Продолжение рассказа «Киця,или случай на дроге 1»

Наступала ночь зимнего солнценестояния.
Там, вдали за рекой, прямо над центром Города порхала пара геликоптеров. Несмотря на позднее время, усталые муниципальные трудяги выкидывали из объемистых утроб железных птах разноцветные надувные шарики. Некоторые, с сомнительного рода надписями. Из динамиков, наскоро прикрученных к фюзеляжам винтокрылых машин, раздавались бравурные звуки вагнеровского полета валькирий. 
Лениво и медленно падал редкий снег.
Высший Вампир, так же лениво и медленно крутил рулевое колесо. Торопиться ему было категорически некуда. Фары освещали заснеженную и нифига не убираемую проезжую часть. Впрочем, праздность дорожных служб, в данном случае, обращалось в пользу – укатанный наст надежно выравнивал все давние колдобины испокон веков, не чиненой, дороги.
На заднем сидении, в теплом от исправно работающего кондиционера салоне самоходной вседорожной (4х4)  кареты, кимарил здоровенный котенок. Рыжий, но в темную полоску. Нажратому кошаку явно нравилась мерная тряска амортизаторов. Он, согласно ритмике движения колес подергивал мохнатым хвостищем. Третий день назад, хозяин выбрил ему яйца. Результаты процедуры оказались не однозначны. С одной стороны, яюла, блестели, как в исконной армейской приговорке, с другой стороны, порой, под хвост задувало студеным ветром. Но в теплой машине это не тревожило. Ему, родившемуся в задымленном мегаполисе созданию, мерещились увлекательные сны. О цветущем на сопках багульнике, о кедровых рощах, упирающихся прямо в небосвод. Об обнаженных русалках, плещущихся в студеных таежных озерах. О жирных мышах, суетящихся за хозяйской газовой плитой.
Какая нелегкая загнала в зимнюю ночь Высшего Вампира, в этот забытый мирозданьем и муниципальными властями городской пригород, водитель толком не знал. Но, чуйкой кровососа пренебрегать дело гиблое. Вот, руководствуясь этой чуйкой магии крови, и приходилось тащиться между похабными пятиэтажками, называемые простонародьем «хрущевками», вперемежку с бетонными ограждениями давно заброшенных промзон.
В правом междудомье обнаружилось движенье. Водитель остановился и вышел ознакомиться с ситуацией.
Ситуация интриговала. Вампира, одевшая свое худенькое тельце воне сезона (прочем, всем кровососам, внешняя температура абсолютно по херу), в тощую коротковатую курточку, из под которой был виден оголенный упругий животик, развратно короткую мини-юбку и, без обувки (ее босоножки валялись по разным сугробам), шатаясь, сновала по техническому подворью. Ее, шалапуты, нагие ляжки, вызывали природное вожделение. Длинненькие, не жирные но и не худые. Как раз в тему.
Но главный интерес представлял тот факт, что дуреха бесплодно гонялась здоровенной сальной крысой.
Вредная тварь скалила зубы, шевелила усами и сновала от одного мусорника к другому.
Охотница, последовательным образом, каждый раз, билась лбом о стальные стенки контейнеров, но малополезную ловлю продолжала. Судя по всему, крысе такое развлечение шло по кайфу.
Вампир, докуривая жирную сигариллу, с искренним интересом наблюдал за продолжающемся действием. Победителем, хоть и по очкам, пока определялась подзаборная грызуниха. Что наводило на определенные размышления.
Секрет происходящего абсурда, как оказалось впоследствии, частично был прост. Кровососка, мучаясь не утоленными женскими терзаниями, схряцала тощенького, короткоштанного хипстера. Полудурок, вышел затейливым наркошей, и именно к моменту отсосания изрядно обдолбанный новой, еще не переваренной  ширкой. Вот ширка и подействала. Но уже на ночную горе-охотницу.
Вампир, резким щелчком отправил докуренный бычок в мусорник. Незаметным, но стандартным для его ранга (все же Высший, блин) шагом, приступил к одуревшей девахе и влупил ей по мордасе.
