Старик еще раз оглядел нас с ног до головы и снова зашагал по комнате. Я стоял у двери, терзаемый смешанными чувствами, не смея поднять головы. Машка стояла рядом и периодически всхлипывала, но не очень убедительно, как мне показалось. Сложившийся казус, к слову сказать, был не столь плачевный, сколько неловкий.

Играя в мяч, мы с Машкой разбили окно профессора, живущего на втором этаже. А так, как мы были единственными представителями молодого поколения во дворе, да и Эрнест Вольфович, возвращаясь домой, часто видел нас с этим вот мячем, скрывать свою вину мы посчитали неразумной идеей и, сделав лица погрустнее,  отправились на суровый, но справедливый профессорский суд. Ученого мы застали у двери. Он, покрасневший и наспех одевшийся, что то зло бурча себе под нос, резко распахнул дверь и буквально вывалился на нас.

Еще не до конца дозревшие до полноценного лифчика, но уже бесстыже выпирающие небольшими заостренными бугорками на легкой летней маечке машины груди каким то образом угодили в старческую ладонь. От увиденного у меня случился легкий приступ зависти и злости, так как уже давно заглядываюсь на растущие на глазах девушкины прелести, каждый день борясь с желанием накинутся и отлапать до смерти свою подругу детства. Но врожденная скромность и юношеская застенчивость лучше любой стены охраняли Машку от моих потенциальных домогательств. А тут перед глазами, можно сказать, в режиме замедленной съемки, происходило покушение на объекты моих желаний и фантазий. Груди послушно сжались под натиском жилистой ладони, а потом, освободившись, упруго и задорно выпрыгнули на свое место и плавно заколыхались, резонируя на тонкие струны моей души. Я повинуясь каким то древним инстинктам, ударил наотмашь старика. Он ахнул, Машка взвизгнула, ну и мне осталось только ойкнуть, чтоб дополнить композицию трудноописываемых человеческих звуков. Когда море адреналина перешло в фазу отлива, весь мой пыл и моя храбрость вмиг куда то улетучились. Был я и так не особо драчливым парнем, а уж ударить взрослого мужчину, да еше уважаемого на весь район профессора было явным перебором для меня.

Отдернув руку и посмотрев на меня, мужчина потер покрасневшее ухо. Я всем видом выражал сожаление, в отличии от  девушки, глаза которой  так и кричащие из своих глубин "Извращенец", были наполнены отчаяньем и обидой.  Простояв в легком оцепенение еще с минуту, Эрнест Вольфович взял себя в руки, в смысле подобрался, не так как Машку. Видно сказалась долгая педагогическая практика.

-Ваш? - он показал нам мячик. Мы кивнули и проследовали за профессором в квартиру.  Только вот поучительного или напутсвовающего разговора никак не получалось, пожилой мужчина все вышагивал по комнате, иногда резко вздымая голову к потолку, будто найдя решение очень сложной задачи, но потом так же резко снова уходил в размышления, лишь небрежно окинув нас взглядом. Глубоко в душе, наверно, больше подсознательно, я понимал его смятения. Считавшимся в нашем доме очень порядочным и хорошим человеком, ему очень сильно не хотелось представляться в каком то ином свете. Приставание и драка с малолетними как то не очень сочетались с его образом умного и справедливого мудреца. Эрнест Вольфович ясно понимал что ему ничего существенного не грозит, ведь это и было не больше чем маленькое ЧП на лестничной площадке, с кем не бывает, ну кто хоть раз в жизни не сталкивался с соседями, но с другой стороны, было так же понятно, что языки людские охотны до всякого рода сплетен и то что они могли наговорить о нем, угнетало его все больше и больше, но решение как то все не приходило в обычно полную идей голову.
Наконец профессор пригласил нас на кухню, где усадил за маленький стол и угостил компотом; свой стакан мужчина выпил махом, мы же скромно сделав пару глотков, в ожидании уставились на него.
- Ну что ребята, я тоже был когда то маленьким, и тоже играл в мяч. Бывает. За стекло не переживайте, подумаешь... - уж как то через чур бодро и компанийски начал Эрнест Вольфович, но речи так и не судьба было завершится.
Побледнев, Машка достала из под стола свою руку. Несорвавшийся до конца с уст вопрос плавно перерос в отчаянное завывание, губы  задрожали, а из глаз хлынул поток слез. Несколько пальцев и частично ладонь были в крови. Я резко дернулся и больно приложился об кафельную стенку, в голове зашумело, в глазах потемнело, тело мелко затрясло и почему то захотелось обкакаться. Профессор схватившись за сердцe, побежал вызывать скорую, оставив меня одного с истекающей кровью и ревущей слезами и соплями Машкой. Кровь шла откуда то с живота, потому что были заляпаны шорты и весь низ майки.

