Недавно, когда я ещё работал на работе, к нам пришёл новый сотрудник. Он был поражён моими профессиональными качествами и творческим подходом к делу. И даже как–то сказал мне, что у меня такой нестандартный и оригинальный ход мысли, что я, наверное, часто удивляю даже свою жену. Пришлось мне признаться, что жену я действительно как–то один раз удивил — и с тех пор живу холостяком. А вскоре меня и с работы выпиздили с формулировкой "шибко мудрый", и очередная пассия, возмущённо задрав хвост, простучала копытами куда–то вдаль, и остался я один–одинёшенек.

Видимо, на этой почве это и случилось. Была у меня когда–то одноклассница — дикий ужас: телом крепкая и приземистая, как тумбочка, с широкой монгольской мордой, на которой красовался классический русский нос картошкой, по бокам которого добродушно моргали маленькие поросячьи глазки. Даже представить себя рядом с ней было страшно, не говоря об интиме. И случилось страшное. Голод — не тётка, а тем более половой. Голод вносит поправки в стандарты красоты, снижая требования и расширяя горизонты. Она оказалась у меня в постели. Дрожа от страха и вожделения, я приступил к делу классическим способом. Краем губ изобразил пару –тройку поцелуев из приличия, раздвинул ляжки — и понеслась!..

Отдыхая после первого сеанса, прикидывая дальнейшие планы на вечер, подумал было, что неплохо теперь развернуть эту пластинку другой стороной, зайти с тылу, а потом ещё на прощание дать ей чупсика — но мои размышления были прерваны недовольным сопением пассии. Виной тому были мои трусы непрерывного недельного ношения, оказавшиеся нечаянно у неё под носом. Я же не ожидал никакой романтики в этот вечер. В чем был застигнут врасплох — в том и остался. Какой смысл в ежедневной смене трусов, если в них никто не полезет? А она давай что–то задвигать про гигиену, а потом про то, что от такого засранца с немытыми конечностями недолго подцепить бацилл или чего похуже, а потом вскочила, сунулась своим носом–картошкой мне в пах и засопела, что–то там вынюхивая и по ходу свирепея. Недовольное бурчание перешло в крик, я лежал ни жив, ни мёртв, а одноклассница, вконец озверев, вонзила мне в жопу палец с маникюром в наказание за неопрятность. Я взвыл от боли и обиды...

Если бы не проснулся — точно бы сдох. Я лежал с широко раскрытыми от ужаса глазами. Одеяло, сбившись в комок, валялось где–то в ногах. Кот, выгнув спину, испуганно шипел на подоконнике. Его силуэт со вздыбленной холкой на фоне кровавой Луны выглядел зловеще. И лишь настенные часы, как ни в чём ни бывало, отбивали свое извечное, безразлично–успокаивающее "тики–так, тики–так"...