Люк всегда считал что Джон Муллинз — агент внутрикамерной разработки. Я так совсем не думал, но сторонился его — на всякий. Муллинз явно из бывших качков, которые недавно бросили качать железо и жрать стероиды. Услышав, что я русский он так и сказал: «Ота ведь блин на воле не встретились — у вас в России так легко купить стероиды и другой допинг» Я развел руками: чего не знаю, того не знаю.

Разговорились мы в белом отстойнике санчасти. Это место многие считают депрессным, там надо долго сидеть после визита к врачу — ждать попутный конвой «домой» - в селл блок.

Люди не могут по-быстрее вернуться в камеру, к телевизору или ноют от того что с квитка снимут целых десять баксов за визит к врачу. Когда за обследование ультразвуком, которое на воле стоит баксов семьсот, берут в загребущих Соединенных штатах платной медицины только десять - это вовсе даже и не «грабеж среди бела дня». Если вас мое мнение все еще интересует.

Четырнадцать годков у меня не было медстраховки и я избегал врача, как избегают санчасть в тюрьме усиленного режима — идешь к врачу только тогда, когда идти уже не можешь и тебя несут. Сейчас я наслаждался мощью американской медицины и проходил полнейший детальнейший осмотр, щедро подписывает квитки и зная, что баланс у меня на счету чуть меньше семи баксов. Возможно еще кофе успею купить на следующую неделю до того как они заморозят счет.

Муллинз знал все книги и фильмы, что я упоминал и производил впечатление культурного человека. Сразу отнес его в категорию: «умный». Не думаю, что внедренный в камеру окружной тюрьмы агент по разработке станет говорить о «Радуге притяжения» Томаса Пинчона или о «Широко закрытых глазах» Стенли Кубрика. Наоборот, он будет выглядеть тупо и говорить только об одной «радуге» - о нежном оттенке слова «пидор».

Мы отделились от толпы скулящих калек-негров взывающих к богу и конституции Сша и требующих немедленный конвой, и прилипли к плохо закрашенному стеклу. Художник Шемякин ходит по улицам после дождя и фоткает мокрые пятна на бетоне — ищет новых форм для последующих рисунков. Ему надо постоять здесь — за стеклом едва прокрашенным валиком — пастернаковский орнамент вокруг ментов.

На стекле висят напечатанные лазарником объявки: «Не прислоняться» и «Немедленно вытащить руки из штанов».

Оно и понятно. Ведь если научится жить настоящим моментом, как завещал Будда, а не ждать момента когда уведут в камеру, то жизнью вполне себе можно наслаждаться. В размывы краски видно медсестер и женщин-каторжанок. А некоторые, если судить по объяве, даже умудряется массировать при этом скукоженые члены. На полную катушку живут.

Руки в штанах тут держит большинство негров — нет карманов и они ходят заложив длани под резинку. Первые дни очень раздражает — чел с тобой говорит, а сам руки держит у основания полового члена. Так и хочется коленом выправить. Потом — ничего, привыкаешь. Представляю как это бесит белых тюремных охранниц.

Джон Муллинз считает, что если спалиться поддрачивая на медсестру в санчасти, можно серьезно раскрутится на плохую статью или попасть в списки извращенцев. Хуже, чем попасть в списки извращенцев в Сша это только попасть в списки «но флай» - для потенциальных террористов.

Извращенцам нельзя селиться в стольких-то десятках километров от детской площадки, могут подвязать джипиэс на лапку, и часто рассылают соседям открытки счастья: «Привет! Надеюсь у вас все путем! Да, между прочим, ваш-то сосед слева — осужденный за спортивное насилование извращенец».

Сейчас, держа руки за спиной, мы с Джоном Муллинзом смотрим баб. Они тоже тут сидят, в окружной — только добровольно, за цифирьки на счете.

