету, когда вскрывал свой почтовэ ящег. – Судьба, - ухмыльнулся он. Набрав номер, он собирался услышать там приятный молодой голоз какой-нить офисной шолавы, но ему ответел свиноподобный автоминетчик: Ебать, додэлло, ты риально набрал? Ахахаха (хрюканье), ну ты реально в жопе, раз набрал (голос посерьёзнел). Приходи каждую субботу в 6 утра (сказали адрес). Шучу, лох он и есть лох, приходи к 11 (хрюканье). Пока, до встречи (слюнявый поцелуй, гудки).

- Придурок какой-то, - изумился Сиргей, но пойти не передумол. Ему, как и любому клювососу базальтового (спорим, ты прочитал ’,fkmpfrjdcrjuj’?) возраста стало бананно интересно, чё там за питушара посмел себе такое некошерное повидение.

Очнувшись поутру, Сиргей поскрёб зубы зубным порошком, зажарил яишнецу-горгулью, и, сев на велосипед ‘Урюк’ направилсо нафстречю преключениям.

Спустя полчаса он добрался до места назначения, трижды будучи посланным нахуй по пути.

Фойе полнилось лузерами, это чувствовалось в воздухе. Голимые дешманские фраера, надевшие свои лутшэ костюмы по баксу из секонда, препоганейшие кетасскее тухли и картоновэ ботинге, в которых даже навоз топтать западло, даже под музыку Лионтьева, бля, наалэнделонились пресквернейшей сортирной водой, будучи уверенными, что совершают омовение Хуго Боссом, а на деле невероятными Хунта Обсосом, Жыдванши, Ква Ква Ди Жыдыо, Антоном Пидэросом и прочими Ленин Кляйноме. Вдобавок ко всем этим прекрасным амбрам кто-то ещё напердел, причом однозначно от страха, потому что никто даже не возмутился, не уткнулся в рукав – общее настроение было понятно. Все хотеле выглёдеть независимыми от таких мелочей, как использование чужого газа для собственных нужд. Да ещё и эта капца, кросивая: чёлка до бровей, зелёная поммада, красное короткое платье воптяшко и чёрно-прозрачные колготы. Сиргей учуял запах сосков. Своих. Они встали и шароёбились о майку-бывшую-алкоголичку. Сиргей ненавидел свои соски, ибо есле сейчас хотя бы момент был потходяще, то как-то раз они у него встали летом у двестиматолога. Было непонятно зометел ли dontист сие действо, но на всякий случей Сиргей туда больше не пошол.

Дверь реско распохнулась, чем вызвалала массовый нервоз и без того безвольной толпы. Огромный охранник в костюме клоуна-колонизатора, поигрывая макаровым, бросил: Внутрь. И сделал такой мелкий приглашательный жест пистолетом. Все, как всегда, переглянулись, ищя поддержки, но у кого, ёбаный рот, там было искать поддержки? У типчика с одним носом или, может, у бабки в длинном, настолько выцвевшем плаще, что и цвета такого не существовало? У кого? У всех этих придурков, накопления которых заканчивались на сотке баксов в морозильнике? Когда фсе вашли – дверь закрылась. На замок.

Вязко осознавший надвижение неприятных последствий Сиргей, было, полуобернулся со словаме – Мне б в туалет, но охранник, почёсывая под жабо, нетерпеливо отрыгнувшись, разрешил – Сри прям тут, гугугу. На этом побег из лузерятника можно было считать законченным.

Вопреки ожиданиям внутри было пространственно: стояли стулья (квадратом), столики, бойлер. Перед стульями стоял аналой, к которому была привалена ручная коса. Справа от аналоя в громоздком розовом потрескавшемся кажаном кресле сидел огромный жирный мужик, с лысиной и свисающими по бокам паклами совершенно жёлтого цвета. ‘Сколько же в нём весу?’, изумился Сиргей, кило двести? Не меньше. ‘Вот тебе и питух: жирный и с охраной, попробуй ему предъяви’.

- Симинар бисплатный, - вдруг гудронно раздался жирный. Все реска астановились, а тот продолжилъ – Рассаживайтесь, нах, на стулья, бля. Тут их даже больше, бгага, чем срак, - он сплюнул пряма на сибя. Было видно, что прешэдшие были нопуганы, даже такие были напуганы за свои нулевые бытия, никчёмные хвосты комет пердежа, даже не пыльный след, а тень пыли на кровавой жилке бомжовой какахи. Но делать было нечего, пацпутна фсе понемале, что пришли сюда за серцем Строшилы и мозгом Мольвины. Такое типа испытанее первое, как в бойцофском клупе – уже на входе атсеивалесь слабые, но только не тут. Тут слабых не было, тут были все чотконацеленные на достижения индивидумы, да.

