Кэндиленд похож на вестибюль добротной городской больницы, куда поставили двухъярусные шконки из другой эпохи. Будто снимали кино про будущее, где вспыхнула мировая война и госпитали стали выглядеть так, как всегда выглядят во время большой войны.

Сейчас у нас война с наркотиками и кухонным боксом. Золотая жила. Люди всегда будут торчать если город наводнить дешевой синтетической наркотой. И уж точно всегда будут ссориться с женами.

***

Входить в новую хату всегда волнительно. Как ни старайся и какой не был опыт предыдущих жизней — адреналин, есть адреналин — руки вспотеют, возникнет дерганная суетливость в движениях. Но не сегодня. Сегодня, наоборот, я жажду конфликта, скандала, эпатажа. Сейчас войду в барак, швырну матрас на пол посредине и вопрошу:

- Ну кто тут у вас главный, звездюки?

Заранее заготовленный ответ: «Ну, а теперь главный буду я» - так и не успел выпорхнуть — за спиной раздался бас:

-Ну я тут главный, чего надо? Проследуй на койко-место Эйч-12, нижний ярус и заткнись там же.

Я обернулся — бас принадлежал двухметровому ветерану-сержанту, с рожей старого и мятого Микки Рурка. На рукаве сержанта — чуть выше часов - четыре лычки-стрелы. Я уже знаю, что каждая лычка — это пять лет выслуги.

Получается, Микки отбарабанил взаперти уже двадцатку. И не Микки — на нагрудной планке его имя — НЕФФ. Указав мне место по-жизни, Нефф садится за стол, который напоминает круглую стойку в дешевом баре. Стол с двумя телефонами и журналом наблюдений — здесь же посреди барака. Очень по-американски — Нефф всю смену таращится на зыков, а зыки изучают под микроскопом самого Неффа.

Из под стола торчат огромные ступни Неффа в сапогах Харлей Дэвидсон. В мочке левого уха Неффа — серьга — Харлей Дэвидсон. А теперь попробуйте угадать какое погоняло было у старшего сержанта Неффа?

Харли Дэвидсон был постоянным ночным вертухаем— он заступал перед ужином до шести утра. Ужин Нефф всегда пожирал вместе с нами — арестантский. По-мне так неплохой ужин. Только дают всегда чуть меньше, чем хочется, иначе перестанут покупать жратву в магазине. После общего с нами ужина Нефф звонко пердел всю ночь — точно так же, как и остальные жители Кэндиленда. Еще по ночам Нефф надсадно кашлял, как человек с запущенной формой туберкулеза.

Нефф был председателем профсоюза охранников, ждал пенсии и за эти заслуги ему дали досиживать срок в Кэндиленде. До самого утра, чтобы не уснуть и не дать заснуть другим, сержант звездел по телефону с другими охранниками. Кэндиленд слушал этот трёп в пол-уха, как слушают дневную сводку новостей — в основном повторение утренних.

Когда Нефф пожирал свой поднос с хавкой-чау, некоторые, особенно из свежепойманных перешептывались, осуждая его.

«Гребёт ведь сучка 25 бак в час и жрет с нами эту парашу. Ну, урод!». Иной раз горячие головы намекали Неффу пойти и купить сабвей в дели на третьей западной улице и больше никогда не позориться.

«Да ну вас к черту, сопляки — мне на бенз для мотика не хватает ни хера» В его голосе чуть заметно сквозили нотки обиды. Мне вдруг становилось жаль Неффа в такие моменты. Может он ребенку на колледж копит или матери больной - на операцию.

Из ночных телефонных излияний мы знали, что жена Неффа — конченная блядина, спит со старшим дневной смены и никогда не собирает Неффу ланч на работу. Иногда паскудство жены отражалась на благосостоянии всего Кэндиленда. В такие критические дни Нефф приходил на смену мрачный и злой.

«Один поднос в одни руки, гангстеры херовы, научитесь уже считать до одного. Мрачно сожрав — два-три оставшихся подноса, которые кухня обычно подкладывает для добровольцев-уборщиков туалета и душевых, Нефф медленно проходит по бараку. Он смотрит по уставу ли висят полотенца, правильно ли заправлена кровать — ищет повод.

Отбирает обычно человек десять , которые ему особо не по-душе и ревёт:

- Пэк йор щщщит -пакуйтесь нахуй!

Жертвы в ужасе пакуются и ждут минут сорок на свернутых матрасах и казенных наволочках с пожитками. В тюрьме все становятся консервативными и не любят переездов.

Потом сердце Неффа обычно оттаивает и он отменяет команду. Если все же выгоняет то одного, двух — и как правило негров. Негров Харлей Дэвидсон не жалует. Вообще в Кэнди на шестьдесят человек населения обычно пяток негров максимум. Это очень неестественная ситуация для Кливлендской окружной. Прошу занести в протокол как явную расовую сегрегацию в стране где все равны и вообще - все правильно.

Сегрегация в Кэндиленд была даже внутри барака - «сабарбия», для настоящих белых, «спаниш виллидж» для пуэрториканцев и мексов и гетто (проджектс) — там где хранились малочисленные черные. И хотя черных было совсем мало, тем не менее кругом была их крученая черная волосня — в раковинах, душевых кабинках и на полу столовой.