Деваха чуток очухалась и попробовала заехать охальнику когтями по рылу. Это не вышло, но  вышло изрядно получить по другой стороне хлебальника. Шалава, упав на жопу,  малехо очухалась и пустила слезу. Крыса, в свою очередь, откинув голый хвост, села на запятки, с любопытным интересом наблюдая за процессом усмирения ее обидчицы. Но, после небрежного «кыш», продвинутая грызунуниха  въехала, что она, типа,  третья лишняя, что для нее дела нет, резво юркнула в глубины в мусорки, наверное, забившись в свою затрапезную норку.
-Так, чо едем?
-Едем, едем, как нарулишь, нам девчонкам, просто хулишь. Вампирша, не смотря на полученные затрещины, в полную осознанку приходить не спешила.
Пинками сели в машину.
–Хош, отсосу, парниша? Или идем в номера?
Вампир напрягся. Его попутчица являлась или полной дурой, или под эту полную дуру косила, в лексике знаменитой советской книжки.
-Я за рулем.
Вампир, еще со времен седельной, а позже конной тяги, безусловно придерживался правилам продвижения по дорогам. От чего, за всю свою многолетнюю практику, не имел не одного взыскания от компетентных в этом вопросе органов.
-А, ты, значь, правильный, -хохотнула шалава, за что получила очередной раз по накрашенной физиономии.
Девчонка сползла на коврик под торпедой, засопливилась.
–Я ж те как к человеку, а ты по роже херачешь.
-Я не человек. –Вампир утвердительно заявил очевидный факт.
-Ты козел. –Но резво уткнулась мордашкой в голые коленки и прикрыла ладошками острые уши. Очередной раз огребать по сусалам шалаве не желалось.
-Лан, - Водила пошерудил и без того взлохмаченные патлы неожиданной попутчицы. -Некогда сосать, мы уже почти приехали.
Действительно, с заснеженного большака Вампир свернул на малую, но основательно чищеную дорогу, которая, в скором времени, привела к некому строению, явно относящемуся к разряду питейных заведений, для ограниченного числа посетителей.  На фронтоне разноцветно мигало неоном – ПНХ. На площадке перед входом стройными шеренгами выстроились круто навороченные тачки.
Водила, ни мало не заморачиваясь, свернул в неприметный поезд, ведущий во внутренний дворик заведения.
-Пошли.
-Пошли своих мандавошек, а мы пойдем, -гордо тряхнула своими кудрявыми колтунами шалава и, безуспешно уворачиваясь от очередного подзатыльника, выбралась из салона машины.
Идти было всего ничего, до малой, но крепкой и основательно запертой двери. Вампир не долго маючись, со всей дури, лупанул сапогом. –Открывай, старый хрен.
-Эко носит, всяких разных, сапог не напасешься, -хрипло пробасило с той стороны, но проем растворился.
За ним стоял мужичинка полутора сот с небольшим вершком роста, но почти такой же шириной в плечах. Его длинная борода была заплетена в косицы. За поясом торчал знатный топор. Эдакая, здоровенная и хорошо наточенная, боевая секира.
Привратник оглядел новоприбывших, учтиво поклонился. –Мессир, давно Тебя не ждали, а Ты с блядью? Дт всех душ рады приветствовать. Твой столик зарезервирован, милостиво просим пожрать. Раздевалка, как знаешь,  справа, а срать слева.
Справа наблюдался гардероб. За дубовой стойкой и оперившись на нее, сладострастно скучала старлетка с чепчиком Белоснежки. Ниже, но уже не видимый кто-то басовито и надсадно сопел. Старлетка вяло двигала задними членами тела.
В раздевалке делать было нечего. Вампир, по причине комфортабельности джипа, кроме штанов и туфель, был одет в одну рубашку. Очень, фирменную, кстати. У шалавы, под курточкой наличествовали только натуральные женские прелести. Не большие, но вполне пикантные, остренькие, такие. По дороге Вампир успел их обмацать. Тактильный контакт результат принес положительный.