Дождавшись, пока нищезадые позанимали стулья, жирный встал и сказал:
- Миня зовут Гринго, родом я из пизды, вырос я вверх и в стороны, бгагага, - с вкраплениями сала закашлялся он. – Возраст, вес, политические взгляды – всё это мне похуй, это всё не имеет значения для достижения наших щелей (он посмотрел на красное платье), точнее – целей.

Прогибая пол по периметру квадрата и обдавая всех запахом мочи и пива, он продолжал:
- Я, нахуй, забил на всё это и не тужу, я имею бабло и деньги, даже мани у миня на кормане, бгагага. Он остановился у Сирожи. – Ты кто? – непомнящим взглядом окатил он того. – Я-я? – начал заикаться Сиргей, глядя снизу, но ничего кроме первой полусферы жевота и второй, паменьши, патбаротка, он не увидел.
- Я, я, блядь, май фюрер! – зароготал Гринго, а вместе с ним и четвиро охраннегев. ‘See you later, alligator’, - пропел охранник. ‘Been a while, crocodile’, - пинганулся клоун. Люди в зале молчале, с энтиресом поглядывая на сценку. – Так кто же ты, килун? Он больно ткнул Сиргея пальцем в лоб.
- Сиргей.
- Сиргей, не хочу шутить про геев, Сиргей, поэтому пошучу про пидорасов, бгагага! Довольный своей шуткой он вернулся к креслу.

- Что я хотел этим сказать? Он окинул аудеторею взглядом и рыгнул ‘под-шубой’ style.
В зале поднялась рука.
- Да? 
- Я палагаю, - прокхекался будущий труп, - Что вы хотели сказать, что нет границ, границ нет! Дрожащще-радостно закончил он, напоминая тявкающую чи хуя чи ни хуя перед волком.
- Пачти! Сядь, сука! Труп сел.
- Я хотел сказать, что условности – это условности, ничего более. Мир таг устроэн, что надо условничать. Хочешь бизнис – заполни кучу туалетных бумажик, бгага, хочешь жрать – поешь и таг дали. Хочишь бабу – вообще пиздец. Это ж что предумоле, бляди! Дырка может уже с моменда знокомство паслать нахуй, нигаваря ужэ о том, што и сколько хуйни следуит потом, есле срослось: свиданки, хуянки, фсё ради ебле и ацосов. Но кому ат этава лехчи? Нет штоп сразу паибацца и да и всё. Верно? Спросил он у побледневшего Красного Платья.
- Извините, но…
- Да поебать, - перебил Гринго, - Начнём первый урок. Мативация на знакомство. Так же ещё будет мативация на бизнес и мативация на манную кашу.  Опешившее Платье замолчало.
- Кто хочет поябаццо? Он окинул взглядом тела, а охранники возбуждённо защёлкале пердохронителеме, а клован гаденько засмеялся.
- Ну я, - очинь осторожно, но напориста встал мелкий заячьезубый пшэк в свитере ‘Boys’.
- Поябёшься, горонтируэ! Ты, - он поманил пальцем Платье, - И ты, Пшэк, кам цу мир, дети маи, будем учиццо.

Што Пшэк што Платье выходили, трясясь, опасаясь, а Платье так и вовсе была ногране. ‘Но не может же он её изнасиловать тут’, - неуверенно думал Сиргей, поёрзывая. Ебальник он держал окаменелым, прекрасно осознавая, что быки маниторят всех и каждую секунду. Всех двадцацерых, особенно бабку, потому что лично ему казалось, что это не бабка, а какая-то хуйня.

- Ты – стань тут, - он легко переставил Пшэка, как пешку.
- Ты – тут, - за жопу подвинул он Платье – Королева!
- Я, вообще-то.., - ночала было она, но один из охранников очень громко цыкнул, и она приткнула ебло.
- Ты, Пшэк, начинай знакомиццо.
- Как?
- Ууу, еблан, что как? Ты блять па-русски пиздей не пиздей? Гавари, мол, нахуй, я Пшэк, я хачю ебаца, пашли ебаца.
- Но…
- НО! Вот, вот ваш крест, такие как вы несут этот крест ‘НО’ всю жызнь и да канца жызни, паэтаму ни-ху-я у вас не палучаица! – разошёлся Гринго.
- Привет, я Пшэк и я хачю ебаца, пашли ебаца, - выпалил Пшэк, жутко покраснев, в зале тоже покраснели, Платье мало што осознавала, охранниге бананано покатывались со смеху, а клоун-колонизатор согнулся, словна хацел сибе оцосать и кричал: Ой нодорву жевотег, оооой!

