3



Хотя Малявин и слыл нон-конформистом, даже бунтарём, я вечно злился на него, за то что он не шёл в своим бунте до конца. Пить - так до блевотины, наркота – так до ломок, бабы –  чтоб до решёток цугундера! Вот как я и представлял себе тогда настоящий бунт.

А Малявин? Малявин просто был последним героем, растаскивающий убиенных горем от заблёванных  унитазов до ближайшей кровати. С немецкой аккуратностью он укладывал штабелями тех, кто полчаса назад смеялся над ним, обвиняя в неумении по-русски пить.

Малявин мудр, а разве настоящий бунт может быть мудрым?

***

Вся экономика Ташкента в те дни сводилась к трём основным почётным профессиям - таксист, проститутка и автобусный контролёр. Этот локомотив триединства и созидал тогдашний валовый нацпродукт нашего города.

На каждом движущимся, хоть сколько-либо относящимся к общественному транспорту средству появилось по контролёру. А то и по два. Пассажиров обкладывали как  серых волков - двигаясь со одновременно со всех дверей. В ташкентском автобусе тех времён  гораздо легче было срезать у кого-нибудь пустой кошелёк, чем попытаться проскочить зайцем.

Проезд без билета сложнейшая многоходовая операция и сейчас мне её не вытянуть. Я не в боевой форме. Поэтому с тоской отдаю дуболомам последнюю сотню.

Как стану передвигаться завтра, один бог ведает. Наверное, снова воровать пойду. Что-то, а магазин подломить я ещё смогу!                                                   

***

Пройдя большую часть финишной прямой от остановки до дома Малявина, я отчётливо  понял что не смогу дойти до туда сухим. А был я тогда в районе метро Хамида Алимджана - там эти цепные койоты во все подъезды уже замков понавертели. В лагере ссать сверх меры совсем не казалось отклонением от нормы. За ночь я вставал несколько раз и был в этом не одинок, в дальняке либо кто-то уже отливал, либо шоркал обратно - спать. Зэки любят помочиться вволю. Узбеки-каторжане связывали это явление обильного ссанья с пищей. Великий Авиценна завещал узбекам, будто если ешь только варённую пищу - больше ссышь, чем  когда ешь  только жаренную. Мол, откинемся, посоны, покушаем вольной жрачки все и пройдет. Пока вот не проходило. Авиценна явно никогда не сидел в узбекской тюрьме.

Я терпел до последнего, и когда становилось совсем уже невмоготу - тихонечко, чтобы не потревожить чуткий сон Ди - сползал с кровати в туалет.  Ди всегда просыпалась, демонстративно ворочалась и шумно вздыхала. В эти унизительные моменты, я чувствовал себя  ненужным старым мерином. Пахать на нем уже нельзя, телегу тоже не тянет - а бойня пока закрыта, на праздники. Вот и стоит, ожидаючи, сердешнай. Ссыт.

Я думаю, виной был тот мой первый год в Таштюрьме, пока я ждал суда. У нас было десять шконарей на сорок пять человек, а бетон штука вредная. Легкие с почками ест за милую душу. Мы сидели или лежали на нем месяцами. И чего спрашивается было год меня держать на цементном полу до своего паскудного суда? Делюга простая, доказательств выше крыши - суды продажные как ни в одной стране мира - для кого эти спектакли? А выборы с одним кандидатом?

Вспомнив о выборах, я нос к носу столкнулся с великим Юртбаши. Как и в Зангиоте, в Ташкенте в избытке присутствовало неразлучимое трио – Юртбаши, Амура Тимура и его трансгендерной кобылы. Количество портретов и их размеры ошеломляли.

Сейчас вот перед мной возникло монументальное металлическое сооружение своими инженерными масштабами скорее напоминающую подстанцию высоковольтного напряжения, чем просто подставку для  ритуального интерфейса Юртбаши.

Отец всех свободных узбеков вышел широкоплечим, как Поддубный. Его украшенная благообразной сединой голова упиралась в хрустальный небосвод. Вокруг головы довольно заметно сиял лёгкий, относительно скромный нимб. Нимб конечно же был призван напомнить нам святости и внеземном происхождении Юртбаши, но видимо, чтобы избежать обвинения в пропаганде культа личности, фотохудожник  несколько ослабил свечение. От этой полумеры казалось, что нездоровую подсветку Юртбаши заработал в ходе ликвидации последствий взрыва на четвёртом энергоблоке Чернобыльской АЭС.

