Надежда умирает в промежуток между завтраком и утренней почтой. Полковнику никто не пишет и полковник снова старается заснуть.

Все ждут суда, а я жду пасху. Схожу в церковь, выдадут праздничный ужин — все какая-никакая радость. В тюремных церквях легко преодолевается атеизм. Проникнусь духом тепла и всепрощения — надо бы простить жену. Иногда она мне снится после церкви.

Но в бараке блажь снимает как рукой. Там меня ожидает Фарти Марти. Марти - голос крейцеровой сонаты. Марти - ирландский Василий Позднышев. Все бабы — похотливые и меркантильные животные. Они заберут у вас жизненную силу, а заодно дом, мотоцикл, детей и собаку. Размножение и секс — порочны изначально. Зачем продолжать род людской если срок жизни человечества увеличивается, есть технологии ремонта органов, которые раньше были только у фантастов. Зачем? Сильно хочется ебаться? Жри поменьше мяса и все пройдет. Нет бабе места на авианесущем крейсер Честер Нимиц.

Раньше в Ирландии во время голода дуры рожали по пятнадцать детей — так чтобы хоть пять выжило. А сейчас выживает почти весь гребаный выводок — планета засрана и перенаселена. Раньше искали золотой грааль - теперь вид на жительство в сытой стране. Скора станем драться за чистую воду — как уже бьем друг дружку за грязную нефть.

Бабам с их инстинктами все мало шмотья. У жены Марти тридцать разных шампуней на одну тупую башку. Шкафы ломятся от одежды и украшений. А это же все природные ресурсы. Бабы — очень опасный вирус и двигатель экономики потребления, ведущей в никуда.

Спорить с Марти крайне сложно — у самого схожий казус. И если я в церкви понимаю жену и думаю как найти мир с ней, то после ядовитого общения с Марти мне кажется будто он прав. Жена привела домой ментов и указала на меня: «Вот он!». Менты вошли в мой дом с оружием наголо, а я играл с двухлетней дочкой.

Хотя ехать с Марти в Канаду мне тоже не очень. Марти старый и жадный. И злой. В последнее время он взялся убирать душевые — от скуки. Второй положняковый за уборку поднос отдает в основном мне. У него куча жратвы с магазина. Вечером я смотрю телеящик. Ирландец бухается рядом и начинает жрать. Мне не предлагает. Наверное, я бы и сам не взял, но он даже и не думает предложить. Я вырос среди узбеков и такое поведение белых людей мне кажется дикостью. Я не могу ходить в бар, где каждый платит сам за себя, а чаевые делят на калькуляторе. Я пришел из культуры где всех принято угощать. Дикарь. Орда татаро-монгольская.

Лучше буду совсем один. Никакой ответственности за других. Брачные узы. Вот именно. Нам не хуй терять кроме своих уз.

Как-то ехал через всю Америку без копейки денег на собаках. Подбирал еду и бычки, писал роман и был абсолютно счастлив. Совершенно один. Совершенно счастлив. Мир вокруг это трехмерная симуляция, как в компьютерной игре. Это не люди вокруг, а фантомы. Зачем обращать внимания и беспокоиться о том, что фантомы скажут о твоем внешнем виде? Они говорят только то, что в них заложено постоянной подпиткой фейсбуков.

Фантомная теория работает когда выкатываешь тележки мимо кассы в Трейдер Жузеппе. «Замрите все нахер, роботы гребаные!» и покатил посвистывая. Роботы стригут купоны и рассматривают на свет стейк.

Марти — черная желчь, я подозреваю он и до ареста был не лучше. Кроет всех и вся. Особенно ненавидит Роджера. Мечтает его отрихтовать.

Мне осталось ровно 52 дня, русский. На 51 день я я его так отмудохаю, так отмудохаю вот увидишь! Сутки потом в карцере — дольше не смогут держать. Выпустят! Надеюсь не увижу как он ровняет рожу Роджера— буду на свободе. Он что, серьезно думает я тут еще 52 дня буду сидеть?

