* * *
Знаменитый омлет «Завтрак для чемпионов» я то и дело готовлю себе на ужин.
И этот ужин, представьте, не пригорает, будучи недожаренным, а хорошенько, не спеша пропекается… чемпионы не суетятся!
Часы пропикали девять, я было сунулся к пульту, новости в телевизоре выслушать… но что-то вдруг отвлекло, даже звякнуло по мозгам!
Не связка же ключей, откуда ей взяться-то?
С бывшей мы разбежались, а больше вроде и некому.

Подойдя к своему окну на втором этаже, я отдёрнул штору: двор освещался слабо.
И всё же мне удалось разглядеть возле тёмно-синего «крайслера» некую чужую возню. Некомфортная машина, этот «крайслер» – хуже только корейцы. Ещё она прожорливая и дико тупая, как и большинство доступных пиндосов… зато мы с ней попритёрлись, словно пассажиры в вагоне дальнего следования. Я не пытаюсь вылечить её болячки – скорее, подлечиваю.  Она меня ответно не возит, а скорее, подтаскивает.
Ночная возня у «крайслера» – это поганый признак!
Кто-то хочет нас разлучить.

Прихватив монтировку и погасив плиту, я спустился по лестнице и вышел в люди. 
В темноте всё казалось привычным и неразборчивым. В дальнем углу двора, на грязном газоне, дремали две ёлочки, в детской песочнице, зассанной собаками, окопалась пара бомжей, а возле машины… возле моей машины слышалась перебранка… пригляделся – так и есть: кто-то уже лезет в багажник! Пройдясь перебежками, я открыл боевые действия – то есть, для начала крепко выхватил по зубам.

– Что за псих? – спросил кто-то, невидимый и негостеприимный.
– Муам, муам-вуам! – промычал я разбитым ртом, продолжая размахивать монтировкой. 
Кажется, дело пошло на лад! В темноте раздался шлепок и придавленный стон. Однако и я вновь огрёб, теперь уже по затылку. 
Далее… смутно помнится, что знакомая до боли (до сильной боли!) крышка багажника съездила мне по макушке. Прошло какое-то время, в котором мир наслаждался покоем. Затем, с чувством горькой обиды на «крайслер», я снова пришёл в себя.

В лицо бил свежий, вонючий воздух.
Пахло тиной и невозможной речной ухой. Ещё пять лет не буду рыбачить… здешняя рыба – чемпион по содержанию мазута, редкоземельных металлов и прочей дряни. Высушил плотвичку, и можно прикуривать!
Меня, определённо, прислонили к борту чего-то плавучего.
Не может голова так качаться!

Судя по всему, я очнулся, полулёжа на грязной палубе речного буксира.
Надеюсь, «крайслер», этот неблагодарный скот (потрогав, я ощутил на макушке здоровенную шишку), не плывёт за своим хозяином. Здесь, кажется, глубоко… буксир, подобно «Летучему голландцу», дрейфовал в каких-то открытых водах. Вдали от берегов, я имею в виду. Если вы были на Ладоге… да чёрт с вами, где бы вы ни были! Встав на колени, я со стоном прошёлся глазами по сторонам. На корме буксира взад-вперёд перекатывался длинный тюк, похожий на кучу скомканных сеток. Это и была изодранная рыбацкая сеть, в которой уютно свернулась юная леди. С начисто перерезанным горлом.

Захотелось снова впасть в забытьё, но труп отрезвлял своей серьёзностью и простотой.
Вместе со мной очнулись внутри тошнота и крупный озноб… пустяки, не более чем сотрясение мозга, утешал я себя.
Пойти ко дну ничто не помешает! Поднявшись на ноги и раскачиваясь, вялым шагом неуверенного пропойцы я двинулся в рубку.
Рубка зияла трещинами и бедностью, словно церковный храм, дочиста ободранный мародёрами. На всякий случай я пощёлкал и покрутил всем, что встретилось на панели приборов. Слабое сияние контрольных лампочек подтвердило, что топливо на нуле и аккумулятор разряжен.
Вёсел нет, разумеется… но не трупом же мне грести!

Да и в какую сторону?
Что делать дальше, полицию ждать или бросить бедняжку за борт?
А может, броситься следом? Я пригляделся к жертве. Молода, при жизни ей было лет семнадцать-двадцать, всё лицо в запекшейся крови… короткие белые волосы, грязные и слипшиеся кружочками… я имени её не знаю – и не хочу его узнать!
Ария Ленского? Чего вдруг в оперу меня потянуло?
А-а, истерика начинается… я сильно хлопнул себя по щеке.
Голову заштормило, однако боль в разбитых местах тут же пришла на помощь.
Нет, это не истерика… но погибшая девушка как-то связана с оперой!
Теперь я осмотрел бедняжку более тщательно.