У ног Юртбаши суетились счастливые дети нового узбекского завтра.

Когда я вошёл Юртбаши в тыл, и начал с грохотом Ниагары отливать, в моем мозгу пронеслись минимум три статьи уголовного кодекса, которые я нарушал этим простым  и вполне естественным актом. Одна из статей, а именно «оскорбление чести и достоинства Юртбаши», не имеет срока давности. К счастью, по царящему сзади Юртбаши тяжёлому запаху несвежей человеческой мочи, я быстро заключил, что правонарушение здесь носило характер эпидемии.

***

Когда меня посадили, компьютеры были экзотикой из журнала «Наука и жизнь», а когда я, наконец вышел, у каждой дворовой собаки была своя мобила, и на каждом углу были загадочно-манящие интернет кафе. Я очень боялся выглядеть полным лохом и долго не решался вступить на порог этих инопланетных капищ. А у всесильного Малявина был свой собственный домашний компьютер.

Один из первых селеронов, всего с восьмью гигами на громко тарахтящем хард драйве и по черепашьи медленным узбекским дайл апом. Компьютер тогда показался мне символом мистического могущества Малявина. От этих информационных  откровений я отстал на долгие годы. Малявин в захлёб рассказывал как Билл Гейтс победил Нетскейп в битве браузеров, и как Виндоуз вкупе с поисковыми системами рулит теперь всем миром.

Из его восторженной речи я не понимал почти ни слова.

Магистр ловко нажимал кнопки на компьютере показывая мне  разные диковины. Из селерона то лилась музыка, то мы оказывались на официальном сайте Битлз, то всего за пару секунд искусственный интеллект переводил на русский целую страницу текста. Меня обуял мистический ужас. Такого уровня постижения тайн Вселенной мне не достичь никогда.

Мой продвинутый друг ловко открыл мне почтовый ящик на Рамблере и минут сорок терпеливо объяснял как им следует пользоваться. Теперь можно писать письма. Только вот пока не знаю кому. Поэтому первое письмо я отправил самому себе.

- Вот так-то. Имыйл у тебя уже есть. Первый шаг сделан! Сейчас я протестирую твой английский, освежим малость если скрипит, и быстренько сварганим тебе блестящее резюме.

Создадим самого востребованного сейчас на рынке офисного специалиста. Пролетария, так сказать, офисной рутины. Компьютер вот только освоишь маленько, и цены тебе не будет. Ручаюсь. Так что, ты почаще приходи – упражняйся. Я с десяти утра на ногах.

- Да-да. Добавь в резюме мой огромный опыт отсидки на усиленном режиме. Не забудь также упомянуть строгий режим. Спецподвал ТТ. Этот опыт должен пригодится в офисной рутине. Склонен к  вымогательству, побегу и крысятничеству в особо крупных размерах! Возможно, скрытый пидераст.

- Ну зачем же так? Просто добавим шесть - или сколько там?

- Шесть с половиной..

- Ого! Шесть с половиной лет успешно проработал  в турецкой строительной фирме в городе  Москва. Ты ведь и правда там работал до ареста?

- Не до ареста - до великого новогиреевского винт марафона.

- Твоя проблема - вечно слишком выпячиваешь грязные подробности. Кому сейчас интересна твоя срань? Ну, хорошо.  Хорошо.

- А вот спросят они вернулся-то на кой? Из  самой Москвы? Идиот я что-ли? Сюда из Москвы возвращаться стоит только по приговору или грузом двести.

- Скажем, ваша фирма просто построила дом, сдала проект и уехала обратно в Стамбул. А они тебе и за жилье типа платили. Вот. Твой контракт кончился! Ты вернулся взять тайм-аут. Всё! Пусть в Анталии ищут концы, если хотят. Там им турки быстро киминли гюрешмек истийорсунуз нарежут по телефону. Турецкие фирмы в Москве позже в финансировании Чечни обвинили, чтоб с рынка вышвырнуть, так что исследователи твоей биографии на кирпичную стену Лубянки  и наткнутся.

Ты, Шурик,  не идиот. Совсем не идиот. Или такой же идиот  как и мой папа.  Идиот этот тот, кто вас посадил.

