В больничной палате на Французском бульваре сидел на железной кровати одноглазый мальчик в черных сатиновых трусах.
Рядом с ним топтались и ржали пятеро взрослых мужиков. Трое из них были уже слепыми и смеялись лишь ртами, уставившись в потолок пустыми и белыми, как вытекшая из мальчика сперма, глазами.
Мальчик стряхивал с трусов следы своей первой поллюции, и тоже улыбался.
Стряхивал и улыбался. Улыбался и стряхивал.

- В воскресный день с сестрой моей мы вышли со двора
Я разобью тебе ебло, сказала мне сестра.- Проговаривал про себя Юрочка.
Не было у него сестры! Не было и брата. Да и папы не было. Ну, а мама? Мама- была. Как же без мамы? Не бывает мальчиков без мам.
Юрина мама врывалась в больничную палату со словами,
- Я вам что?! Какого-то шаромыжника привела? Да он у меня, как девочка! Все соседи так говорят!
Мама была красивой. Ладная, кудрявая. Жопку несла уточкой. Губки бантиком.
Дура, конечно. Но, мужикам нравилась. Сын, правда, инвалид-детства. Но мама сразу об этом предупреждала. Так и говорила,
- Не надо было рожать. Я же могла умереть.
Кинотеатр в горсаду манил белыми носочками взбирающихся по степеням дам. Увлекал мелким смехом, тревожил горластыми шутками. Мама трясла на коленях орущего малыша и поправляла темные кудри.
- Радж Капур, Радж Капур, не смотри на одесских дур! – напевала она пеленкам синеющего от ора малыша.
И,стоило только ему забыться, как мама чайкой взлетала по ступеням «Уточкино» и ныряла в мир синематографа сразу и бесконечно.
Бог весть почему, все сеансы индийского кино Юрка спал как убитый, а как только,мама выходила из кинотеатра, и скромно вытягивала ножку на ведущих вниз ступенях, мальчик сразу просыпался и орал как резаный.
Однажды мама не выдержала и, таки выронила ребенка из рук. Юрочка даже заорать не успел, как скатился по ступеням кинотеатра, опередил движущийся по Дерибасовской троллейбус и замер у бордюра.
- А глазки-то, глазки-то! Синенькие! – сказала догнавшая кулек с дитем мама.
После горсада мама отвозила Юрочку на Дальние Мельницы, к бабушке.
Бабка Наташа невестку не праздновала.
- Уж больно худа и блядовита,- говорила она сыну.
Внука бабка тоже тоже не любила. Хотела назвать Адольфом, да не вышло.
Бабка ложила кулек с дитем на стопку молдаванских ковров и вливала в горло мальчика смесь козьего молока с коньяком.
Всю свою жизнь Наташа проработала на коньячном заводе. И не знала, что в мире существует еда без коньяка.
И Юрочка забывался. Беззвучным сном сновали внутри него детские диспепсии, скромное башкирское блядство мамы и равнодушный джазовый контент папы - латыша.