Старший участковый уполномоченный старший лейтенант Иван Иванович был на своём участке царём, богом, судьёй и исполнителем приговоров. Обладая высоким ростом, огромными габаритами и навыками, полученными в разведроте ДШБ под Баграмом, он собственноручно судил, рядил, казнил и миловал.
На своём участке он был акушером, психологом, наркологом и даже палатой мер и весов, каждое утро проверяя весы у торгашей на мини - рынке путём взвешивания заряженного табельного пистолета.
В общем, участковый был всем. И даже Отделом очистки - он собственноручно отстрелил всех бродячих собак на своём участке. Лицо у него было простым - и люди к нему тянулись. За советом, с жалобой, с просьбой.
Он закрывал сыновей-наркоманов, выписывал мзды соседям-пьяницам, изымал самогонные аппараты и самострелы у детей. Он мог разговаривать на равных с чиновниками, коммерсантами, алкашами, барыгами, ворами. На расправу был скор и крут - приговор его был окончательным и обжалованию не подлежал. Используя Закон, что дышло, он держал свой участок в узде, вызывая у граждан уважение, у оппонентов - страх, у коллег - здоровую зависть.
Законы он толком и не знал, составляя протоколы на местном кладбище на покойников “для палки“ и изымая один и тот же самогонный аппарат по двадцать пятому разу согласно им же утвержденному графику у бабушек – самогонщиц.
«Аппарат» Ваня тут же возвращал, уважая старость.
В своей оперативно-служебной деятельности старший участковый руководствовался здравым смыслом, помноженным на чувство справедливости.
За пролетарскую прямоту, прямолинейность и отказ гнуться под изменчивый мир начальство его недолюбливало – Ваня молчать не мог, поэтому ходил в свои 43 года в старших лейтенантах.
Мужиком Ваня был неплохим - смелым, нежадным, весёлым, охочим до шуток, водки и веселья, впрочем, как и все другие коллеги.
Его сосед по кабинету Митя был полной противоположностью Вани, - серьёзный, немного туповатый, с крестьянской хитрецой, но не имел высшего образования, поэтому не мог был назначен на офицерскую должность – это тяготило его.
Оставшись на сверхсрочную в полку внутренних войск, Дима соскочил в «цирики» следственной тюрьмы. Службу нёс бодро, ничем не отвлекаясь, словно оловянный солдатик – надзирал за порядком в камерах, подлостей не делал, и был на хорошем счету у начальства.
Но и там он нашёл на свою толстую жопу приключений…
Однажды он принял смену с умершим зеком. Вернее, на момент приёма нарядом людского поголовья, зек был ещё жив, но вскоре – помер.
Открыв для проверки камеру-одиночку, он увидел посиневшего от инфаркта зека - абсолютно мёртвого.
Это обстоятельство очень огорчило Митяя – назревал скандал, в результате которого можно было лишиться хлебного места сутки через трое с бесплатным трёхразовым питанием.
Митяй не нашёл ничего лучше, чем поволочь ЗК в душ, где положил несчастного под струю холодной воды, чтобы довести до температуры окружающей среды.
Так он надеялся доказать руководству, что ЗК купил коня не в его смену, а немного раньше.
Хитрый план Трутнева успехом не увенчался – прямо в душе Митя вместе с мертвецом был задержан дежурным помощником начальника тюрьмы, и изобличен в гей-некрофилии, так как труп он предварительно раздел до гола.
Митю «поставили на лыжи», предложив найти другое место для приложения своих креативных способностей.
Система МВД нуждалась в инициативных, творческих работниках - так Митя стал участковым. Точнее – помощником, нет «вышки», будь она неладна…
С коллективом Вадиму повезло – у каждого сотрудника была своя, не менее драматическая история попадания в райотдел...
Потому, что РОВД – это ад на «земле»…