Достаточно провести месячишко в тюряжке, чтобы с глаз спали шоры и вы вспомнили какое же все-таки дорогое, изящное, капризное и тонкое устройство- женщина. Гораздо дороже ноутбука или профессиональной фотокамеры. Иногда действительно стоит повозиться с ней.

Муллинз облюбовал себе зычку, которая явно косит- выглядит абсолютно здоровой. Чтобы скрыть от нас ее добротные и совершенно круглые сиськи, перед конвоированием девушку вынудили надеть распошонку задом на перед. Сиськи все равно хорошо прощупываются взглядом голодного романтика. Да и на спинке у нее теперь глубокий вырез — ну чиста Наташа Ростова в бальном платье или Катюша Маслова на пересылке.

Недавно прочел, что Лев Николаевич Толстой специально сопровождал каторжный этап в Сибирь,когда свое «Воскресение» писал. А вы мне Хантер Томсон, Хантер Томсон — все давно до Хантяры было придумано. Представляю, как бы Лев Николаич мне сейчас обзавидовался — попасть ни за хер в окружную тюрьму с легкой статьей. Экскурсия да и только. Туризм для графомана.

Мне приглянулась миниатюрная шустрая медсестричка явно италийских или южнофранцузких, а и то и ливанских корней. Такая миниатюрная, что даже я рядом с ней выглядел бы как Рок Двейн Джонсон. Кстати, на сленге «джонсон» часто обозначает «хер».

Наверное, семимесячная медсестричка моя. Бегает, крутится и все щебечет и щебечет, хотя и не слышно сквозь стекло. Одежонка медсестринская мешковатая, скрывает главные достоинства сестрички, но нам с Муллинзом и этого достаточно. Мы начитанные ребята и с фантазией у нас все норм. Наблядаем женщину в неволе, сквозь мутное стекло. Вы раздражаете меня своими жалобами, что пора менять в машине масло, а вы давно не ездили в отпуск на Гавайи. Фак йюю! Ваш скулеж напоминает вон того неравномерно пигментированного негра, с которого содрали десятку за пломбу в зубе(полторы штуки на воле) и он сетует, что недели две теперь не сможет лакомится магазинным дошираком.

Еще позитив — через многие годы в штатиках я наконец сделал флюорографию и узи. Под конвоем. У меня НЕТ туберкулеза, ребята! Просто аллергия на манту. Прикол. А я то себя уже Антоном Павловичем Чеховым вообразил.

Если бы знать заранее, то не нагнали бы в 2002 с американской базы и я бы до сих пор жил в Узбекистане или Афганистане. И чем старше становлюсь, тем больше и тянет в места типа Афгана. В жопу ваш старбакс, файсбук и гражданское общество, рабы вы электронные. Ретрансляторы котировок на нефть. Придатки экономики потребления.

В свете вон той медсестрички, видите, как луч солнца преломился в ее волосах? Рембрант бы пальцы отрубил от тоски по кисточке! Тюремный УЗИ показал, что у меня не простатит — дорога в импотэ, а всего-то навсего камни в почках)) Я совершенно здоров и довольно моложав. Вот только для кого? Есть ли у меня семья? Жена? Или придется с нуля с очередной птичкой-медсистричкой камни собирать? Время собирать камни. Что-то бабы меня пугают в последнее время. Может в вашей стране они еще не мутировали в хищных пидорасок как в США?

Дурашка освободился почти месяц назад и сразу же позвонил моей жене. Ни слуху ни духу. Ну хоть бы на адвоката Ла Рю вышла — ведь забрал пятьсот баксов, архаровец — пусть хоть раз зайдет в каталажку. Пусть хоть дату суда узнает. Пару бакс на квиток закинет. Опять же депортация возможна. Замурован тут заживо.

Жена Джона Муллинза — мексиканка и ее уже успел депортировать Трамп. Детишки хоть и граждане, но Джон все одно отправил их к матери. Он уверен, что меня тоже пустят под депорт. Рекомендует бежать как только выпустят после уголовного суда. Муллинз узнал мою историю про адвоката Ла Рю и молчание моей жены. Тогда сокамерник позвонил своей жене в Мексику и она, уже из Монтеррея позвонила в Кливленд и попросила связаться с адвокатом и закинуть пятерку на мой квиток — купить кофе. Жена прослушала сообщение, но не ответила.