Еще Нефф любит попить кровушку с лезвиями для бритья. Чтобы пойти на суд с бритой рожей, надо записаться в список на лезвия за два дня. Потом, побрившись вернуть использованное лезвие под счет. Иной раз людей выпускают или кто-то решает не бриться и всегда остаются новые невостребованные станки. В другую смену можно поклониться вертухаю и вымолить станок без списка — если вдруг приспичило побриться.

Но Нефф вечно нарочито смешивает новые лезвия и лезвия отказников только что бы не давать людям без списка. Потом он демонстративно топчет пакет со станками и вышвыривает в специальный люк — трубопровод для опасных предметов.

Справедливости ради стоит отметить, что отличиться и правильно себя поставить в первый день моего пребывания в Кэнди все же удалось.

Я пошел после отбоя в дальний конец барака, где были умывальники, душевые и роскошный дальняк с настоящими унитазами, а не холодной металлической подъебкой, как в камерах. Засел с комфортом и журналом «Авто-мото» со стала Неффа. Через минуту-полторы в соседнем отсеке с умывальниками раздался глухой звук, будто на пол рухнул мешок с отрубями.

Только-только я хотел выйти из кабинки, как громко заверещала тревожная сигнализация — звук в тюрьме крайне неприятный. В умывальник ворвались менты в райот-гир — выкладке для подавления бунтов. Я тут был человек новый, с ритуалами Кэнди не знакомый, а потому счел нужным ретироваться в кабинку и по-потихоньку наблюдать оттуда.

Прибежали санитары с носилками и мешок с отрубями куда-то вынесли. Я собрался с духом и вышел из своего укрытия. На полу умывальника была небольшая лужица темной крови, там где толстый ниггер пизданулся лицом в пол.

Негр был толи диабетиком, толи давление у него скакало, а ему перед ужином выдали не те таблетки. Или он обменял их на что-то, протащив в барак под языком. Горе вам, если у вас бесплатная медицинская страховка, а вы толком не учились в школе. Американская фармацевтическая промышленность одна из крупнейших мафий в мире . Ее девиз — был бы человек со страховкой, а болезнь найдется. Безграмотных негров со страховкой часто сажают на медикейшн с раннего детства.

Я осторожно обошел кровь и направился к шконке. Кто-то в бараке зааплодировал. Кто-то крикнул — эй, рашн, рашн — ты зачем так его приложил жестоко? Эй, гайз, гайз, дон фак диз Путин! Москоу шутить не любит!

Я оглядел барак улыбнувшись впервые за последние сутки — и объявил «Теперь я ваш папа и ваш Путин!»

Хорошо в тюрьме быть интуристом. Почти никто не понимает твою логику, почти никто не понимает когда ты шутишь или прёшь всерьёз, иногда они даже не совсем понимают твою речь.

***

И с чего я вдруг решил, что я умею писать? Из-за пары восторженных комментариев добрых знакомых, которые, по мягкости душевной, оставляют сердечные коменты абсолютно всем писакам из интернета? Готовую историю своими словами пересказать и то не могу!

Вот Давид Кореш собирает церковь и проповедует конец света:

«И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет»

Вот АТФ внедряет агента, но его случайно раскрывают. Тем не менее журналистов уже предупредили и специальный агент Стилер решает взять Кореша нахрапом. Хотя агент Родригез сообщил ему что у Кореша готово на продажу десяток чешских АК-47, пара десятков AR-15 Армолайт, более известных в миру от нового владельца лицензии — фирмы Кольт, как М16, легкий пулемет, несколько десятков ручных гранат и сотни патронов и другой амуниции.

Вот спецназовец Тимоти Маквей, тщательно несколько месяцев готовится подорвать федеральное управление в Оклахома Сити,и вдруг палится потому что скрываясь с места грандиозного преступления века, вдруг решил передвигаться на автомобиле БЕЗ номерных знаков. Хорош спецназовец.

Как же это всё выписать, чтобы не несло за метр википедией? Где я сам в этой истории? Почему она так меня влечёт?

Может быть потому что я бывший проповедник и мне легко представить себя Корешем? И, наверное, где-то я и сорви-голова разочарованный идеальным государством, и возможно, способный поджечь ворота ФБР в Вашингтоне в прямом эфире, как Петр Андреевич Павленский?

Структура. Драматургия. Скелет. Как только у книги возникает каркас — наступает дело техники — клонировать мышечную ткань повествования. Материал хорош, но подачей его очень легко убить. Кроме того, не стоит забывать и обо мне. Если вы наблюдали за собаками — они долго сосредоточиться на одном предмете совершенно не способны. Я похож на собаку. Удерживать одну тему долгое время мне не по-силам. Интерес потеряю очень быстро, вымучаю и себя и немногочисленного читателя.

Может прыгать с Кореша на Маквея? Абзац туда — абзац сюда, чтоб вот довел Кореш до колики, раз переключился на Тимати. Уже теплее. Добавить еще героя? Себя родного? Нет, стоп — я и так внутри корешей зашит. Значит еще одного, как минимум. Что связывает Кореша и Маквея? Федералы из Оклахома-сити.