Да-да, забыл вам рассказать, отец Малявина тоже имеет первый сектор Зангиоты в своём блестящем резюме. Хотя не думаю, что он там блатовал или рыскал по периметру в гестаповской робе. Не такой он человек Малявин Александр Соломонович. Потоптал  дядя Саша Зангиоту в свое время. В сером строю. Не помню точно за что – то ли за то, что был замначальника Главташкентстроя, то ли просто за то что Соломонович, то ли за то, что молодая и независимая Узбекская джамахирия работала тогда по установке «всех сажать, а там видно будет».

После кропотливой работы над моим новым резюме, очень довольный результатом своего  скорбного труда, Малявин ловко накрыл на стол. Он всегда накрывает на стол – кто бы  к нему ни пришел, в какое-бы время, мой друг сразу  собирает закусон. Быстро – как фокусник.

Его мама божественно готовит. Одно цицебели чего стоит! Разноообразие меню, поглощаемого вольняшками каждый день меня шокирует.

Откупорив бутылку вина, Малявин начинает экзаменовать меня по-английскому. Минут сорок пять, как на допросе в гестапо пытает «хуиз джонс мазер, хуиз джонс фазер».

В конце-концов дает продохнуть. Я похож на боксера после пятнадцати раундов пулеметного мочилова.

- Ну. Ничего так. Не шекспир, конечно, но!

Малявин похрустывает винигретом.

- Проржавел малость – однак поправимо. Все поправимо, батенька!

Ржёт.

- Английский и компьютер – твои приоритетные задачи на первый месяц. Программа –минимум. Давай-ка ещё по стаканчику што-ли?

Да и это. Вот адрес. Запиши.Там такой Забейдин Турсуныч есть – у него нет-нет письменные переводики можно урвать. Старик Хоттабыч мценского уезда. Платит, конечно, с гулькин фиг, но налом и сразу. Я и сам у него подкармливался, как отца посадили, потом ещё уроки давал, мебель перевозил. Жутко вспоминать.

Ну давай, будь!

Малявин подмаргивает плакату с молодым Кинчевым на стене, и опрокидывает в глотку стакан вина, морщась так будто саданул самогону.

Набив брюхо и  быстро захмелев с отвычки, я отваливаю, стараясь не мелькать лишний раз перед мамой Малявина - тетей Аней . Она только-только начала отходить от зангиотинской командировки малявинского отца.

Да и Ди уже заждалась поди. Злоупотреблять терпением Ди тоже не стоит. Ещё прогонит на ночь-то глядя. Ох уж эта горячая иранская кровь.

***

Отношения у нас Ди строятся довольно неровно. Когда минует радость первых трех дней безудержной плоти, незамедлительно наступает «жизнь». А это слово для меня тогда включает безденежье, безработицу, полную зависимость от Ди и ее маленькой вечно капризной дочки, отца которой я видел только раз, да и то на фотографии.

Каждое утро я встаю, завтракаю тем же, что она готовит своей трёхлетней дочке, и быстренько отваливаю из дома. Искать работу. Становится, наконец,  человеком.

Вернувшись из Франции сама Ди уже полгода нигде не работает и проедает заработанное там. Поэтому как ни кайфно было бы поваляться после тюряги с недельку просто ничего не делая, такой роскоши у меня сейчас нет. Нельзя лишний раз раздражать ставшую какой-то задерганной и усталой Ди.

- Одно я не пойму никогда в жизни, Ди! Как можно было уже находясь два года во Франции, после курсов в Сорбонне - вернуться в эту задницу человечества?

- Да как тебе, эгоисту, эгоцентристу самовлюбленному объяснишь? Мама у меня тут осталась и доченька моя - Алинюшка!

- Ну дык и вытащила бы их туда, на волю!

- Умничать я позволяю только тем, кто умнее меня. Последние семь лет твоей жизни, дружок, свидетельствуют, о том что ты вряд ли попадаешь в эту категорию. И знаешь, ты только не обижайся, я все ждала когда сам поймёшь, вроде ведь старше Алинюшки моей…

- Ты о чем?

- Когда сморкаешься утром в раковину, старайся сразу смывать за собой всю слизь, хорошо?



***

Ди ждет от меня чуда. Тем чудом, что когда-то сделало её ваучер золотым, здесь, в вольной части джамахирии, теперь уже никого не удивишь. Нужно быстро сделаться нормальным человеком. Это значит найти хорошую работу и стать примерным отцом Алинюшке. В настоящий момент мой ретинг у Алинюшки тоже довольно низок - я такой большой дядя и не знаю кто  же такие телепузики и Алина Кабаева - её знаменитая тёзка.