****
После неудачного задержания воров и вандалов, утонувшего в говне Митяя забросили в отсек для задержанных дежурной машины и отвезли к знакомому, в пожарную часть.
Сняв с него пропитанные фекалиями милицейские шмотки, потерпевшего тщательно обработали тёплой водой из гидранта с хозяйственным мылом.
Выдав ему потертую, поношенную пожарную робу, и влив 200 грамм водки, Митяя хотели оставить дома, но он решил не останавливаться на достигнутом.
Переодевшись в «гражданку», помощник участкового потребовал продолжения банкета - сто грамм – не стоп кран – дернешь, - не остановишься…
Закрывшись в служебном кабинете, два околоточных Ваня и Митя долго уничтожали вещественные доказательства по административному материалу – спиртосодержащую жидкость органо–лептическим методом, а ещё проще – бухали до пяти часов утра. Домой идти было поздно, вернее, рано, и друзья решили переночевать на месте.
Выходных у милиционеров не было, не считая отсыпных после бесконечных дежурств.
Пятничное утро не задалось сразу.
Старший участковый уполномоченный Иван Иванович очнулся, сидя за столом в рабочем кабинете. Ему было плохо - он держался за больную голову, в которой пульсировала только одна мысль - Ну на зачем? На хуй так пить?
Под соседним столом, на полу, свернувшись калачиком и обняв сломанный офисный стул, почивал его подельник - помощник участкового сержант милиции Трутнев.
От изъятой самогонки Ваня-Ваня болел. Во рту нагадили котики, башка раскалывалась. Хотелось домой, похмелится и спать.
Сильный стук в дверь прервал рассуждения старшего лейтенанта о бренности бытия.
- Кто там? - жутким загробным голосом и страшным басом спросил Ваня.
- Это мы, жители улицы Коммунистической, пришли к своему участковому, Трутневу Дмитрию Сергеевичу “ - поведал дружный хор бабушек-инициативниц, ровесниц самой Революции.
Бабки были вредные, кляузничали и требовали от милиции невозможного - построить коммунизм при жизни в отдельно взятом частном секторе.
Но Иван Иванович не внял разумным доводам граждан.
- Идите вы на хуй, прихожане - тем же громким заунывным басом сообщил он гражданам.
- Кто это говорит? - справедливо возмутились граждане, - мы будем жаловаться!
- Это я, Мытя Трутнев, я никого не боюсь, - сообщил распевный замогильный голос.
Сам Мытя в это время во сне видел голую Синди Кроуфорд и в такт видению причмокивал губами. Диалога Вани и граждан он не слышал, или слышал, но был полностью согласен с позицией старшего товарища.
Начинался рабочий день…

Ваня Ваня опустил голову на стол. Взгляд его упал на недопитый “мерзавчик”, который был наполовину пуст, или напротив, наполовину полон жидкостью животворящей. Рука потянулась к давно немытой кружке… Стук в дверь пресёк попытку участкового поправить испорченное вчера здоровье.
- Кто там ещё?
- Иван Иванович, это я, Маша!
Ваня узнал свою “подругу” по голосу и открыл дверь - прихожанка была человеком своим, старейшей обитательницей вверенного ему околотка, и одной из самых колоритнейших аборигенов. Семь мужей, среди которых были и партийные работники, и криминальный авторитет, и работники умственного труда, и даже слесарь местной ЖЭК. Спившаяся в дым она легко отличала Бебеля от Бабеля и решала логарифмические уравнения в уме. В проклятом советском прошлом она была директором “Коопторга”, имела шикарную квартиру-“трёшку“, белую “Волгу” и решала любой вопрос.
Жизнь покатилась под откос, когда умер её муж “Кальмар “, рэкетир – самоучка, собиравший дань с первых кооператоров Советского Союза. Машка после смерти мужа начала пить, но авторитетом на районе пользовалась до сих пор.
- Ни хуя себе… - взглянув на Машку, заключил Ваня.
На Машкином лице светились сразу два фингала. Такие возникают при сильном ударе кулаком в лоб или переносицу.
- Да вот, Вань…
- Кто тебя так?
- Дочь, сука, каждый день бьёт.
- За что?
- За всё! Я для неё всё, а она…
- Ясно. Дочь то где?
- С собой привела. За дверью стоит.

