Рыжий опасался. Уже несколько дней он тревожился: не сбился ли он с пути?
  Внутренний компас исправно вёл его, но постоянный голод и раны немного туманили разум. Рыжий гнал от себя мысли о том, как неприятно было бы заблудиться. Мысли эти отчего-то возвращали смутные воспоминания из детства, расплывчатые и не самые приятные.         
  Насекомые, люди, звери, машины – всё плыло мимо него.
  Насекомых можно было есть. Люди были медлительны и равнодушны. Машины были громкими, но предсказуемыми.
  Некоторые звери, все же, досаждали, но и Рыжий был не промах: сильного противника он с достойным проворством избегал; остальных ждала печальная участь.
  Пейзажи сменяли друг друга.
  Рыжий никогда не видел себя со стороны, но кое-что Рыжий твёрдо знал о себе. Знал он, что на нём лежит Печать удачи. Знал он, что эту удачу несёт он и Союзнику, и всем, кто рядом.
  Сам он обречен на скитания и драки, на короткую и непростую жизнь. Печать же Рыжий нёс другим. Рыжий знал это, потому что много раз видел, как иные звали его к себе, почитая за честь дать ему кров и еду, а самого Рыжего считая чуть ли не талисманом на счастье и удачу. Порой и сам Рыжий начинал верить в это предназначение. Но негасимый дикий блеск в глубине зелёных глаз снова гнал его прочь от покоя, крова и тепла. Лихой огонь жег его изнутри и жарко шептал о других краях, обещал новые победы, добычу, мимолетную случайную любовь. Это повторялось всегда, сколько Рыжий себя помнил. Его жизнь была вечным возвращением.
  Единственной пользой от Печати лично для него была удача в бою. На неё Рыжий всегда рассчитывал со свойственной ему наглостью.
  Путь был долгим. В памяти Рыжего, то и дело, вставали повторяющиеся картины из прошлого.  Союзник не подводил никогда. Не смотря на скверный и неспокойный нрав Рыжего, Союзник не отвернулся от него и надолго не исчезал. Помогая залечить раны, обогреться, поесть, тогда, когда это было нужно, Союзник оставался константой.
  Если он не дойдет, кто тогда принесет покой и мир в земли, которые он стал считать своими?
  Рыжий знал, что его ждут.  - Так и быть, - думал он. - Если вам так нравится, можете считать меня своим талисманом.
  Рыжий шёл. Врожденное упорство не позволяло подолгу отдыхать, превращая дорогу в путешествие на грани сна и яви.
  Не попадались еще знакомые ориентиры и знаки, но настал день, когда тревога сменилась приятной уверенностью: он на верном пути. 
  Граница между лесом и полем казалась почти знакомой; край обширной свалки представлялся вполне приветливым.
  Как всегда, зверь возник словно ниоткуда. Был он совсем невелик, едва крупнее самого Рыжего. Но это обстоятельство не могло обмануть. Тело зверя было крепким, словно груда камней. Голова его была узкой, пасть - широкой, с острыми и редкими зубами, которые зверь не пытался скрывать. Глаза зверя были маленькими и черными. Видневшиеся на серых боках шрамы и царапины, старые и совсем свежие, выдавали в нём воина. Одного уха не было вовсе, половина другого свисала с макушки драным клочком.
  Зверь не проявлял явной агрессии и поспешности. Он стоял, медленно поворачивая морду из стороны в сторону, что придавало ему необъяснимое сходство с механизмом. Зверь не торопил события, давая время принять неизбежность схватки. В этой манере чувствовалась скрытая угроза и мощь, которые плохо вязались с небольшими размерами зверя.     
  Рыжий не стал медлить и ударил первым. Спокойно подойдя как можно ближе, он внезапно выстрелил гибкое тело вперед, намереваясь поразить зверя в самое уязвимое место - в шею. Сломать позвонки Рыжий не рассчитывал, это было ему не под силу. Но разрезать крупные артерии выверенным ударом он мог, и часто проделывал это, оставляя недоумевающую жертву ошеломлённо стоять, шатаясь и постепенно угасая в пыльной траве.