На левом безымянном пальчике обнаружилось крохотное колечко.
Подарок от суженого? Перевернув девушку на живот и разорвав нарядное платьице из лёгкой ткани, я обнаружил на пояснице татуировку. Наклонившись к покойнице почти вплотную, я кое-как прочёл: Mariinka Belcanto. Вот оно что… из бывших ласточек моих, Лариска-хористка.
Со мной ей, правда, тоже было не сахар. Почём я знаю?
Вам лучше не знать – а ей уже всё равно.

В грим-уборных Мариинки издавна отирается половина моих знакомых.
Театральные дамы интересны манерой подачи.
Они с утра уже экзальтированны, словно поджидают оргазм, и ни о чём не желают беседовать, кроме своей карьеры.
Ах, да – есть ещё три важных момента:
– представь, эта дура опять растолстела!
– все мужики – ну, редкие сволочи!
– что ни надень, носить по-прежнему нечего!
Таковы они, актрисы-старлетки, певички, танцовщицы и модели.

И среди них – восторженная девочка, сбежавшая от меня к премьеру Мариинки, легендарному З., кумиру балкона и зарубежья…
Ну и нравы у этих балерунов! Чуть что, за бритву, по горлу и в колодец… э-э, прямиком в открытые воды.
Но я-то здесь каким бортом?! По певичкам давненько не хаживал, увольте-с. Хватило скандала.
Бывшая вернулась с подругой из Турции, а дура-Лариска оставила ей  послание – на зеркале в ванной, яркой губной помадой:
– кормите мужчину мясом и стойте в постели раком!
Где же ты, Лариса, с кем теперь гуляешь…
Что-то не то услышала? Кому-то не дала вовремя… по рукам?
Вот тут я просто похолодел.  Добегался, мать твою… ну, очень удачно!
Кто-то высмотрел плод, что неспел, неспел, и девчонку подкинуть успел, успел…
Мне подкинули, на ночь глядя, чужое убийство!

Куча народу нас с Ларисой видела вместе. Чуть ли не каждый день!
Но у меня на этот вечер есть алиби! Есть или нет?
Э-э… этим вечером я… что?! Приехал с работы, сходил на почту, приготовил… о-о, я же приготовил омлет!
Любой эксперт определит, что я не менее часа возился с этим идиотским омлетом. Отделил три белка, плюс один желток… так. Взбил венчиком в мелкие дребезги. Порезал ветчину, зелень и сыр… так? Сварил и почистил креветки…так.
Хорош уже такать, мудило!
Омлету-то славно спится, хоть и не дожарен, а всё-таки дома, на сковородке… а ты вот, кретин, болтаешься на ржавой посудине без капли горючего, с трупом на борту и перспективой скоро пойти на дно!

Так, с этим ясно уже. Что дальше?
Мотив! Деньги? Нет у Лариски денег. Отвергнутый ухажёр? Лариска сама  выбирала себе ухажёров. Как все нормальные женщины.
Борьба за наследство? Мимо! Я бы знал, протрепалась бы сразу же.
Зависть, ревность, измена, ненависть? Ревность… так, так. Определённо, теплее.
Этот З., а сокращённо, засранец, имеет странную репутацию.
Конкретней! По разу в месяц З. имеет двух официальных любовниц, не считая трехразовой законной супруги, гранд-дамы из высших кругов – плюс, по неясным слухам,  вожжается со своими же «щелкунчиками»… неясной ориентации. Откуда вдруг ведомо про щелкунчиков?
Да от Лариски, похоже, и ведомо…

Она могла случайно что-то узнать.
Например, что у З. есть не условный, а реальный  любовник.
И что, З. её тут же грохнул, пытаясь замять скандал? Да ладно!
З. просто послал бы её подальше, ославив во всеуслышание: экая ты, девочка, болтливая да жадная! Засиделась на дарёных харчах!
Допустим, в мужских балетных кругах, и без того, голубизна почти что зашкаливает… но лё скандаль-то какой!
Кто угодно, только не он, Любимец Женщин, Белый Принц на Розовых Фаберже…
Нет, З. в убийстве мараться не станет. Он слишком известен.
И потом, у него же ёлки! Тьфу ты, пропасть… может, З. предпочёл бы и оскандалиться.
Какая движуха грянет по этому поводу в европейских ангажементах!
Вернёмся к мотиву… что же у нас тут, ревность? 
Ревность – тема горячая, невменяемая… в ней стоит покопаться поглубже.
Волна раскачивала буксир, швыряя вонючими брызгами и едва не выбросив меня за борт.
Оторвавшись от размышлений, я кое-как привязал труп девушки к обрывку верёвки и закрепил за металлическую скобу.
Не покидала мысль: Ларискино тело непременно надо спасти!
И дело совсем не в пафосе: ах, был с ней близок… надо было вмешаться!
Именно в Лариске мой единственный шанс как-то выкрутиться из этой истории! Если меня подставляют, нужно опрокинуть подставу.
Если вся затея с трупом, буксиром и «крайслером» выстроена в расчете, что я спихну Ларискин труп за борт, надо сделать ровно обратное.
Её непременно отыщут, это же Финский залив, а не просторы Тихого океана…