Как же ей объяснить, что ощущение у меня сейчас не описать лучше, чем как оборотом «будто с Луны свалился».  Как ей поведать, что пару недель назад я сидел в телевизионке первого отряда и слушал двухнедельную гадскую разнарядку в исполнении Грека. Мне нужно хоть немного времени, чтобы уловить здешний баланс. Но времени нет - я и так, как выясняется, украл лучшие годы её жизни.

На каждом углу дымятся мангалы с самым вкусным в мире шашлычком, исходят божественным парком гигантские казаны с пловом, бескрайни развалы пирожков, самсы, мантов, тысяч сортов недоступных в зоне сигарет, пива, шоколадок, жвачек, чипсов, джинсов, рубашек, кроссовок! А денег –то шиш!

Главным наркотиком, высасывающим из меня последние гроши и хоть немного отвлекающий от глубины моего падения в пропасть криминала – становится интернет. Я мчу в кафе со всех ног всякий раз, когда удаётся сэкономить хоть толику со средств выданных мне на проезд и перекус.  Трясущимися от возбуждения руками, я плачу за  свой новый порок. Хотя какой же это порок? Стоит пересмотреть подход к сети - это не свалка порнухи и безграмотных текстов великих писателей. Интернет - это продолжение  нашего мозга.

Но тогда я ещё был интернет-ребенком и весь мир для меня заключался в портале рамблер-ру. С почти сексуальным экстазом я втыкал во что ни попадя и с замиранием сердца наблюдал, что же из этого выйдет.

А еще  в интернет кафе жил мой добрый приятель утёнок Мэджик Гуди. Гуди мог перевести влёт любую абракадабру, что мне пару раз в неделю подсовывал благодетель Забейдин Турсуныч. За секунды перелопатив текст любого размера и степени сложности, утёнок довольно крякал, и , на какой-то момент, сам становился похожим на Забейдина ибн Турсуна.

Президент ассоциации переводчиков Узбекистана, как скромно вещала сине-зеленая визитка моего первого вольного босса. Дворец президента переводчиков занимал заваленную пыльной бумагой двухкомнатную квартиру в наскоро перекроенный под офис-билдинг хрущёбе.

Внешне Забейдин походил не только на компьютерную утку, но и на каптерщика седьмого барака, глухонемого барыгу Джаббора.

Каждый четверг я давал объявление в городской газете: «великий переводчик проездом в Баден-Баден слегка поиздержался и почти даром быстро залепит вам любой сложности транслит». Одного-двух клиентов в неделю удавалось подрезать. Клиенты в основном возникали из бывшей комсомольской среды за ночь выхристившейся в бизнесманов. Предприниматели ножа и утюга.

- А ты, братан, за Габриэляна слыхал?

- Ну!

- Он чиста крышует мою чебуречную заправку!

- Ебануться мозгами! Круто, братан. Чисто па уму. Чиста брадяжня, да! Чиста - па мастям!

Я брал у этой сытой до лоснящегося блеска «брадяжни» дискетку, шел в интернет кафе и шлёпал ее на пару с Мэджиком. Потом слегка русифицировал полученную записку сумасшедшего, и тут же мчал за братвинским баблом. The operation was finished successfully.

Добрый утёнок Гуди помогал не вкладывать душу в муторные описания экстракторов для соковыжималок и прочей безбожной ереси из области первичной обработки хлопка. А я за это подкармливал  утёнка со скромной выручки.

Деятельность была ненапружной и даже с элементом творчества, но не кормила почти совсем. А найти постоянную работу совершенно пока не удавалось. Не смотря на блестящее малявинское резюме, и начавший быстро регенерировать английский. Ах да, забыл ещё опыт работы в крупной строительной фирме в Москве! Это все никому не было нужно нахрен.

Двери в новое, жирующее в выросших на каждом углу нэпманских  ресторанах общество оставались для меня плотно закрытыми. Я тайно мечтал  тогда только о хорошем надёжном стволе, чтобы выйдя вечером на улицу, быстро отобрать у кого-нибудь кошелёк.

Купить бы потом на выручку шашлычку для Ди с дочкой, новую газету с объявлениями, и пару часов чистого воздуха в ближайшем интернет кафе. В мире есть только две категории людей – те кому легче украсть, и те кому легче ограбить. Я  давно заметил. Кстати, я из второй категории. А вы?