Противоположная стена, по причуде, или недоумию дизайнера, побеленная в мутных тонах, могла только вызывать тоску и, даже, тяжелую депрессию. Всю эту унылость разбавляла фанерная (как в придорожных хрущевках) дверца. Ее поверхность, по прихоти того же оформителя, была размалевана широкими и небрежными мазками розовой и голубой краски. Поверх этого непотребства красовалась жирная, криво выполненная надпись:
Сортир
МЕиЖО
Сбоку от этого архитектурного и, вполне себе, функционального, элемента интерьера, грубыми гвоздями (примерно двухсотками) было прибито художественное полотно изысканного извращенца, но по смерти, признанного великим живописцем Эдуаро Мане. Мазня именовалась «Завтрак на траве». Сюжет (кстати тыренный) глубиной идеи не отличался. Два нетрезвых денди, привольно рассевшись на траве укромной полянки, бухали и невнятно между собой пиздели о, какой-то мало значимой хрени. Может об итогах вчерашних скачек, а может о новейших методах лечения триппера. При этой болтовне фраера не обращали ни малейшего внимания, на сидящую рядом с ними телку. Голую, толстомясую и на все согласную. Чуть поодаль, вторая прошмандовка подмывалась в лесной луже. То ли поле того, то ли перед тем. А, возможно, после, но в надежде на продолжение Маргизонского балета.
Через весь холст, тем же корявым, что и на сортирной двери подчерком, было криво прописано
КОПИЯ.
Впрочем, этому утверждению документальные доказательства не прилагались. Из-за чего следовал грустный вывод - в заведении ПНХ висела вовсе не копия. А грубая фальшивка экспонировалась в парижском музеиуме Орсе, вызывая у провинциальных лохов и лохинь ахи, охи, вздохи и сладостную влажность в попачканных труселях.
Более ничего интересного по сторонам не отмечалось. Ради вежливости, кивнув головами и бородатому сторожу и интимно тоскующей Белоснежке, пара направилась в трапезный зал.
Перед входом в ресторацию, на рассохшейся тумбе восседала жаба, размеров несусветных. Зеленая, пупырчатая, с выпученными моргалищами и со стрелой в пасти. Земноводная, радуясь гостям, полезла к ним с поцелуями.
Вампир лениво плюнул в мерзопакостное ебалище, но, вынув из кармана денежную купюру, насадил ее на наконечник архаичного боеприпаса. Жаба, похабно рыгнув, мирно умостилась прыщавой жопой на прежнее место.
За резервированным столиком непрошеных пассажиров не замечалось, но на некогда белоснежней скатерти, замечалось два черномазых ворона, каждый с размером с доброго гуся. Пернатые незатейливо клевали какую-то изрядно завонявшуюся падаль. При этом чернохвостые  паскудники обильно гадили на, самими же дотоле обосраный,  льняной настольник.
-Кыш.
Вороны подняли свои хлебоклювки, но признав владельца территории, надсадно каркая поднялись на крыло. Залу они покидать не собирались, но планируя под сводами потолка, густо гадили на остальных посетителей.
Посетителям это неприятностей не доставляло. Джентльмены, все поголовно облаченные в бутылочного цвета фраки, со знаками достоинств на лацканах и высоких цилиндрах, добропорядочно выпивали, закусывали и довольно порыгивали. Ихние дамы в нарядах Евы, правда, обутые в туфли на высокой шпильке, похлопывали ладошками напомаженные ротики, сексуально икали. Правда, некоторые, которые дамы, скрывая наготу, облекались до половины ляжек сетчатыми чулками с кружевными подвязками. Иные другие, предпочитали длинные, за локоть, но то же сетчатые перчатки. Обязательно темного окраса.
Возле столика знатного гостя с гостьей сиюминутно и незаметно объявилась пара половых официантов. В черных сюртуках и черных же панталонах, снежно-белых накрахмаленных манишках, в  нитяных перчатках и безупречных галстуках-бабочках. Правда, их рыла вызывали, вполне закономерные, ассоциации. Явно смахивающие на козлиные морды, а рожки надо лбом это сходство только усиливали. Нижние, коленками назад, оконечности подавальщиков, оканчивались, хоть и отменно наманикюренными, но конкретно раздвоенными копытцами.