- Тиха! – шикнул Гринго. – Маладец. Что скажешь, шалава? Отвечай посону. И помни – это игра, не бери да жопы, расслапься, ёпт, что ты такая скованая, зажатоя, надо потянуться и люди к тебе расслабятся! – нарочито бодро завершил он, с вапрасительным задором взирая на меловидную мадам.
- Ладно, - едва вымолвело бабо, - Я Платье и я хочу ебацо.
- Ну вот!!! – взревел Гринго, брызгаясь в них вчерашним пловом, - Могёте! А теперь – ябитесь.

Не дожидаясь реакции Платья Пшэк молниеносна подскачил к ней, укатал на пол свинцовым апперкотом, и, разодрав колготы, вонзил горох в лунку и задёргался. Жестом позвав охрану, жирный отлучился поссать за аналой. Охрана, подсунув под спину Платья лист рубероида подняла парочку, и унисла их за кулисы позади седящих.

Спеша успакоить погугуживающую толпишку Грингочко доверительно шепнул: это актёры, ни абращяйти внимания. Все заметно расслабились.

- Дальше. Он взял в руки косу, поглаживая кромку лезвия большим пальтсэм. – Трое дабравольцэв сюда быстро, нах!

Сам того не осознавая Сиргей выбежал на сцену, уверовавшэй, свято уверовавшэй, што фсё это игра, да ещё и паибаца дадут. – Я, я первый!
- Яя, молодец, подал пример, хорошо, - одобрительно кивнул Гринго, видя, што ещё два предурка фстало и направляется.
- Становимся в рёдок…
- Еее! Все услышали давольный стон Пшэка, и тут же храп. Раздалесь опладесменты.
- Вот, тщеловег ещё не получел деплом оп окончане симинара, а ужэ достик цэли, кукушата маи неноглядные. Он па-ацофске потрепал их по загривкам свабоднай лапищей от чиво у Сиргея фстале соски.
- В рёдок, воттаг. Он отошёл на метр, зомахнулси косой и наотмашь рубонул слева направо. Инстинктивно Сиргей, подпрыгнул, но это было похуй, ибо прядурку слева от него досталось фсё – коса застряла в его левой нищей голени, и он со стоном повалился на пол.
- Ааа! – щастлево завопил Гринго, облизываясь на кровищу. – Вот вам реальная бизнес-мадель. Риски, все дела. Два ларька, один на первом реду, второй на втором, в первый идут, во фтарой нидаходят. Но в бизнесе первому ларьку везёт, а тут, - он пнул арущее тело и попросил так сильно не арать, - Перваму ларьку не павезло, ибо всегда есть риски. Ты богат, но тибя убили, ты стал неугоден или подхватил Эбола и задеплоился на небеса. – Паздравляю! – он сильно хлопнул Сиргея по пличу, сломав тому ключицу, и протянул шокированному тому пачку грин(г)ов. – Тут чирик зелени, Яя, открой ларёк. Не откроешь – следующая коса твоя, и не по ноге. А ты, - подошёл он к третьей дражащей твари, - Пиздуй на место. Бизнис – это не тваё. Каждые два ис трёх бизнисов закрываюца в течение года, я вам это и ПАКАЗАЛЪ и ДАКАЗАЛЪ.

Когда все в зале болимени успокоились, и позаписэвале какие—то жалкие мыслишки в блокнотеге, Гринго, доосушив водку сгорла, приказал – Вносите. Одновременно с этим двое из охранников убежали в подсобку, а второй с вертушки сбил со стола самовар. Внесли огромную оллюминевую Кастр Юлю.

- Еее, - услышали все во втарой рас и на этат рас уже захлополе более бурно, яростно, искрине.
- Что в кострюле?
- Манка! Догадливо крякнул хтота.
- Ф точку!
- Будете жрать манку?
- Будем!!! – радостно завопила толпа, направив вектор цели на манку.
- Фсё! Симинар окончен! Успешна!!!
- Ураааа! - закричала толпа, выстраиваясь в очередь за манкай, которую наляпывали охраннеге, прикрикивая на спешунов.
- Зо депломоме об окончании мотивационного семинара подпалзёте, када нажрётесь кашки, детки маи, бгагага. Довольный праделанай работой Гринго опустился в кресло и достал из кармана жареную курецу, посыпаную свежим укропом.