поседели от снега обрывы
и окрасился белым плетень
солнце бледное смотрит лениво
на неяркий октябрьский день

а в хлеву отцветают мимозы
и взобрался на ярку баран
отгудели в душе паровозы
умирает во мне графоман

нету зуда былого в ладошках
и внутрях пустота и покой
не порву, как бывало, гармошку
с онанизма окрепшей рукой

не поглажу по жопе соседку
ковыряя небрежно в носу
и отнятую, с боем, барсетку
я в милицию мирно снесу

на меня укоризненно взглянет,
попрекнёт пожилой старшина
я стакан накачу, после бани
молока, а не злого вина

равнодушный, посыпанный светом
знаю я - ничего не вернуть
расписаться осталось заветом
ухватив за сосцы млечный путь

пусть распустится племя иное
птицам пришлым, как гроздья рябин
второпях покрещу, прибылое
да за литром пойду, в магазин

и, последнее в жизни коварство
предынфарктным сознаньем храня:
забираю с собой государство
что родило и грело меня.