Спасаясь от брызг,  я заперся в рубке и погрузился  в раздумье.
Размышляй, долбаный Шерлок! В этой подлой истории всё под рукой – убийство, палач и жертва.
А значит, кое-что должно проясниться… ну, может, кроме погоды.
Мелкая зыбь, стартовавшая примерно к полуночи, больше не унималась.
Волны рябили, иссеченные мелким дождичком. Н-да, погодка, определённо, нелётная…в ответ на насмешку очередной «девятый вал» стеганул по крыше, словно окликнув: поторопитесь! Один-другой хороший шлепок, и вы с ней оба на дне, рыбий корм… сознание прояснилось, но я весь промок и даже вскрикнул от неожиданности.

Что дальше? Кто виноват-то, мать его, и что же мне делать?
Кольцо на пальчике не от З. – тот, как заезжий француз, на подарки не тратится.
Опять-таки, вспомнились на этот счёт Ларискины "дифирамбы"... спасть вместе мы больше не спали, но с удовольствием сплетничали в кофейнях. Стоп… Лариску мог грохнуть не З., а кто-то из посторонних... точнее, из ближнего круга.
Влюбиться, скажем, приревновать? Мог. Но убивать-то было зачем?!
И тут меня осенило.

Буксир тем временем свыкся с мыслью: всё равно, судьба – помирать!
По палубе прогуливались потоки воды, растущие на глазах. Я вновь попробовал запустить мотор и горестно охнул – хоть винт гребной вручную крути, мотор без топлива не фурычит! Пытаясь чем-то себя занять, я принялся лихорадочно рыться в старой ветоши, каких-то коробках, узлах и тряпках, в беспорядке усеявших палубу. Меня била нервная дрожь, да только чем от неё согреешься?! Волна прибывала, буксир всё меньше хранил пловучесть, напоминая беспорядочным рысканьем вдребезги пьяную новобрачную.

Не то, всё не то… фу-ух! А это что за фигня?!
Из прорезиненного мешка, набитого старой слесаркой, вывалился странного вида пистоль.
Рукоять его была перевязана скотчем и держалась на честном слове. Я повертел вещицу в руках – да это же ракетница! Заряжена, нет?
Не знаю! Готовясь к последнему разочарованию, я прицелился из ракетницы в густое чёрное небо и огляделся по сторонам. Воздух до краёв был заполнен густеющим водным крошевом.  Некое подобие берега виднелось справа по борту…  наверняка, очередная иллюзия!
Зажмурившись, я нажал на курок.

Руку рвануло отдачей, и что-то грохнуло прямо над головой.
Огненная вспышка ослепила меня. Осветив бесконечные волны, в сырое, тёмное небо взлетела алая искра надежды.
Всё выглядит столь поэтично лишь потому, что в этот момент я уже складывал себе эпитафию…
Но мне опять не дали закончить.
Кто-то рявкнул, кажется, прямо над ухом:
– Почему безобразим? Эй, на буксире, стоп-машина! Вы следуете прямо на камни!
Я присмотрелся и даже протёр глаза, решив, что самое время сойти с ума.
Оставаясь невидимым в темноте, к тонущему буксиру подошёл пограничный катер, такой же серый, как небо или моё настроение. Впрочем, пограничник представлялся, скорее, огненным ангелом мщения. На катере меня подвергли беглому допросу, и я рассказал лейтенанту-пограничнику всё, что знал или вспомнил. Оставив при себе соображения и догадки.
Зачем лейтенанту знать, что я намерен делать?
В полиции тоже люди… надо быть полным идиотом, чтобы убить человека, а потом болтаться с ним на ржавой посудине!
Плюс алиби моё, всё тот же омлет! И значит, я однажды вернусь.

Найду свой «крайслер»… а потом я найду «щелкунчика», который, видите ли, не пожелал делить с Лариской кумира.
Посмотрим, какое там будет фанданго!
Не вышло, гадёныш, Лариску спихнуть и меня заодно подставить.
Да плюс, кумира укрыть от вселенского срама!
Все скелеты разом спрятать в шкафу… порой и скелеты кусаются.
Муки ревности, падла, грызут? Погоди, не дави на чувства.
Потрачу время, сколько не жалко. Мне жаль убитую девочку… и, как ни странно, пропавший ужин.
Удивительно, до чего же есть хочется…