Мысли о позорном бегстве буквально захлыснули меня, шансы спасти подругу казались бесперспективными, и поэтому я, встав и упершись спиной об стенку, медленно бочком направился к спасительному коридору. Однако моя тайная любовь, а в данный момент по совместительству воплощение всех ночных кошмаров, заметив мои телодвижения, прикинув ситуацию и посчитав свои шансы на выживание более радушными провизжала "Сашка, не бросай меня" и вцепилась мне в бедро. Буксируя об гладкий линолеум потными носками, я попытался вытащить себя из опасных, затягивающих в ад, объятий, но влеченая мной Машка потеряла равновесие и упала со стула, повалив при этом и меня. Приложившись еше раз как следует головой, я почувствовал как сознание медленно покидает меня. Перекошенное от ужаса лицо вернувшегося профессора, растрепанная, потерявшая всякий контроль над собой Машка и вкус железа во рту говорили мне о том что конец близко. И чувствуя приближение ласкового забытья я сделал то, о чем уже мечтал довольно давно, почему нет, ведь все имеют право на последнее желание - я скользнул рукам под майку девушке и ухватил нежные бугорки. Соски приятно кольнули ладони и я провалился в пропасть.

На деле же все оказалось ни так канонично. Не было никаких пришельцев, маньяков, сумасшедших ученых, метких снайперов, тайных спецслужб или страшной болезни. Обыкновенные первые месячные застали нас троих  врасплох: меня, потому что кровавых девочек я видел только в фильмах ужасах, отделался сотрясением; Машку, потому что из трусов ни с того ни с сего захлестал томат, а вечно занятая мама как то забыла предупредить об этом, отделалась нервным срывом, глазом дергала так смешно еще две недели; профессора, который при более спокойных обстоятельствах смог бы оценить и распознать причину намного раньше, отделался предынфарктным состоянием, но обошлось слава богу.

Машка кстати очень обиделась после того случая и в наказание сиськи поставила под запрет до свадьбы. Так и трахались с ней "без сисек" пока не поженились. Эх первая брачная ночь незабываема была, смешно все таки, когда жених в порыве страсти не к законной лону невесты прорывается сквозь белые лоскуты платья, а к сосочкам, словно малыш изголодавшийся. Ну они стоили стольких лет ожидания, но в отместку вот я что придумал. Нашел значит мячик, тот в который в детстве играли. Маску купил Энштейна. Разделся догола, маску одел и к своей подкрался пока она котлеты лепила и как закричу строгим голосом ''Твой мячик?'' Испугалась сначала, глаз задергался снова, как в детстве. Ну потом по херу признала стоячему, он у меня без маски был. "Нет, профессор, у меня месячные!'' фаршем Энштейну прям в глаз и в комнату умотала. Догнал конечно, как могла сопротивлялась, но ученный на опыте взял в конечном счете и когда трахал в одной руке ее все еще не потерявших форму груди держал, а в другой красный резиновый мячик с желтой полоской посередине.