-Чо изволите?
-Изволю убрать это гамно, и насыпать, чего приличного, особенно для дамы.
-Для этой бляди? Сей момент. –Козлоногие заторопились.
Торопились они неспешно. Пока челядь, яко бы, неуемно суетилась на кухне, стоило обратить внимание и на сцену. На подмостках производились увлекательные лицедейства. Две толстожопые тетки, попеременно, то передницей, то задницей, усаживались на плохо обструганные колышки, диаметром, внушающим уважение. Рыжая стерва, за ветхим фно, лупасила всеми десятью пальцами по истертым, от времени и такого обращения, клавишам. Тощий мудень, с физиономией, подобной, ушедшему в Лету, сексуальному политику, резво дул в саксофон. Длинноухий заяц истово колотил по барабанам. В глубине сцены тройка сирен заунывно подвывали.
Посреди трапезной, на мраморном подиуме парочка возбужденных афро-гамадрилов танцевали самбу, при этом каждый попеременно пихал свой многоразмерный причиндал в алое нижехвостье партнера.
Посетителей все эти старания артистов ни в коей мере не интересовали. Каждый занимался своим интимным.
Под столиками неторопливо совался пятнистый удав. Углядев, зазевавшегося чревоугодника, крепко его обнял и оным сам учревоугодился. Подружка неудачника хихикала и за обе щеки наминала куросаны.
Вот и дождались. С полными подносами, наконец, поспешили козлоногие, и стали накрывать на свежее постеленную накрахмаленную скатерть, всякую вкусняшку.  На блюдах дрезденского фарфора, поочередно выкладывались слегка подрумяненные окорочка иудейских младенцев, в меру подсоленные и поперченные крайние плоти мусульманских мальчиков, слегка подсушенные скорпионы, заливное из русалочьих хвостов и разные-разные прочие деликатесы, достойные истинных гурманов. Вовне всякого сомнения, богемского хрусталя фужеры, наливалась первая менструальная кровь, вьетнамских девственниц.
-Гуляем, чувак, возопила шалава, подскакивая с кресла, но уверенной оплеухой была отправлена на исходную позицию.
Тем временем, толстозадые стриптизерши, окончательно изломав колышки, помахивая филейными частями увесистых телес, ушествовали нахрен подальше. Но свято место пусто не бывает. Тотчас на арене объявился свинячьего облика господин с дырявой кастрюлей между развесистых ушей.
Разом нас багато,
Нас не подолати,
На гіляку всіх пархатих,
Гей, гоп!
Пронзительным тенором, приличествующим скорее кастратам, чем первородным созданиям Миродержавия, завизжало вовсе не кошерная тварюка, при этом, попрыгивая и поскакивая.
Из за кулис выдвинулся Терминатор, по ветхосте лет, служивший в заведении простым вышибалой. Старина, утратил один глаз, изрядно поржавел, но прежних навыков отнюдь не растерял. Он споро прошагал к рампе и выверенным пинком отправил костюлеголового ушлепка прямиком на подиум, в объятия, не ожидавщих такого сюрприза танцовщиков. Те, от нечаянного подарка не отказались, но окончательно возбудились. Свин заверещал, зал одобрительно зааплодировал.
Пользуясь моментом, на сцену взобрался ражий и рыжий мужичище. В черной широкополой шляпе, кафтане, расцветки голубоглазой радуги, просторных галифе с генеральськими лампасами,  и лаптях на босу ногу. Его широкие груди украшались многими, никому ведомыми ордена с медалями и крест на крест перепоясывались пулеметными лентами. На дебелых ляжках, пристегнутые кожанными ремешками, (по народному ковбойскому обычаю), красовались две объемистых кабуры с  то ли с Маузерами, то ли со Стечкиными, из далека не разобрать. В длинные пейсы мудилы были всплетены одна-другая парочка гранат Ф-1, в просторечьи «Лимонки».
