Первым промоутером моих стэндапов в Кендиленде стал Скитсо. Еще его называли Кали — Скитсо привирал будто переехал в Огайо из Калифорнии. Большинство знало, что это звиздеж. Количество переехавших из Кали в Огайо равно количеству москвичей, вдруг переехавших в Сыктывкар.

Скитсо от слова schizophrenia, которое по-английски звучит как: «скитсофрениа». Скитсофренияк.

Как и другой поклонник моего творчества —прижимистый до частной собственности Эрик Шарп, Скисо был доуп-боем — барыгой. Он в отличии от Шарпа он был белым и отъетым, и имел постоянную дневную работу в ресторанчике сети Боб Эванс: «Завтракая у нас, ты помогаешь пандам выжить!»

Возможно, Скитсо настолько проникся слоганом ресторанной сети и делом спасения панд путем торговли яичницы с беконом, что сам теперь смахивает на страдающую от гиподинамии панду. Замечательный член гражданского общества — днем повар-добряк, ночью - фентаноловый крупье.

На первый взгляд у него совсем нет странностей и это работает как естественный камуфляж, пока не узнаешь кока поближе. На правом предплечье у Скитсо корявая татуха — горшочек похожий на тару в которой Винни-пу хранил мед. Люк как-то назвал татушку ночным горшком, а Кали взвился и заоорал, что это погребальная урна его бабушки, причем когда он готовил чернила, главным компонентом стал непосредственно пепел из урны-оригинала.

Интересно, знала ли бабушка, что внучек сделает из нее тушь? Марти долго не мог оторвать от наколки глаз, потом отсел на обеде со стола Скитсо — и его никто не осудил.

Как и все барыги, Скитсо прожорливый и хваткий малым. К себе за стол он старается подсадить упоротых транками зомби вроде моего банки Теда или только соскочивших с опиатов развалин, как Боб вырви глаз. Кали забирает остатки их еды. Хотя жена регулярно подкладывает ему грошей на квиток и Скитсо явно не бедствует. Когда Боб вырви глаз отошел от ломки и стал жрать как беременная двойней лошадь, Кали переехал за стол к уборщикам душевых, им обычно давали дополнительный поднос.

Если хоть раз за трапезу Скитсо не удавалось вытянуть у кого хоть пакетик кул-эйда, он скулил полдня о том как же несправедливо страдает в тюрьме.

В нашу первую встречу Кали украл у меня кукурузный хлебец- корн бред. Бисквитик такой из кукурузной муки, южная кухня США. Негры ее очень любят. Кукурузный бред часто выменивают на что-то другое. Для обмена надо только крикнуть на весь барак, как дилер на товарно-сырьевой бирже: «У меня корн-бред, а у вас?» и слушать предложения на обмен. Люк обычно отвечает: «а у меня фри хаг» - типа ну давай сюда свой бред, я тебя обниму бесплатно.

Скитсо просто ткнул в мой поднос коротким пальцем-манипулятором: «Корн-бред»? Типа: «ты чо не хочешь что ли?» Я и рта не успел раскрыть, как он уже впихнул бисквит в пасть и проглотил не жуя. Сколько не сиди по тюрьмам, всегда приходится учить новые трюки.

Когда в Кендиленд в течении дней пяти-шести пригоняли свежих пассажиров, Скитсо доступно расписывал им какой же неподражаемый комик вон тот русский (прикиньте, настоящий русский) и собирал с них что мог — кофе, дошики или даже хани банз. У кого не было — грузил на последующий магазин. За такой кредитная ставка повышалась — нужно было добавить что-то с ужина уже сегодня.

После выступления — а в тюрьме даже такой клоун как я выглядит как настоящее шоу в Лас Вегасе, зрители расходились довольные, жали руку. Автограф не просили. Кроме гоголевского носа у меня были тогда уже еще две хлесткие проповеди, черные пасквили на загребучую систему американскую правосудия. Тема была близка и понятна каждому. Некоторые, по-прижимистей, платить не хотели и стояли чуть-поодаль, вытянув шеи и уши.

После, Скитсо отворачивался от меня широкой спиной и начинал честный дележ, хотя всегда находилась причина, от чего его доля была больше моей. Я не роптал. Никогда не мог торговать собственным творчеством. Написать рассказик намного легче, чем выдавить за него у голодного последний хани бан.

Будь у меня такой менеджер как Скитсо на воле — может и не пришлось бы воровать тележками жратву из Трейдер Джузеппе? Хотите адекватной оплаты — не пишите романы и не рисуйте картин. У нас оплата другая — счастье созидателя, которое со стороны и не заметно даже. Сам процесс.

Еще одной отличительной чертой Скитсо была анальная любовь к греческой мудрости. По бараку гулял тертый томик Сократа, который среди читающего населения Кендиленд был популярнее самого Стивена Кинга. Каждый раз, когда Кали шел какать, а как любой пожиратель-жизнелюб, он очень следил за регулярностью и качеством стула, Скитсо находил Сократа, вырывал его прямо из рук у читающего и бежал гадить.

Ни журнал Пипл, где иной раз попадали картинки по тюремным стандартам тянущие на легкую эротику, ни любая другая книга не действовали на прямую кишку Скитсо, так как воздействовал Сократ. Иногда древнегрек обращался к нам прямо из толчка, голосом повара из «Боба Эванса»:

- Ну! Что вы на это скажите? «Злой человек вредит другим без всякой для себя выгоды» То есть получается если я вредил другим, но при этом наваривался, то я и не злой вовсе? Ась?

Барак потом полчаса гудел, обсуждая очередной высер.

Как-то по-секрету полушепотом Скитсо поделился схемой. Чистый фентанол приходил ему с Китая в посылках с надписью «Инсулин». Он бодяжил его цитрамоном. Менты на обыске нашли совсем немного, но это все одно тянуло на восемнадцать месяцев. Повар делал загадочный вид и говорил, что вот-вот сделает рокировку с федералами и соскочит в чистую - «вот посмотришь, Москва».

Общение со мной не прошло для Скитсо даром. Как-то вечером, краснея и бледнея, он спросил не смог бы я, как бесспорный в Кендиленд авторитет в области литературы и владелец «Библиотеки Рика Мораниса» оценить стихи, которые Скитсо посвятил жене.

К сожалению, скопировать вирши он не дал — Америка это родина копирастов, но я хорошо помню как ему замечательно удалось предать все стадии сперматоксикоза и пиздострадания в окружной тюрьме.

После очередного суда, Скитсо соскочил на принудительное лечение, в котором абсолютно не нуждался, потому как барыжил, а не торчал. Два месяца в работном доме это гораздо комфортнее восемнадцати месяцев в окружной тюряге.

Кендиленд восхитился ушлостью повара и его житейской сметке. Так он и для Сократа стал менеджером. Томик грека стал популярнее книжки «Американская конституция для чайников» - которую все читали в ночь перед судом,по неопытности надеясь выступить в суде как Перри Мейсон. Все искали ответов на главный тюремный вопрос — как соскочить быстрее?

Тайна защиты и рокировки Кали открылась на неделю позже — когда арестовали и привезли его подельника. Подельника поместили в соседней барак, так что пообщаться с ним мне не привелось.

- Я всегда знал, что этот повар истинный хуесос и крыса - сказал Марти.

- Ага, согласился Люк : И бабушку свою наверно сам и пришил.

- Только чтобы наколку из нее сделать — у меня уже возникла мысль о поучительной проповеди-стендапе.