-Знаешь, Джимми, мой папаша был тот еще сукин сын. Представь себе здоровенного детину в шесть с половиной футов ростом, с кулачищами размером с твою голову, тяжелой челюстью и рыжими волосами.
Я, Джимми, больше похож на мать, она была набожная женщина, храни ее небеса.
Так вот, папаша мой разговаривал не так, как мы, у него был страшный гавкающий акцент.
Я тогда не обращал на это внимание, Джимми. Мы жили в такой дыре, что акцентом там никого не удивишь.
Мне казалось, что мужчины всего мира приехали сюда, в наш гребаный Бруклин, чтобы родить себе сыновей.
Моими друзьями были итальяшка Марио и еврейский ублюдок Джо. Мы днями шлялись по улицам в надежде утащить что-нибудь вкусное из продуктовых лавок.
У всех моих друзей отцы говорили с разными акцентами, почему бы и моему папаше Ричу не гнусавить как-то по-своему, Джимми?
Папаша Рич был странным парнем.
Иногда он впадал в доброе расположение духа, гладил меня по голове и обещал купить леденец.
Нет, нет, он мне его не покупал. Откуда могли завестись лишние деньги у моего родителя-голодранца? Но даже его пустая болтовня вызывала у меня слезы умиления, в коем то веке мой папаша не лупит меня, как взбесившегося коня?
А лупил он меня, Джимми, так, что от моей бедной задницы можно было прикуривать сигары.
Но потом, когда я подрос, папаша Рич сам мне рассказал, откуда у него такой акцент, как-будто он проглотил ощипанную ворону. Оказалось, что мой папаша немец. Настоящий долбанный немец, и зовут его не Ричард, а Рихард. Рихард Хейнке.
Что ты говоришь, Джимми? Нет, моя фамилия О'Ши, но это спасибо моей ирландской матери. Я тогда не придавал этому значения.
Когда меня забрали на фронт, воевать с Гитлером, мой папаша уже прилично сдал и превратился в вечно пьяного старикана в рыжими лохмами на голове.
-Энди,сынок- сказал он мне- Ты едешь на войну с немцами и там тебя обязательно убьют. Но ты все равно береги себя, кусок дерьма, потому что у меня больше нет сына, кроме тебя.
Я спросил у него, почему он так уверен в том, что меня убьют.
-Потому что немцы всегда доводят дело до конца.
-Что-то по тебе такого не скажешь- возразил я.
-Энди, из меня вышел плохой немец. Именно потому я живу в этом сраном Бруклине, а не Дюссельдорфе, где родился, и где, возможно, не сдох мой брат близнец Курт.
-У тебя есть брат близнец?- удивился я.
-Да, Энди, он у меня есть. Только какое это имеет значение? Если твою задницу не подстрелят до того, как ты побываешь в Дюссельдорфе, найди этого засранца и передай ему вот это.
И тут мой папаша вытащил из шкафа какую-то тряпку, в которой оказалось старая пожелтевшая фотокарточка.
На ней были сфотографированы двое маленьких лупоглазых мальчиков рядом с грузной высокой женщиной в старомодном платье.
-Это мы с моим братцем и нашей матерью. Ее звали Мария- сказал мой папаша, лег на грязную койку и захрапел.
В Германии меня, как видишь, не убили, Джимми. Как бы папаша это не предсказывал, у немцев кое-что не получилось доделать до конца.
А вот в Дюссельдорф я действительно попал. И брата моего папаши нашел. Помог один немец, который прилично говорил на английском, хоть и акцент у него был точь в точь, как у моего папаши.
Курт Хейнке жил на самой окраине в аккуратном домике с черепичной крышей. Одет он был аккуратно, не чета моему отцу, причесан и на старика явно не тянул.
Я молча протянул ему фотокарточку. Тот удивленно взглянул на нее, лицо его дрогнуло, он спросил откуда она у меня.
Кое-как я объяснил ему, что Рихард Хейнке мой папаша, а ты, стало быть, мой дядя.
-Но вы же американец?- ткнул он в меня пальцем.
-Черт побери! А кем я еще должен быть, дурья твоя башка?- вспылил я- Ты что, не видишь на мне капральскую форму американского пехотинца?
Наверное я зря тогда вспылил, Джимми. Но сам, понимаешь, на войне, как на войне. Нервы. А тут еще этот папашин брат задает дурацкие вопросы.
Короче, я вспылил, Джимми.
-То есть вы немец, пришли с оружием на свою родину?- спокойно задал он вопрос.
-Я американец, сэр- уже спокойнее ответил я- Это вы немец, а я американец, сэр.
-Я немец и брат твоего отца, который тоже немец- кивнул Курт.
-Это так, сэр. Но я-то американец.
-А мой сын, твой кузен, был немцем. Его уже нет- сказал он, повернулся и с фотокарточкой в руках вышел из комнаты. А через несколько секунд я услышал выстрел.
Одним словом, Джимми, Курт Хейнке застрелился. До сих пор не понимаю отчего этот придурок так поступил. Наверное от того, что все немцы доводят любое дело до конца. Любое, Джимми, представляешь? Но я -то остался живой. Так что наврал мне папаша Рич. Наврал.