-Бгатия и сестгы, картаво загундосил проходимец, очевидно, по небрежности жандармов, чкурнувший из за черты оседлости.
-Смео ми в бой пойгдем, -Продолжил было картавый спикер, но, обернувшись в тыл и обнатужив за спиной, подвигающегося к нему Терминатора борзо с помоста спрыгнул.
В этом и состояла его роковая ошибка. Под сценой, с раскрытым хавалом, косоглазого поджидал, уже успевший переварить предыдущю пищу, давешний питон. Чмок, и аспид, с наполненным брюхом,  уполз за рампу.
Вампир поймал, сбежавшую из кухни курицу и принялся ее общипывать. Ему было все по боку.
Его подельница, еще не успела досмоктать крылышко летучей мыши, как в походе нарисовался очередной мудозвон в долгополой рясе, с непонятно каких радостей, оранжевого, принятого у высокогорных монахов цвете. Он был отвратительно брит, немыт и изрядно накурен.
–Будем дружно водку жрать,
-водку жрать, водку жрать,
-Будем всех блядей ебать,
-Будем мы еба-ать!
Вампир собрался, было, метнуть столовый ножик в тощую шею полудурка, но природная лень этому воспрепятсвала. Осталось заниматься начатым делом. А именно, обесперьеваним бесполезной наседки.
Тем временем проходимец (ибо двигался он по проходу) пронзительно пророчествовал:
Со святыми встанем в ряд,
Встанем в ряд, встанем в ряд.
Во гробах мы будем спать,
Дружно станем спа-ать.
Вот такая наша жисть, наша жисть, наша жисть.
С мертвецами не ебись, сильно не еби-ись.
Так пронзительно гундосил оранжеворясец. При этом он размахивал здоровенным медным кадилом. Из кадилы густыми клубами валил дым, своим ароматом, конкретно напоминающим запашек тлеющей листвы ганджубаса.
Телка, сидящая рядом с дымоиспражнениями, плотно занюхалась и навзничь свалилась на пол. Тотчас из дальнего, незаметного, темного угла, поднялась образина, конкретно напоминая Кинг-Конга. Тварюка схватила даму за заднюю конечность и поволокла в свое лежбище. Что оно хотело с ней сделать – приступить к сексуальным домогательствам или незатейливо схряцать, по тупой роже уебища, догадываться не приходилось.
На сцене оркестранты наяривали нечто среднее между Хава-Нагивой и Калинкой. Девица, не чесанная и худо мытая, зато на высоченных лабутенах, лихо отплясывала чечетку, прихлопывая себя, то по плоской заднице, то по тощим ляжкам.
Полудурок в оранжевом прикиде, наглотавшись собственных испарений, нахлобучил на исколотую татушками башку кепку Адидас, разлегся посреди прохода и обмочился.
Двое солидных клиентов, неторопливо и вальяжно, чистили друг другу рыла. Их содержанки, из чувства солидарности к папикам, царапали, задорого нарощенными ногтями, друг дружке физиономии.
Дородный мэн, вполне до этого времени, благопристойного образа, блювал в личный цилиндр. Потом в него поссал и гордо водрузил головной убор на собственную плешивую башку.
За неподалеку стоящим столиком, благородные господа, откровенно передергивая, заламывая и подтасовывая, резались в карты и, время от времени, херачили увесистым канделябром соседнего шулера по лбу.
Вороны продолжали мерно порхать и гадить куда непопадя. За ними, на помеле металась седая старуха, матеря всех и вся. Официанты, под шумок, тырили со столов недожратый хавчик и прятали за рукава недопитую выпивку. В своем углу Кинг-Конг заядло чавкал. Свернувшийся кольцами питон попукивал.
Шалапута обсасывала свежий копченый мышиный хвостик. Вкуснятина, чесслово.
Внезапно, уже почти уже ободранная курица, резко встрепенулась, вырвалась из когтистых рук Вампира. Ударилась грудь об пол и обратилась в общипанного петуха.
–Кукареку, кукареку, - дурным голосом взбалмошно заверещала дурная птаха.