Роджер типичный грызун-шустряк, таких много во всех тюрьмах мира. Роджер клянчит объедки, играет на пайку в карты, стирает чужие трусы — шнырь-кишкоблуд. На воле Роджер продавал свою жену за крэк, который они потом курили вдвоем и трахались. Неисправимый романтик Роджер.

Здесь, в Кенди, когда кто-то освобождается зачастую именно Роджер подскакивает первым перебрать наследство. Он знает, что книги я куплю у него за кофе — в библиотеке Рика Мораниса уже целых одиннадцать томов. На прошлой неделе Роджер подогнал мне Майка Шейбона. Шейбон, МакНалли с его «After Workshop» которую по-моему даже на русский не перевели еще — спасают меня от безумия. Это хорошие сокамерники, надежные, мудрые.

Пару дней тому Роджер чуть не толкнул меня в блуд. У меня на хранении была книга бывшего качка Джона Муллинза — мутная хуерга про НЛО. Но именно этот пасквиль всем очень хотелось читать и я, как библиотекарь в законе не мог не выдавать ее потихоньку в народ.

Подонок Роджер прочувствовал фишку, вымолил у меня книгу — я думал, ну пусть хоть с этой начнет, а потом подсуну ему «Мир глазами Гарпа». А Роджер просто сдавал НЛО в рент за кофе. Последним читателем книжки про непознанные летающие блюдца был один негр, даже не помню его имени. Негр стал мутить «призон брейк» на ужин прямо на шконке, Нефф сделал ему нарекание насчет тараканов, негр огрызнулся и пулей вылетел из Кендиленда. Вместе с книжкой Муллинза.

Джон Муллинз — всегда доброжелательный, пытающийся через волю пробить если на меня уже ордер от федералов и имигрейшена — не разговаривал со мной дней десять.

Я сказал об этом Марти, а он и так на Роджера дышал парами углекислой серы. «Еще пятьдесят дней и я его закуканю, вот увидишь, рихтану по полной»

Марти получил письмо от друга с которым плавал на Честер Нимиц. Товарищ сломал бедро и теперь срал под себя. Через это бедро он потерял работу апартмент и питомцев. Последней ушла его подружка. И что особенно бесило Марти — все подружку понимали «как ей, бедняжке, с ним трудно». Еще бы. Небось когда он на двух работах ебашил, бедняжке не было трудно. Шалавам не трудно только одно — раздвигать ноги и делать метровые ногти в китайском маникюрном салоне. Так считает Марти, а я давно с ним не спорю.

Еще один человек, которого Марти хочет «шлифануть» перед выходом это Человек-гидрант. У Гидранта вечно закатаны до колен оранжевые штаны, а его короткие икры напоминают классику американских улиц — красный приземистый пожарный гидрант.

По утверждению Марти, когда он работал менеджером в вино-водке, Чел-Гидрант спиздил там бутылку канадского виски «Черный вельвет». Скоро, всего дней через пятьдесят, Гидрант за это ответит. Марти будет бить его смертным боем. Мне Человек-Гидрант помогает библиотечить, так что мартиной ярости я не разделяю. Да и вообще не уверен, что Марти его с кем-то не путает. Айриш в последнее время начинал подганивать. Каждый день говорит, что осталось пятьдесят два дня, хотя у него и на прошлой неделе было пятьдесят два. Это недобрый знак. Если человек забывает сколько осталось сидеть — дела совсем дрянь.

Пасха вышла грустная — хотя начиналась весело. Прямо с утра на Пасху снова посадили Стю. Того, что я думал будто я великий русский хакер и оставил мне в наследство мешок жратвы. Стю вошел в барак как ни в чем не бывало. Будто выходил на утреннюю пробежку. Он сразу спросил не осталось ли жратвы и я заржал, ржал как не ржал давно, хотя вроде некрасиво радоваться что человека посадили.

Стю взяли грязно — перенесли дату собеседования с офицером надзора на три дня раньше. Стю как раз пальнул косячка, плеснул в граненку ирландского вискаря и собирался играть в иксбокс. У них ферма в Колорадо — растят траву, жмут с нее масло и везут сюда — в американскую версию Северной Кореи. Это идиотизм когда в одной области трава легализована, а в другой нет.