***

Афганский альбом. Тохир Элдашев и Джума Наманганец.

Кто знает Афган лучше, чем Джума Наманганец? Почти два года бросков с парашютом и пыльных маршей в охранении  армейских автоколон. Войска Дяди Васи. Он дембельнулся из советской армии в 1989 году. Между тем по Узбекистану вдарили дикие девяностые. Только в отличии от метрополии, здесь вдобавок к бандам возникшим на крышевании кооперативов добавился политизированный ислам. Стратегическое расположение Узбекистана, афганская граница и полное коллапс контроля со стороны Москвы, сделал эту землю обетованной для деятельности саудовских, иранских, пакистанских, турецких, ну и, разумеется, американских спецслужб.

Подавшийся было в правильный криминал - с наманганской бандой кореейца Кима, Джума случайно пересекается со старым сослуживцем - Тохиром Юлдашевым.

Тоху  теперь трудно узнать - чалма, борода - выглядит как тот самый «дух», что они гоняли под Баграмом еще вчера. Бежав от репрессий из Узбекистана Джума Ходжиев, Тахир Юлдашев и  Вячеслав Ким, принявший ислам и ставший Абдуллой, обосновались в Гармской области Таджикистана. В те времена Гарм был оплотом таджикских исламистов, здесь Джума и его люди чувствовали себя в полной безопасности и гораздо лучше, чем дома. Для того, чтобы подчеркнуть, откуда он родом, Ходжиев стал называть себя Джумой Наманганским, а свою бригаду - Наманганским батальоном.

В середине 1993 года правительственные войска Таджикистана, при поддержке России и Узбекистана оттеснили исламистов в Афганистан. Туда же ушёл и Наманганский батальон. Здесь Юлдашев и Ходжиев объявили о создании новой организации «Исламское Движение Узбекистана», сокращённо ИДУ.

16 февраля 1999 года в Ташкенте в разных частях города взорвалось 6 взрывных. Целью атак явились ключевые правительственные объекты, в том числе и здание Кабинета Министров.

В это время в здании должно было начаться заседание Кабинета министров, на котором планировалось присутствие Юртбаши. Было убито 16 и ранено около ста жителей города. Самого Юртбаши на заседании не было. Власти Узбекистана возложили ответственность за происшествие на ИДУ.

По другой версии, часть руководства Узбекистана знало о готовящемся теракте заранее, но не предотвратило его с тем, чтобы использовать его в своих целях. Также есть версия, что это была провокация со стороны самого Юртбаши и его спецслужб.

Правоохранительными органами в связи с терактом было арестовано множество людей. Основные обвиняемые - Юлдашев и Намангани, а также люди, находящиеся в эмиграции были признаны виновными заочно по показаниям свидетелей.

***

Джихад продолжался. Диверсанты наманганского батальона продолжали совершать рейды на территорию Узбекистана. Самыми громкими акциями тех лет стали рейд в Ташкентскую область с целью подрыва Чарвакской ГЭС и рейд в Сурхандарьинскую область.

Власти отвечали массовыми репрессиями. В безжизненном регионе недалеко от высохшего Аральского моря появилась спецколония Жаслык, узбекское Гуантанамо, откуда живыми не возвращаются. Религиозный экстремизм стал в Узбекистане самым тяжким преступлением.

***

В ночь с 7 на 8 октября 2001 года началась американская операция Несокрушимая свобода.

Хорошо обстрелянный, подготовленный Наманганский батальон под руководством двух бывших советских десантников-афганцев доставил немало хлопот не только Северному альянсу,и но и элитным американским подразделениям. Довольно скоро портреты Джумы и Тохира оказались на сайте ФБР, как самых разыскиваемых террористов.

После того, как войска Северного альянса заняли Кундуз, около 500 пленных талибов, в основном иностранных наемников , были заключены в древнюю крепость Калаи-Джанги неподалеку от афганского города Мазар-и-Шариф, что в переводе означает Кладбище Благородных.

Завладев оружием, военнопленные подняли  дерзкий антиамериканский бунт.

Только через три дня ожесточённых боев и с помощью интенсивнейших  бомбардировок ВВС США, Северный альянс с трудом восстановил контроль над крепостью. Полагают, что в ходе операции практически все пленные были убиты.