Оклахома-сити. Что еще дала миру эта подмышка человечества? Бредли Маннинга! Черт тебя дери, конечно Маннинга. Малорослый пацанчик в очках. Открыто голубой. Всю жизнь мечтает стать программистом, поступает в Массачусетский технологический институт в Бостоне, влюбляется в сокурсника, отец — бывший военный и отношение к гомосятине соответственное — перестает платить за обучение и требует, чтоб сын пошел в армию.

Пусть армия США платит за институт. Маннинг попадает в Ирак. Я сам бывал на американской военной базе, где все двухметровые и прокаченные. А Бредли метр с кепкой. Да еще командир у него толстая тупая лесбиянка, основная шутка которой приподнять от кресла жопу и звонко пёрнуть за спиной у вздрагивающего от неприязни Бредли. Все вокруг смеются над коротышкой. Хотя ему доверена информация уровня подполковника, он всего лишь ефрейторишка, о которого легко вытереть ноги прямо на ходу.

Наконец первый долгожданный отпуск — Маннинг летит к бойфренду в Бостон, чтобы узнать о том что любовь прошла и пидорг закрутил с кем-то другим. Маннинг устал от вероломства и людского скотства вокруг. Набожный отец, армейские командиры, вероломный бойфренд. Бредли не может подорвать здание федеральной управы. Зато он может опубликовать в сети кое-какие щекотливые армейские документы.

Парнишка как раз познакомился с уважаемым в узких кругах хакером Адрианом Ламо. Их отношения начались с того, что Бредли слил ему ролик с камеры беспилотника, где распиздяи с багдадской военной базы расстреливают иракских гражданских с прибаутками, будто играют в компьютерную игру. Такие видосики армейские гики-аналитики называют war-porn.

Влюбчивый Маннинг готов теперь проводить в чате целые дни, общаясь с новым другом. За пару месяцев он перекачивает более семисот тысяч секретных армейских файлов, веря, что Ламо найдет способ их опубликовать. Разве же парнишка из Оклахомы мог знать, что Ламо давно шпилит на ФБР, еще с неудавшегося электронного взлома банка Леман Бразерз?

О готовящемся аресте Маннинг узнает случайно, за пару часов до апокалипсиса. Он все же успевает скопировать большую часть материала на сервак малоизвестного тогда австралийского хакера Джулиана Ассанджа.

Не случись этого не было бы ни Ассанджа, ни Викиликс.

Маннинг приговорен к 35 годам тюрьмы за освещение очередной неправедной войны США — второй иракской. З5 лет тюрьмы, когда тебе слегка за двадцать.

Несколько попыток самоубийства. Несколько лет в одиночной камере. Наконец, решение сменить пол. Это немного сложнее чем просто аппендицит вырезать.

Безумие или совершенный беспредельный бунт против всего и всех, включая собственное тело?

Ведь Маннинг не знал, что его помилует в конце срока Обама. Отрезать себе хуй это покруче, наверное, чем просто вскрыть вены в знак протеста. А вот тут стоп. Хорош, конечно Маннинг, для моей истории, но все же пидор. А чуткий российский читатель всегда моментально определяет, когда хуй начинает подкрадываться к жопе.

С другой стороны — а кто вообще станет читать мои очередные загоны? Их определенно никто не опубликует. Так что можно рискнуть и написать про пидора. Хотя пидор в этой истории это вовсе не Маннинг и даже не иуда Адриан Ламо, с которым никто теперь не общается в хакерской среде.

Пидор, наверное, все таки Джулиан Ассандж — потому что еще несколько недель уже после ареста Бредли, метался от БиБиСи к Нью Йорк таймз и обратно, пытаясь продать материал ровно за один миллион долларов. И только когда скандал с арестом мелькнул сразу в нескольких газетах, сообразил что гигантский пиар, который получит его сайтик от бесплатной публикации можно будет монетизировать на полную катушку позже.

Значит в моем романе будет несколько накладывающихся друг на друга соло. Слияние разных судеб. Как в музыке — разноголосица сольется в конце и свяжется в одну тему. Кореш, Маквей, Маннинг и где там по всем трем размажусь и я сам.

Большинство читателей отсеется в самом начале — не осилят и по диагонали, примут за выпендреж. А те кто продирется к компасу испугаются очутится в трансгендерной голове Маннинга. Отлично. Значит о читателе можно напрочь не заботиться. И главное, писать так будет легче — можно скакать себе с пятого на десятое и радоваться.

Нельзя сказать, что этого не делали раньше. Дэвид Митчелл с его Облачным Атласом — сикстетом из шести не явно связанных сюжетов высоко задрал планку. Ну и черт с ним. Я же не для публикации пишу. Просто хочу разобраться. В первую очередь — в самом себе.

Большинство моих вещей все равно «было отклонено потом у что не прошло модерацию». В жопу вашу модерацию. И кофе тоже в жопу. Пойду-ка в книжный, перелистаю Облачный Атлас — поучусь структуре у истинного мэтра.