Взяли Стю прямо в кабинете у надзорши, у них кнопка под столом у сук. Он переночевал в киче пока ждал распределения в Кенди. «Я так молился Рик, чтоб меня обратно сюда, в Кендиленд закинули, не спал всю ночь»

Теперь у него болела башка и Стю просил найти ибупрофен. Его ибупрофен я раздал горстями — вообразил себя Айболитом. Люди странные — накупят жратвы, а вот чтоб лекарство на всякий — то хер. В тюремном бараке всегда кому-то нездоровится — то зуб, то голова, то живот, то температура.

Я взял ему колес у Гилберта-эвакуатора.

На пасху выдали шоколадки и тут у мужичков проснулся отцовский инстинкт — все стали отрезать купон с обертки - «вторая шоколадка бесплатно» - и слать эти купоны детям. Больше слать было нечего. Я уверен, что католики — добрые дарители шоколадок, купоном уже непременно воспользовались — отсюда и щедроты. Поэтому попытался засунуть в конверт всю шоколадку целиком.

Это унизительно, когда вас держат в тюрьме не за хуй и не дают возможности купить детям шоколадку. А я сволочь злопамятная и унижения помню очень долго. Шоколадка в конверт не влезла, я сменял ее на кофе. Кто-то выслал домой розочку Билли наверченную из туалетной бумаги, кто-то крестик-ладонку сделанную Гвидо из старых тюремных носков.

Грустная вышла пасха. У меня был план пойти во все церкви — благо по очереди дергают. Попал к баптистам, потом к католикам, а вот к испанцам прорваться не удалось. Негр СиОу — гандон, который обычно водит в испанскую церковь сразу выделил меня в толпе латиносов, хотя внешность у меня как у самого что ни на есть Рика Мораниса и спосил по испански «как дела» - видимо это все что он знал. А я взял и лоханул или просто врать на Пасху не было сил. Ведь мог сказать «буэно или транкило». Стал объяснять, что Пасха и чтобы в церквях на всех языках будут говорить одно и тоже. Гилберт-эвакуатор за меня впрягся, но негрило упивался своей властью — втолкнул меня обратно в барак и демонстративно запер дверь.

Я записал его фамилию с бирки — думал жалобу настрочу шерифу Пинкоксу — в церковь не пустили на пасху. Беспредел полицейский. Взял Правила Жизни в Графстве Оранж — подвести матчасть под челобитной, а там гля: и вправду: чтоб именно в испанскую церковь попасть, надо заявление сперва капеллану настрочить и ждать визу. Ну им Бог и выдаст всем визы, только время придет. Пара хороших наводнений, несколько бунтов в больших городах, два срока Трампа и Америка останется только в учебниках по истории для чайников.

Выкинул Правила жизни, взял Библию — думаю хоть на пасху почитаю. Открыл наугад и как назло вышло от Луки 22: 47 - «Он говорит стражникам: Кого я поцелую, Тот и есть». Вспомнил как жена заводит домой ментов с волынами, а в ночь перед этим была буря и сломала ветку у старого дерева, дерева которое давало нам тень двенадцать лет подряд. С крыши сорвало пару кусков фейковой американской черепицы. Знаковые события. Судьба. Бросил Библию нахер.

В обед дали чикен пэти — котлеты из цыпленка. Цыплят собирают в закрытом герметичном помещении и взрывают там мать всех бомб. Получившуюся смесь мяса, костей и перьев, обильно посыпают химикатами из Китая и скатываю в котлетку небольшим бульдозером. Приятного аппетита.

Роджер проглотил свою порцию и снова встал в очередь. Там всегда пара лишних подносов — для уборщиков и для Неффа. Роджер оказался в очереди перед Марти и увел его поднос — бонус за уборку душевых. А убирался Марти не за поднос — а для целевого времяпровождения. Когда ты полгода в одной комнате с еще шестидесятью рылами — главное убить время. Любое занятие отвлекает от постоянного бетонного прессинга на психику.