  Но не в этот раз. Зверь методично, как тореадор, сместился в сторону, оставляя Рыжего в поле зрения. Удар прошел в опасной близости от шеи, но, все же, мимо. Проводив Рыжего взглядом, зверь молниеносно контратаковал вдогонку, ударив зубастой пастью в открытую рыжую спину и желая одним движением челюстей раздробить хребет.
  Не вполне успев еще мобилизоваться после неудачной атаки, Рыжий вдруг почувствовал холод за спиной, который резко сменился резью от сдираемой кожи ниже лопаток.
  - Всё, - пронеслось в его голове, - шутки кончились, теперь крутись. Печать на тебе. Крутись как можешь, сукин ты сын.
  Он крутанулся. Гулко хрустнули суставы, верх и низ тела Рыжего неестественным образом развернулись в разные стороны, изгибаясь замысловатой боевой пружиной.
  Челюсти зверя, подобно ожившему стальному капкану, стремительно смыкались, проминая мякоть и спеша сжать кости. Через миг они сомкнулись окончательно, с громким клацающим звуком, подняв вокруг облако из мелких красных брызг.
  Несколько мгновений кровавая пыль мешала зверю смотреть; он шумно втянул воздух и повел мордой, описав дугу. Тотчас две яркие молнии одновременно сверкнули в обоих маленьких черных глазах, ошпарили жгучей болью и навсегда погрузили зверя в темноту.
  Рыжий стоял перед ним. Высоко вздыбившийся, мокрый, страшный, живой. Победный крик его был жутким. Рыжий свирепо наотмашь бил ослепшего врага, пластая его голову своим восхитительно острым оружием, нанося частые удары с обеих сторон и сравнивая морду в единый кровавый ком, который, впрочем, имел пасть и все еще пытался наугад поймать врага зубами.
  Наконец, зверь начал тыкаться носом в песок и былое воинственное рычание сменилось хриплым поскуливанием. Зверь, пятясь, отступал.               
  Едва различая очертания поля боя сквозь липкую пелену, Рыжий повернулся и двинулся прочь. Проведя в пути остаток дня, он прилег под кустом возле ручья. Рана на спине была велика и кровь еще шла из нее, но до костей позвоночника зубы зверя достать не смогли. Повезло. Снова.   
  Рыжий лежал, дыша поверхностно и часто. Становилось прохладнее; на траве и нижних ветках нависла роса.
  Рыжий не чувствовал себя. Абсолютный покой, полнота и законченность происходящего.  Нет тела. Нет мыслей. Нет желаний. Наверное, в такие моменты Рыжий был счастлив. Он почти полностью прикрыл глаза и лежал на траве, то вздрагивая и просыпаясь, то вновь погружаясь в неглубокий сон.  Были яркие цвета, звуки и запахи, но не было никого, кто чувствовал бы всё это. Рыжий растворился в мире, а мир растворился в нем. Исчезло всё кроме легкого ночного ветра и звука воды, льющейся совсем рядом на гладкие камни.   
  Перед самым рассветом Рыжему пришлось вспомнить о том, что тело у него есть, поскольку выяснилось, что оно болит, и кроме того, сильно голодно. Потянувшись, Рыжий напился воды из ручья. Решив не тратить время на добычу пищи он продолжил путь.
  Уже видны были ориентиры и знаки, по которым Рыжий узнавал свои земли. Он не чувствовал себя хозяином ни здесь, ни в каком-либо другом месте. Вместе с тем, он был хозяином всюду и везде.
  Здесь, в этих землях, были те, кто не против него. Здесь были те, кто не хотели его съесть, раздавить или прогнать.

  Рыжий понимал язык Союзника. Каждое слово. Но Союзник не должен был знать об этом, и не знал. Это было странно, потому что Союзник часто и подолгу разговаривал с Рыжим, а тот лишь слушал, молча храня свою ехидную тайну. Вот и теперь Союзник, сидя возле огня, наклонился всем телом к Рыжему и ласково бранил его, иногда протягивая к нему жесткую морщинистую руку. 
Рыжий не слушал. Он сыто зевал, думая о чем-то своем и глядя в огонь.