Дверь служебного кабинета Иван Ивановича находилась ровно напротив кабинета начальника криминальной милиции Дьяченко - Хохла - вечного и. о. начальника ОВД.
Ваня вышел за дверь. В тапках на босую ногу, с трехметровым перегаром, в милицейских брюках и расстегнутой до пупа рубашке без погон его вид внушал ужас. У кабинета стояла красивая девушка лет 25 с длинными волосами по пояс. Не мудруствуя лукаво, Ваня взял её за волосы и начал накручивать их на кулак. Накрутив до затылка, Ваня долбанул девушку головой об стену.
- Ты чего же сучка, мать свою бьёшь? Она тебя родила, у тебя же первой на районе «восьмёрка» была, мать для тебя всю жизнь жила-старалась!
- Ваня! - завизжала Машка - это не моя дочь! - моя убежала!!!
- А это кто?
- Я к Дьяченко на приём пришла - по личному вопросу… - пролепетала девушка.
В огромной лапе милиционера её лицо казалось миниатюрным, - на хрена? – спросил опешивший Ваня.
- Я хочу в милиции работать! Я академию закончила! Юрфак!
- С боевым крещением тебя, сказал Иван Иванович. На стажировку ко мне пойдёшь…
- На! - нога девушки попала ему в пах.
- Уй, бля… – присел от удара Ваня, - далеко пойдёшь, если милиция не остановит, прохрипел он.
На корточках он пополз к себе в кабинет, залечивать душевную рану остатками самогона.
- Дяденька, вам больно? - кричала ему вслед девушка…
- Ды охуеть, блядь, - стонал Ваня.
Так в РОВД появился новый следователь - миниатюрная девочка Ирочка с ведьмиными зелёными глазами… Точеная фигурка, изящный носик, милый голосок, манеры вкупе с хорошим вкусом сводили окружающих мужчин с ума.
Добро оказалось с кулаками и маленькими, но острыми зубками.
Ирочка объяснила коллегам, что не зря закончила Академию ФСБ – недотрога и модница отшивала ухажеров прямо с порога своего маленького кабинета.
Первым в длительное пешее эротическое путешествие направился ушлый до баб Хохол, так и не злоупотребив своим служебным положением.
- Я не такая, - я жду трамвая, - заявила девочка Ирочка.
О её прошлом история умалчивала, а она сама не распространялась. А вот будущее было ясно – радиостанция «Милицейская волна» сообщила слушателям, что наша Дюймовочка – племянница председателя городского суда, и пришла получать необходимый для получения статуса судьи юридический стаж.
Так что – в связях, порочащих её – ни-ни, гуляйте хлопцы…
Дюймовочка тут же включилась в следственную работу, моментально обросла делами «с лицами», которые шила с пролетарским размахом, загоняя в суд по два-три в месяц.
Жулики плакали в её ежовых рукавицах, а мужской личный состав дарил розы, конфеты и в сторонке облизывался.

Девочка была очень непростой…

****
Время шло, сливаясь в один день, хотя ни один из них не был похож на предыдущий. Страна втянулась во Вторую войну на Кавказе, в тылу тоже было неспокойно – грянула амнистия.
Всех, кто вышел по «ельцинской «скощухе», пришлось запихивать обратно в тюрьму.
«Органы» были по уши завалены материалами, уголовными делами, административками, доносами, анонимками, сигналками и прочими бумагами, оперативно-следственными мероприятиями и просто бестолковкой.

Количество дежурств доходило до десяти в месяц, а в перерывах ещё успевали кого-то ловить и даже раскрывать преступления, которые сыпались, как снег на голову.

****
Здравствуйте, мадемуазель, - Розенбаум, сверкая лысиной расшаркался перед Ирочкой, галантно пытаясь выпросить руку для поцелуя.
Процессуальное лицо неохотно позволило – протянула изящную ручку и даже кивнула головой.
- Позвольте представить, - это ваш персональный раб, - Вадимом кличут, - Василич потянул опера за рукав, - любить не прошу, жаловать – тем более.
«Хороша, подумал Вадим, глядя на Ирочку, мой любимый размер… маленькая, курносая, большеглазая…
- И зачем мне такие подарки? – следователь посмотрела на опера, как смотрят на экзотическую жабу в зоомагазине, - то ли ботаник, то ли неформал… а где ваши хваленые канадцы? - не обращая внимания на Вадима спросила она у Василича.
«- но стерва…» - подумал Вадим

