В детстве у нас было необычное увлечение: в июне мы ходили со спичками по городу и поджигали тополиный пух, который толстым слоем лежал на земле. Он горел очень быстро, как порох. Огонь разбегался в разные стороны и также быстро стихал там, где заканчивался пух. На месте,где пробежало пламя оставался чистый асфальт, и мы чувствовали себя не мальчиками со спичками, а огнеметчитками времен Великой Отечественной, очищающими родную землю от вражеского нашествия.
Мы старались найти, где пуха было больше. И вот в своих поисках    наткнулись на настоящий Клондайк - двор старого двухэтажного многоквартиргного дома, на котором росло несколько гигантских тополей, был чуть не по колено завален пухом. Зайдя во двор, мы распределили участки огнеметной атаки. Мне достался массив рядом со входом во двор, слева от которого была свалка у забора. Я достал спички, еще не понимая, что вот сейчас чиркну серой о серу, и моя такая спокойная и понятная жизнь вдруг повернется дугой стороной, ужасной и фантасмагоричной.
Чирк, и горящая сера от спички летит мне в глаз. Закричав от боли, я бросил горящую спичку и схватился за лицо. Из глаз хлынули слезы, сквозь которые я все же разглядел, что с не только с глазом, но и с пухом что-то пошло не так. Из-за толщины слоя огонь вырос чуть ли не до полуметра и почему- то не остановился в том месте, где закончился пух. Быстро загорелись доски и ветки, лежащие на свалке. Весь в слезах я вместе с друзьями пытался потушить разгорающийся пожар, но от свалки уже загорелся деревянный забор, отделяющий двор дома от соседней метеостанции. За забором тоже что-то уже дымило. Со стороны метеостанции к нам неслась какая-то женщина. Она кричала нам: "Что вы наделали?!" и вдруг шагнула ко мне вплотную и спросила: "Как твоя фамилия?". Я по инерции инерции сказал правильное имя, но фамилию мозг подсказал чужую и маловероятную - "Криворотов". Она, как ни странно, поверила и крикнув "ждите здесь,сюда уже едет пожарная", убежала. Мы поняли, что больше нельзя оставаться в этом пылающем дворе ни секунды. Каждый побежал домой, я несся, подгоняемый болью в почти не видящем глазе и ужасом кажущейся погони. Родители были на работе. Я забился в постель и с трудом заснул. Во сне болел глаз и мучили кошмары. Мне снилось, как меня судят, и мама смотрит на меня взглядом,от которого невыносимо стыдно. Я проснулся весь в слезах.  Мама уже была дома. Я рассказывал ей, как поджигали огонь под чайником и сера отскочила мне в глаз и всматривался в ее лицо, пытаясь понять, верит ли. А может быть, домой уже кто-то приходил из милиции, и мама все знает? Мне перевязали глаз. На всю жизнь запомнилось, как мы ехали в троллейбусе в больницу. Пассажиры смотрели на меня сочувственно, как на одноглазого, а у меня в голове поносились бессвязные фразы "сколько дадут?", "вытечет глаз?", " дорогое оборудование на метеостанции","ну что, говоришь, "Криворотов", значит?..". Доктор сказал: "Видеть будет, я выпишу вам капли." В троллейбусе опять все смотрели сочувстенно. "Эх, товарищи , знали бы вы кому сочувствуете...".
Как известно, преступника тянет на место преступления. Поджигатели  - не исключение. Через несколько дней и кошмарных ночей я решился пройти мимо метеостанции. Замаскировался и быстренько прошел. Свалка выгорела, чернел обугленный забор, но с другой его стороны следов пожара я не заметил и вздохнул с облегчением. С товарищами мы решили об этом происшествии никому не говорить, никому не хотелось даже думать о колонии для несовершеннолетних. История стала забываться, глаз заживать,    как вдруг случилось то, чему до сих пор я не нахожу объяснений. Моя дорога в школу проходила мимо пивной. Там кроме работяг было множество опустившихся алкашей, которые, напиваясь, лежали под забором. На районе их знали, некоторых даже по именам. Я шел из школы и вдруг возле пивной ко мне подходит вот такой алкота, от которого только и можно было ждать, что он будет просить денег на выпивку. Он смотрел на меня зло и хитро и вдруг сказал пьяным голосом :" Ты поджог!". Я вздрогнул от неожиданности и страха. Не отвечая, я ускорил шаг, а он шел за мной еще несколько метров повторяя " ты поджог"," ты поджог","ты поджог"...Но его там не было, я точно это знаю. Да даже если бы и был, чтобы он вечно пьяный мог понять и запомнить. Но даже если был и запомнил меня, то зачем ему надо было бросать свою выпивку и тащиться за мной крича "ты поджог"?
Этот случай запомнился и тоже отозвался в детском сознании несколькими кошмарными снами. Мне казалось,что больше ничего уже не будет напоминать мне о том пожаре. Но в девятом классе мы проходили "Преступление и наказание". Там Раскольников через несколько дней после убийства старухи-проценщицы идет по улице и вдруг к нему подходит некто и говорит: "Ты убил". Надо ли говорить , какое на меня это произвело впечатление? Выходит, это совесть моя в таком образе меня преследовала.
После этой истории прошло больше тридцати лет. Кошмары меня больше не мучили. Но тот самый левый глаз иногда краснеет и слезится. На вопросы знакомых "что с глазом?" отвечаю: "огонь под чайником неудачно поджигал".