Все произошло быстро, мгновенно просто. Вот Роджер забрал третий уже для себя поднос по счету. Вот Марти понимает, что добавки не видать. Он разворачивает Роджера за пухлое плечо и проводит серию прямых в голову. Роджер не теряется — уличная закалка — поднос с чикенами летит на пол, а Роджер, уловив концовку атаки Марти, бросается в контр-атаку. Нефф давит кнопку тревоги и бросается разнимать, повторяя любимую мантру: «один поднос — в одни руки, математики херовы».

Сегодня в церкви один из тех кто любит быть в центре внимания на собраниях человеков, свидетельствовал как отказался от подносов с обедом и ужином в имя Иисуса. Пост у него такой. Я тоже дал зарок отдать свой ланч Роджеру, но сейчас сижу и жру, а Роджер бьется с Марти за то что едва ли даже можно назвать чикеном.

Мне спросонок все это кажется чудовищным и сюрреалистичным, и я думаю: «а нахуя придумывать истории, создавать витьеватую мертвечину из слов? Неужели недостаточно правильного копирования жизни, ведь она гораздо интереснее полета фантазии задрота, который строчит перед компом выкуривая пачку сигарет и выпивая бутылку портвейна, а на старости лет уже попердывая и попивая свежевыжатый морковный сок? Время от времени задрот подбегает к стене где висит растиражированная в китайской типографии схема Бурмистрова и Немировича-Данченко и шепчет себе, под нос: «Тэк-с, завязка, интродукция, первый поворотный пункт сюжета, не забивать голову читателю лишней информацией...тэкс-тэкс»

В Кендиленд врываются люди в черном — мен ин блэк — боевики режимно-оперативного отдела. Бандиты и преступники бросаются врассыпную по шконарям, побросав чикена — таков протокол. А мне похуй — я очень злой человек пока не проснусь и не выпью кофе. Я продолжаю сидеть и жрать чикена, как капитан Титаника. Что они мне сделают? В одиночку пересадят? В изолятор? Так я это как апгрейд рассматриваю — одиночество просто обожаю. У людей в черном на рожах маски поэтому они так вольно брызжжут черемухой вокруг.

А дойдешь, от счастья не надышишься,

От объятий жарких, от любви,

Пусть тогда черемуха колышется

И поют всю ночку соловьи.

Даже видавший виды Нефф смахивает скупую мужскую слезу. Чикен встает у меня поперек горла. Я бы очень хотел чтобы всем глашатаям Эха Москвы брызнули в ебло вольной американской тюремной черемухой во время пасхального обеда.

Преступники со шконарей кричат мне: «Рик, Рик, дебил, беги на свой шконарь, тебя же сейчас тебя тоже подберут!»

Ситуевина с чикенами, Марти, который хоть и скучным был, но товарищем, черемухой, которой идиоты ебашат в закрытом помещении с плохой вентиляцией... Мне вспомнился Бурят — настоящий блатной, белая кость — он заезжал к нам в колонию и устроил бунт. Бурят передвигался на инвалидной коляске. Ему сломали хребет в двух местах, когда он в замминистра МВД Узбекистана хуйнул на «беседе» гамбсовским полукреслом. Бурята всегда окружали страждущие -и он им что-то раздавал, и наставлял, как Иисус. Тек кто его не знал, думали он совсем ебанутый. А он тогда уже был без пяти минут Вор в законе.

У меня кишка тонка была в молодости, чтобы понимать таких как Бурят. А сейчас я сам готовлюсь метнуть чем-то в голову судье. Я встал из-за стола, смахнув по-ходу чьего-то недоеденного чикена и нервным фальцетом свойственным советским сидельцам типа Промакашки заорал на весь Кенди, обращаясь и к ментам и к зыкам:

«Да вы же все тут овцы ебанннныйя! Вояки блять! Да будет ежели война мы же вас самих как этих чикенов порвем! С Кореей Северной для начала разберитесь, абрамсы хуевы!» Нефф и главарь банды Мен ин блэков переглянулись и кивнули типа: «да этого визгливого тоже пакуем»

Марти вызвал огонь на себя. Пока я был в центре внимания, он не смотря на наручники и команду «лежать», подобрался к Роджеру и с кличем: «а так мы ебашили на авианесущем крейсере Честер Нимиц» воспользовавшись преимуществом низкого роста уебал проглота лбом в основание челюсти и отправил в классический нокаут. Ментам снова стало не до меня, мен ин блеки подхватили на плечи отъехавшего Роджера и орущего: «Паразиты и хуесосы» Марти, выстроились в боевую свинью и помчали с добычей к лифту, со скоростью мусульманской похоронной процессии.

