Выпив пять литров пивка и предавшись усталости
Мантры наслушавшись понял - мораль есть занудство
Ссу из окна на прохожих без страха и жалости
И снег отражает мои пожелтевшие чувства...


Особенно мерзким, бывает раннее утро. Когда еще плохо соображая лохматой короной, взгромождаешься на трон, и тужась делаешь первую затяжку. Вчера я поступал неправильно. И позавчера. И всю неделю. Весь месяц. Дальше лучше не углубляться, потому что встанет вопрос о смысле моего существования на земле. Какое нелепое, блядь, слово – смысл. Смесь сала, мыла и коромысла.
С четверга на пятницу, мне приснился какой-то старикан. Белобородый, с такими же, белыми как снег  прямыми волосами, ниспадающими на его красные одежды, из под которых еле видны были ступни в сандалиях.
Он держал большой меч и стоял посреди ночного кладбища с симметрично расположенными могилами, на деревянных крестах которых, были насажены немецкие военные каски. Старик говорил мне что-то, про возможное отсечение моего срамного уда его мечом, дословно не помню, но в суть я въехал. И я оправдывался. Если чужая, но такая доступная женщина смотрит на тебя так, как будто мечтает что бы ее изнасиловала бригада азиатов - гастрабайтеров, трудно думать о морали.

- Не гони дед. Человек не без греха.

- Ты не человек. Ты волосок на лапе блохи, задыхающейся в пыли у ног, жертвы больных чесоткой мужеложников.



Страх на уровне подсознания. Что-то похожее я, испытывал когда пришел из армии, инстинктивно вжимая голову в плечи при звуках киношных выстрелов из телевизора.
Проснувшись в холодном поту, схватился за тонометр, а потом достал из ящика бутылку коньяка. Его у меня, пруд-пруди.

Спиртное, в первый раз я попробовал в два года. Утром, после новогодней ночи, когда все еще спали, совершил восхождение через диван, на плато праздничного стола, заставленного недоеденной снедью и спиртным, и найдя там рюмку с водкой, засовывал туда палец, потом в рот и сосредоточенно сосал. За этим занятием меня и застала мать. Я улыбаясь смотрел на нее, она на меня, а на нас из серванта смотрел фарфоровый геолог.

Этот геолог видел, как в пятнадцать лет, в втихаря от родителей я таскал к себе в комнату свою, уже видавшую виды ровесницу. И исследовал ее недра, засовывая свой бур во все  возможные у нее для этого места. Геолог смотрел на это, хвалил меня и считал своим коллегой.

Когда-то подаренный моему деду одним его знакомым , в память о фронтовых годах, он был размером с небольшую вазу, и пережил немало событий связанных с частыми переездами семьи. Даже землетрясение, когда мы жили в одной южной республике. Геолог тогда упал на пол и не раскололся. Дед шутил, что помрет, когда он расколется. Старика давно уже нет, и геолог видимо ждет моей очереди.

Теперь он стоит на тумбочке у двуспальной кровати, стережёт тонометр, и наблюдает как моя вторая половина требует любви, заботы и благополучия. А я хочу взять фалоимитатор и заняться с ней сексом втроем. Мы уже давно не понимаем друг друга.



Виноват всегда слабый. Когда у меня еще не прорезались усы, виноватым был Киса. Потому что купил не ту зажигалку. И потому что слабый. Вернее, мы все втроем были слабые, но он был слабее всех.
Ему надо было взять пьеза, а он купил обычную, дешевую, одноразово-кремниевую. Хотя какую именно покупать, ему никто не говорил. Кремний выскочил из зажигалки, ударил в дно ложки, и все ее содержимое выплеснулось наружу. А у нас троих, уже второй день выворачивало руки и ноги. И хотя зажигалку держал я, рука с ложкой дрогнула у Марата, виноват был Киса. Получай Киса, мудак тупорылый, купивший не ту зажигалку.

Вчера, одно чахлое животное, выдернуло свою благоверную с рабочего места, оставив без движения отоваривавшуюся человеческую многоножку. Било копытом об землю, бодало неверную наставленными рогами, а я вдруг навис над этим процессом. А ведь он знал. Знал что я совал в нее хуй. Давал ей попробовать его на вкус. Спускал ей на пузо. Вот он я.  С ней разберёшься дома. Там хоть четвертуй ее. Мне на нее наплевать.

А вот хуй. У него сучка не захочет - кобель не вскочит. А потому что всегда виноват тот, кто слабее. И оправдание есть, и хрен его знает, может это и правильно.
Моя остахуевшая мне, своей монотонностью работа, развлекает вот такими вот бурными сценами. Бодрит что ли.



А вообще, есть у меня один совсем юный друг. Лет семи. Постоянный посетитель. Каждый раз при входе, он прикладывает руку к голове и чеканит слова – «Здравствуйте товарищ!». А следом за ним, виляя восхитительной задницей, заходит его мамка, пропуская вперед какую нибуть шаркающую ногами седовласую старушку, с пучком пожухлого укропа.
Старуха трясёт им, вытянутой вверх рукой, у меня возле груди, говоря – « Сынок, я со своим, я только посмотреть», и проходит к лоткам с овощами и зеленью. Недолго стоит, потом совершает обмен, и идет мимо меня на выход.

А когда, смотря на все на это, я начинаю зевать, то звоню своему знакомому дагестанцу, пекарю. И он привозит мне плюшки, в обмен на списанный элитный алкоголь. Это которого у меня пруд-пруди. Я прихожу домой, разбегаюсь и бьюсь головой об косяк. Перезаряжаю гильзу, и снова бьюсь. Что бы побыстрей наступило утро. Омерзительное раннее утро. Когда делая первую, глубокую затяжку, начинаешь понимать что ждешь, когда расколется фарфоровый геолог. Ну хоть старики в магазине, иногда называют меня хорошим человеком.