–Кукареку, всем, в натуре, блин, куку,
-Скоро солнышко взойдет, быстро вам пиздец придет!
-Кукареку!
В зале повисла зловещая тишина.
Пользуясь моментом, на сцене материализовался старикан в загаженной свинячьими испражнениями и похмельной блевотине хламиде.  Его брови были непомерно густы и длинны. Дедок, с явным трудом, ссохшимися клешнями восприподнял вгору надглазную растительность. Обвел пьяно-мутным взглядом присутствующих и опустил веи долу.
-На хуй, блять, всем на хуй!
-Ку-ку, почуяв неожиданную мазу, дурным тенором возопил сын курицы.
–Солнышко восходит,
-Вам пиздец приходит!
В зале началось бурление говен. Доселе мирно выпивающие и закусывающие гости, пришли в неистовство и резво, роняя эксклюзивные кресла, подорвались, с насиженных мест. Опрокидывая столы, с недоедками, дорогой посудой и хрустальными фужерами, беспорядочно ломанулись в ближайшие отверстия. Тупые лбы с ходу прошибали бронестекла, но выбраться удалось отнюдь не всем. Не малая часть сотрапезников, навечно застряла в узких промежностях кирпичной кладки готических окон.
Вампир посмотрел на наручные часы, которые таскал чисто ради понтов. Но в этом случае дорогостоящий девайс оказался полезен. До восхода Солнца было еще дофига времени.
-Караул, грабят! – пронзительным контральто завизжала не дожранная Кинг-Конгом девка и резво покинула ресторацию через задний проход, в смысле, через черный выход. Но, в принципе, это одно и то же.
Вороны усрались конкретно. Старуха на метле резко спикировала лбом об напольное покрытие.
Вампир стряхнул с рук куриные перья, облизал окровавленные пальцы. –Так, пора и нам честь знать. Давай сваливать.
-Всех на хер, Идем сношаться! Спартак чемпион! –Вампира окончательно потеряла остатки рассудка. Пришлось очередной раз урезонить кровососку крепкой добротной затрещиной. Физическое внушение в малой степени поспособствовало шалаве приходу в адекватность. В глазах у шмары проявилась некоторое понимание ситуации.
–У меня хата пустая, только бухла нет.
Предложение особой новизной не отличалось, но уже умиленному произошедшими событиями Вампиру,  показалось достаточно привлекательным. А фигурка у шалавы очень и даже вполне. Да и мордаха, не смотря на дурное излишество косметики и потеки дешевой туши, отторжения, отнюдь, не вызывала.
-Поехали, у меня есть все. –Живоглот мягким движением покинул кресло, за шиворот поднял подругу, отвесил ускоряющего поджопеника. Не торопясь  парочка упырей покинула элитный кабак.
Ку-ку-ку –за их спинами не унимался недоощипаный  петух.
-Отвафлить в тачке, или на хате отхарить? –Усаживаясь на водительское кресло и почесывая брутальную челюсть раздумывал разомлевший Вампир. –Хотя, чо нам, кровососам,  париться? Вначале в тачке, а потом, уже и  палатах приложится. Хотя, нахер этот ее бомжатник, отвезу шмару в свои апартаменты. Хоть постель чистая и без клопов Ну, а простыни, простыни потом и постирать можно.
Вампир захлопнул дверцу джипа, провернул ключ зажигания, включил для пушистого животного кондишен, а для шалавы блюзовый музон, с тем и тронулся в ночную глухомань.
Рыжий, в темную полоску кошак, раскрыл и снова сожмурил зеленые зенки с вертикальными полосками черных зрачков, сладко потянулся, ласково мявкнул и опять задрых.
Шалава на удивление мелодично подпевала гитарным наворотам Би Би Кинга и, утерев, от отсосанных выделений, разбитые губки,  втихаря мастурбировала.
Кажись, ночь удалась, и, судя по всему, не внимая пронзительным воплям безмозглой петушары, но веря часовому механизму и внутренней чуйке, еще окончательно не завершилась. До восхода оставалась еще дохрена времени.

Продолжение последует: Ностальгия, или случай на дороге 3.