- Один остался, молодой и не пьющий, мадемуазель, - но зато перспективный, генералом будет, я обещаю, - подмигнул оперу начальник, - ну, молодые, вы общайтесь, я третий – лишний, а вам ещё жить и жить, положили молодых – и оставили одних, – откланялся Розенбаум и исчез.
Вадим сказать ничего не мог, просто уставился на стол, заваленный уголовными делами.
Ирочка всё поняла, и попыталась исправить неудобное положение.
- Чай будешь? – защебетала Дюймовочка, - с конфетами, мне тут БЭПники принесли.
- Да, - то есть, да буду, - смутился опер. В отличие от БЭПников, денег на конфеты у него не было. Да и откуда в розыске конфеты? – водка, сало и майонез с луком.
«Как упоительны в ОБЭПе вечера – любовь, шампанское, продукты и одежда, попасть в ОБЭП лелеют многие надежды…» - как пели тогда.
- Угощайся. Как звать тебя, кавалер?
- Вадим…
- Ирина, - Дюймовочка протянула руку, - можно просто – Ира.
Вадим пожал руку, она показалась ему нежной и немного влажной, однако её рукопожатие было сильным – она давала понять, что превосходит его.
- Съездишь со мной на обыск? – не бойся, он формальный. Там мужик живёт, только он пьёт, мне одной страшно – улыбнулась Ира.
«Да ты любого перекусишь пополам и не подавишься», - подумал Вадим, но ответил – конечно, поехали.
Ирина ему понравилась, но он не подал виду – ухажеров у дамочки без него хватало.
«Времена нынче лихие – лучше перебдеть, чем недобдеть», думал Вадим, засовывая пистолет в открытую поясную кобуру, - лишним не будет. Папку с бланками протоколов взяла Ирочка, понятых найдём на месте или впишем «левых» - обыск всё равно формальный, что можно найти у запойного пьяницы, кроме бутылок и оберток от плавленых сырков?
До адреса доехали быстро – пара остановок на трамвае, машину на формальный обыск никто не дал, так что романтическое путешествие прошло на общественном транспорте.
Вадим усадил Ирочку на сиденье, сам встал рядом, держась левой рукой за поручень – правой он прикрывал пистолет, - в трамваях работали спецы по карманной тяге.
Понятно, что пистолет они похитить бы не смогли, но вычислить мента могли вполне…
Попадать в возможные происшествия Вадим не хотел, - стояла другая задача.
Парочка поднялась на второй этаж, пройдя по длинному коридору старой общаги бывшей швейной фабрики.
Здесь даже года три назад убирали, - подумал Вадим, лавируя мимо разбросанного хлама, помогая пройти Дюймовочке.
Следователь с постановлением на обыск встала у двери квартиры, - Вадим, найди пока, понятых, пожалуйста, не будем входить без них…
- Кто там? – послышался пропитый голос из-за двери.
- У нас постановление на обыск в вашей квартире… - стараясь казаться суровой, прощебетала Дюймовочка.
- Сейчас я вас, мусора… сейчас, сейчас… - засуетился кто-то за дверью, сейчас вам пиздец, мусора…
Вадим насторожился, - ни хрена себе, формальный обыск…
Дверь внезапно открылась, из–за неё выскочил алкаш с занесенным над головой топором.
Вадим толкнул Ирочку вправо, уводя её с линии атаки, сам упал следом.
Падая, он успел подставить нападающему подножку.
Алкаш пролетел метра полтора в свободном падении и упал к противоположной стене, выронив в полете топор.
- Сейчас, сейчас, - выл мужик, ползая по грязному полу в поисках топора.
Как у опера оказался в руках пистолет, он не помнил…
Скинув флажок предохранителя вниз, он дослал патрон в патронник, навёл оружие в сторону мужика, и, закрыв глаза от страха, нажал на спусковой крючок.
- Бах! – звук выстрела оглушил Вадима и Ирочку.

Опер открыл глаза и увидел нападавшего. Алкаш лежал у стены коридора и тихо стонал.

Ирочка забилась за стоявший рядом ящик с рухлядью, и смотрела на опера и мужика полными слез и ужаса глазами.
- Куда тебя? - спросил у нее Вадим
- По руке ударил, придурок, - следователь показала на левое плечо.
Опер осторожно потрогал ее руку, - Сильно? Болит?
- Вскользь прошло, обухом, наверное, зацепил, - пробормотала Ирочка.
Опер встал, подошел к мужику.
«Интересно, наглухо?», - думал он.
- Эй, мужик...
- …ааа…
- Куда тебя?
- …в грудь... - простонал алкаш.
- Дышать можешь?
- Да...
- Терпи, сейчас скорая приедет...