Это конечно глобальный пиздец, но я же учил вас, помниться, способу реагирования на глобальные пиздецы? Напомню — вся ваша жизнь, да и вы сами - это просто книга, носитель информации. И если в книге не будет резких сюжетных поворотных пунктов — читатель уснет, не потрудившись вас дочитать до конца. Кому нужна такая книга как Вилоубрук Роуд — которую не могут осилить даже когда это единственная книга в окружающей среде?

У нас женой в начале все было как любит авторша Вилобрук Роуд. Мы с ней познакомились — по настоящему , когда сразу понимаешь, что близость это только вопрос времени и условий — познакомились на День Святого Валентина. И если для меня этот факт был несколько, как говорят американцы «чизи» - фальшиво-предсказуемый, то для жены моей — знаковый. Хотя, если быть до конца честным — в тот самый день когда она «случайно кликнула» по моему номеру, таким образом выдав мне свой — я был уверен, что свершилось чудо.

Обстоятельства мои были по большей части мизерабельны. В церкви произошел скандал между отцом Мракисяном и братом Стефаном, а заложником политической манипуляции стали мои отношения со старшей мракисяновой дочкой. Скандал был громкий и на собраниях церкви я теперь себя чувствовал не успешным проповедником благой вести, а фотографией с обложки бульварного таблоида. Порнографическим дагеротипом.

Стефан лишил меня права голоса и я потерял способ творчески подзаряжаться за счет проповедей. Cнова стал обыкновенным уборщиком-нелегалом, униженным и одиноким.

Еще я потерял свою первую американскую работу, которую по советскому воспитанию считал чем-то вечным и незыблемым. Это был шок потому как я еще не постиг суть системы современного американского рабства. Как только белочка перестает крутить колесо — белочку вышвыривают на помойку, как я вышвыриваю изношенную половую тряпку.

Сеть магазинов волмартр заработала в тот год больше чем все сети Сша вместе взятые. Некоторые конкуренты оказались совсем не удел и правительству пришлось протянуть им руку помощи. Бейл аут это у них называется — тот же термин что и выкуп из тюрьмы.

Правительство здесь хоть и выглядит кучкой стариков в припудренных свифтовских париках, на деле крайне агрессивно и зубасто, как стая пираний. Они решили снять стружку с зажравшегося волмартра, так же как они снимают стружку с Саддама или Норьеги.

Не для кого не было секретом, что убирают волмартр нелегалы. Тогда старики-парики приняли закон о штрафе по десять тысяч за голову каждой уборщицы, а потом спустили с цепи гестаповский АЙС. Обо всем этом я, как продвинутый потребитель, узнавал из утренней газеты за завтраком из яйчницы с беконом и апельсиновым соком — играл в настоящего американца.

Редко верится, что описываемые в газетах ужасы могут коснуться тебя непосредственно. Буквально через пару недель волмартр аннулировал все контракты на уборку и туалеты стали убирать только американские граждане. С тех самых пор в стране нет ни одного чистого и не вонючего волмартовского туалета.

Когда их убирала Оксана — дивчинка из подо Львова, то раз в неделю она замачивала все отбеливателем, который потом собирала с полу руками в зеленых перчатках по-локоть. После таких дикарских мероприятий, Оксана дня три ходила зеленожелтая, будто пострадала от хлорной атаки в провинции еблиб. Зато туалеты буквально благоухали.

Босс Володя только-только влез в непосильно дорогую ипотеку, поменял машину себе и жене, а последнюю еще и обрюхатил третьим ребенком.