Я медленно пошел к шконарю твердо зная, что сейчас важно всем жестко смотреть в глаза, как волку в лесу, чтобы знали — я готов пойти до конца, если чо. В американской тюрьме, где вы не защищены идеологией воровских понятий, время от времени хорошо устраивать такие перфомансы. Пусть помнят, что Рик Моранис ебанутый на всю голову отморозок и если чо — то ну его нахуй. Не стоит связываться.

Шептун Уисперз принял эстафету убирать в душевых, а я опять остался совсем один, как после освобождения Дурашки.

Негритянская тюрьма, как черная зимняя вода поглотила ирландца Марти.

Сватался я в те времена когда еще не изобрели бит-торренты, а энтузиаст Гоблин только начинал переводить фильмы. Я очень хотел произвести впечатление на Баблоянов, а бабла у меня тогда не было совсем. И сейчас — тоже совсем нет бабла. Я решил потешить их фильмой. Купил диск «Чарли на шоколадной фабрике» с Джоннни Деппом. Диски в Сша продавали в аптеках.

Месяц бился с переводом. Месяц. Но это был прекрасный месяц осмысленного одиночества. Квартирка была уже обставлена, а жену — понятное дело, без совершения над нами ритуалов и таинств — ко мне не пускали. Всю свою любовь и легкую тоску я вложил в этот перевод. Яркий пример творческой сублимации.

Слова шлифовались с трудом, как гранитные. Потерял форму, пока махал в Америке шваброй. До сих пор помню текст этого фильма наизусть. В нем песенок много — пришлось попыхтеть. Программу для синхронизации звука тоже купил — говорю же тогда пиратить с интернета только-только начинали. У меня и интернета вроде не было — только комп. Свел звук с картинкой — потом еще дней пять себя ненавидел за сукорукость. Но свел!

Одел воскресный костюм, поволок сокровище Баблоянам. С трудом дождался конца ужина — когда все прекратят жрать многочисленные навороты армянских блюд.

Показывать Чарли жующим рожам было чистым кощунством. Усадил их включил наш Тимом Бертоном проект и затаил дыхание. Вам надо бы объяснить — для автора важно мнение публики первую неделю-две. Очень важно — потому как произведение, оно как малый ребенок. Через пару недель виртуальная пуповина между автором, текстом и еще какой-то светящейся безбрежной туманностью Андромеды навсегда прерывается. Вещь начинает жить своей жизнью и автора уже почти не заботит. Но вот в эти первые дни после рождения — автора можно брать голыми руками.

Баблояны начали жевать еще до того как по экрану перестали ползти титры. В конце первой сцены они отвернулись от экрана и стали переговариваться, неся откровенную хуергу. Как же они не понимали, что в Чарли важно каждое слово. Каждое слово! Я испытал почти физическую муку.

Оставшись в комнате с женой, когда она заметила перемену в моем настроении сказал ей об этом кощунстве, театрально ломая руки.

«Мы не любим кино» - улыбнулась жена и стал собирать мне ланч на работу.

Пройдет почти десяток лет и мой роман издадут в самом крупном издательстве России. Полгода мои неловкие слова, сорвавшиеся как брызги слез, мои слова ворвавшиеся как маленькие черти, в Московский Дом Книги на Арбате будут жить там целых полгода.

Издательство так и не вышлет положенные десять авторских экземпляров. Я дождусь, когда книжка появится в еврейской книжной лавчонке на Брайтоне и закажу текст, который знаю наизусть — закажу на последние двадцать долларов.

Книжка придет по почте и я положу ее перед женой. Она быстро глянет на обложку с кислой миной, положит ее на грязную скатерть и скажет:

«Я ничего в этом не понимаю» - перед тем как снова утонуть в фейсбуках.