****
На звук выстрела из соседних комнат выскочили неравнодушные граждане.
«Вот идиоты, - подумал опер, если бы у меня в подъезде стреляли, я бы под кроватью прятался…», - спокойно, милиция! - Вадим трясущимися руками достал удостоверение.
- Я тебе давно говорила, - не пей, - выговаривала пьянице бабка в засаленном халате, - теперь подохнешь наконец-то... – правильно, товарищ милиционер, застрелили идиота…
- Вызовите «скорую» и милицию! - крикнул бабке Вадим.
- Сейчас, милок, - заторопилась бабка, - чтобы ты сдох – пожелала она раненому, как ты всех уже задолбал...
- Может, его перевязать? – ворковала над Юркой сердобольная соседка – тётка неопределенного возраста, в бигудях и маской на лице.
- Не трогайте его… - истечет кровью.
Испуганная Ирочка вцепилась Вадиму в руку и отпускать его не хотела – ей было больно и страшно.
Почти мгновенно на помощь прилетела оперативная – группа – она была недалеко, обслуживая квартирную кражу.
Прибывшая «скорая» увезла нападавшего в больницу, однако через час позвонила в райотдел, - забирайте, пуля прошла вскользь, задев кожу и мышцы плеча, царапина.
Спустя час протрезвевший Юрок, гроза общаги, перевязанный, томился в околотке, с выписанной справкой – в условиях СИЗО – ИВС содержаться может.
Об этом позаботился прибывший за подстреленным Ваня – чтобы не мотаться конвою лишний раз, вломив по дороге протрезвевшему Юре живительных звездюлей.
Собравшиеся сотрудники хотели бы добавить Юрку «горячих», но помощник дежурного всех разогнал, мол, сейчас прокурорские налетят.
Он не ошибся - вскоре герои дня, Вадим и Ирочка давали объяснения вечно похмельному следователю прокуратуры Костику.
«Следак» всё сразу понял, долго мурыжить не стал, возбудив на коленке 318 УК – «сопротивление работнику милиции» и еще парочку сопутствующих статей.
Вадим написал рапорт об обстоятельствах применения табельного оружия и сдал пистолет дежурному - до выяснения…
Розенбаум отпустил его домой, выспаться, привести себя в порядок.
Выходя из кабинета начальника, опер наткнулся на Ваню.
- А ну, зайди…
- Зачем?
- Зайди… - Ваня с порога протянул оперу стакан, полный водки, - давай, сними стресс, - ты молодец, не растерялся, ковбой хренов…
Вадим не стал отказываться, - адреналин еще не пришел в норму и успокоиться не мешало – руки тряслись, колотилось сердце...
Первый раз в жизни ему довелось стрелять в человека.
Зная, что молодым коллегам тяжело, Розенбаум выделил служебную “Ниву” с водителем - развести героев дня по домам...
Вадим был напуган – ещё бы, стрелял и какой резонанс… а что делать было? – ждать пока идиот всех покромсал топором? С другой стороны, он был рад, что Юрика не убил – пуля прошла вскользь, больше напугав непутевого…
Самогон, поднесенный Ваней на него не действовал, - прилив адреналина блокировал алкоголь.
Ирочка, обняв рукой больное плечо сидела на заднем сидении «Нивы» и молчала всю дорогу. Разговор не клеился. Опер думал о своем, Ирочка смотрела в окно, будто бы выискивая глазами кого-то.
Водитель-розыскник, на ментовском жаргоне - “Алеша”, остановил машину у подъезда древней “сталинки”, - прошу вас, молодые люди! – с заговорщицким видом провозгласил он.
Опер выскочил из машины, принял из рук Иры сумочку, помог ей выбраться.
Они поднялись на четвёртый этаж, стояли молча, глядя друг на друга.
Неловкая пауза затягивалась…
- Ты это..., выздоравливай, хорошо? - Вадим хотел взять её за руку, но побоялся причинить ей боль
-… а ты хороший… - Ирочка провела ладонью ему по щеке, - смелый…
Опер смутился, -… ну, я пойду?
-…погоди… у тебя есть ручка, обычная, шариковая?
-…нет…
- запиши мой домашний… -
-… да… у меня не на чем, нет ничего …- Вадим демонстративно похлопал по пустым карманам.
- …помоги мне – Ирочка показала глазами на свою сумочку, - найди там помаду… в боковом кармане…
- Вот, - ничего не понимающий опер протянул тюбик …
-… дай мне свою руку
- На… - опер протянул ладонь.
- Держи удобнее, - проворчала Дюймовочка и вывела помадой цифры на предплечье, - 224-47-56, - позвонишь вечером? - я буду ждать… – она посмотрела ему в глаза.
-… да…
- Пока! - Ирочка встала на цыпочки и, еле касаясь губами, поцеловала своего защитника в щеку, - пока…
- Пока… - облегчённо выдохнул Вадим и пошёл по стертым ступенькам вниз.

****