Теперь он вынужден был покинуть семью и комфорт дорогого дома в Кентоне и пилить в Чикаго, работать обыкновенным каменщиком чтобы слать домой деньги. Процентов восемьдесят представителей среднего класса не могут до конца насладится ни новеньким домом, ни лодкой, ни машинкой для капучино — они всегда спешат на работу, а в выходные запивают пивом транквилизаторы (фирма проебала контракт и грядут сокращения).

Мой напарник Овидиус Якубайтис — литовский студент по обмену, сказал что уже заработал на подержанный фольксваген и укатил домой - в Вильнюс. Мне осталась оплаченная до конца месяца квартира в недурном районе, американские водительские права на четыре года и пустой счет в банке на имя Якубайтиса. «Вполне себе легален на четыре года» - а потом свалю постановил я.

Терять очередную американскую работу и радоваться по этому поводу, я тогда еще не умел, а потому пришел в ужас. А вдруг я умру с голода? Или «где же я буду ночевать?»

Володя дал на прощание номер чешки Петры Грегусовой из Чикаго и рекомендовал сниматься туда — второй по величине город на восточном побережье. Чешка за меня уцепилась из-за английского и сказала, что если я потерплю полтора месяца, смогу получить бригадирство на уборку одного из Дургетов в моем городе. Володя денег не одолжил, но списал маленький долг в двести баксов и посоветовал не платить за квартиру: «Они только через месяц придут выселять — проживи три лишние недели, найди комнату и сбегай ночью. Хата записана на Овидия, пусть в Литву свои счета шлют»

Так впервые я жил в Сша, но нигде не работал, но вместо того чтобы этим наслаждаться и жить на полную катушку я только и думал о том какой ужас, что с квартиры придеться съезжать и что будет если не перезвонит чопорная чешка Петра Грегусова.

Шайтан, как всегда оказался совсем не так страшен, как его малюют. Я получил работу на Дургете и малюсенькую мансарду в домике Чака на Парме. Техника уборочная на Дургете оказалась новее, зарплата чуть выше, чем в волмартре, а Чак вполне себе нормальным соседом. Возможно это был апгрейд.

Чак бывший ДиДжей, сторчавшийся на кокаине. Домик Чаку оставила в наследство мама. В штатиках не бывает такого явления как выплаченный дом — ты продолжаешь платить до конца своих дней, только это уже называется не ипотека, а налог на недвижимость или еще на какую херь. Суть в том — что иметь тут дом и не платить могут только бомжи-сквоттеры и «обитатель Белого Дома» остальные раскошеливаются. В иных дорогих районах налог не меньше чем сама ипотека.

Даже не пытайтесь обмануть стариков-разбойников в свифтовских париках. Они объявят вас террористом, обольют напалмом и выбросят в океан — на завтрак морским котикам.

Чак пустил меня и Джефа — чтоб не потерять уже выплаченный мамой домик. Джеф - ветеран первой иракской и у него одна перпонка на два уха. От этого он громко орет, когда разговаривает сам с собой. Мы с Чаком знаем все что творится у Джефа на душе. А творится у него та же блажь, что и у нас, хотя мы не орем об этом, купаясь в душе. Джеф считает, что его жизнь обратится в рай как только в ней объявится прекрасная Женщина. Сейчас мне этот постулат кажется абсурдным.

Часто Джеф приносит нам кучу нетронутых объедков с богатого корпоратива. Иногда мы втроем ходим в кино или в стрип-бар. Но мы глубоко несчастны в душе, потому что считаем что не живем на полную катушку. Видимо, Прекрасную женщину не устраивает наш внешний вид или марка авто.

Каждую смену, я переполненный тогда христианской благодатью, молю бога послать мне любимую. Пусть хоть калеку, пусть в инвалидном кресле — буду заботится о ней всю жизнь! А что? Очень по-христиански!

Особенно паскудно убирать Дургет на День Святого Валентина. Ото всюду кричат открытки с идиотскими ангелочками и розочками, а я чуть не плачу от одиночества.

Вот тут как раз мне и позвонила моя будущая жена.