- Слушай, Малыш, а ты мне врал, что
тебе 7 лет? Ты весишь-то на все 8!
(Карлсон)

Пионер – всем ребятам пример.
(из клятвы пионера)

- Чё не здороваешься, подонок мелкий?
- Ааааа, привет, привет, товарищ Бладов. Вот, признаться, не ожидал! Как гавно я вас не видел, уважаемый! Как здоровье, как дети? Как жена, всё блядует?
- Ты!.. как!.. щучий сын!- оторопел милиционер.
- Я тебе «щучий сын»! Ты, пидорас пархатый, давно с региональным ФСБ или ССБ не чирикал?
- Каким ещё ФСБ, щенок!?- затряс он в воздусях кулаками и затопал ножками.
- Ээээ... то есть КГБ, канешна, КГБ!.. И ваще, ты Нургалиева знаешь?.. Нет? Ну и чёрт с тобой после этого!- вспомнил йа приколы Достоевского.
- Т! Ч! Бль!
- Что? Чего ты мычишь, козлина? Небось, хочешь приказать, чтоб я явился к тебе в кабинет, встал перед тобой, как конь перед травой и начал пересказывать факты? А вот это ты видел, залупы кусок!- показал ему полруки.

Мент сделал такое неуверенное движение руками в мою сторону. А я отскочил и поднял с земли кремень.

- Тиха нах! Не дай бох ты дотронешься до меня, я ёбну те этим камнем и убегу, а потом сожгу все твои сараи, гаражи, шлюпки и машины,- обещал я, пятясь и держа камень наготове.- Дочке Клаве и прочим домочадцам – привет.

Я мигнул мусару глазом, повернулся к нему спиной, откинул булыжник и скорым шагом скрылся за поворотом. Капитан Бладов провожал меня с открытым ртом, как окунь глушенный. Да и хуй ему в рот; меня всё равно нельзя посадить. Мне 12. Не стал я его сильно обижать и из рогатки расстреливать, ведь помню прекрасно, что лет через 7-8 он погибнет на работе от испуга. Сердце его ушло в пятки, а так как пятки он, слава богу, имел две, то и серчишко капитана разделилось у развилки надвое, вследствие чего Бладов умре.

Добрался до школы. Со словами «налетай подешевело», кинул в толпу школоло все свои значки, фантики от жвачек и 7 бубен, сам же уверенной походкой Дона Джонсона, как в замедленном действии прорезал толпу суетящихся и ловящих фантики школьников. Я был крут. Я будто поймал вселенную за её скользкую пизденку. Я вставил меж губ сигарету, прикурил и пошел в сторону туалета.

В клозет заходит старшеклассник – курилка халявы и ссаный квартерон по имени Дэнис Ричардс – и начинает аццки кашлять, пытаясь меня наебать. Я протянул ему сигаретку, он протянул навстречу ей свою правую руку, тем самым, оголив область печени. Это была его раковая ошибка. Как же я ему йобнул с ноги по ливеру, ребята! Пыром. Это хуйло полукубинское, которое на три класса старше меня, произвело звук пробитого колеса и изящно повалилось на туалетный пол, заплёванный, как скамейка хоккейных штрафников.

- Теперь каждую свою пачку сигарет, ты должен делить на три части, одну часть приносить мне, другую мне же, а третью выкуривать самостоятельно. В противном случае, йа те гвоздь в ейцо забью. Уразумел?
- По-нял,- сказал он не ртом, а печенью.
- В месяц пары пачек не будет, начнешь ломать на три части каждую свою монетку,- заключил я без злобы и спрятал в карман ножичек «космонавтик».- А теперь ступай вон, чтоп йа не видел тебя своими глазами.

На уроке истории йа написал несколько любовных записок и направил их не тем девочкам, кто сейчас на мордочку смазливы, а тем, кто через время вырастет стройной и приятной. Мне ли не знать: кто кем станет.

А на перемене я подкреплял свой эпистолярный жанр устно и, вместо малолетских подлянок и насмешек над барышнями, затирал им на ухо всякие романтичные тележки пополам с непристойной чепухой. Вгонять в краску прекрасный пол – это моё любимое. И вообще с девочками не нужно вредничать и лишний раз выёбывацца, а то есть большой шанс, что вы прослывете занудой, и всю жизнь вместо секса будете смешно колоть дрова, как строптивый Андрюха Челентанов.

На уроке английского языка моя учительница Марта Хельмутовна Шульц, изумишися, узнала, что обозначают новые для неё слова jacking off и apple-polisher.
/…/
- vagine!
- Да, да, «каждому своё». Jedem das seine,- ответила глухая англичанка.

Между уроками зашел в кабинет музыки и попросил музыкантшу Свету, чтоб наиграла мне на фортепьяно несколько песен из репертуара гр. «Ленинград» и ещё несколько вещиц.
- Сам придумал,- напиздел я.
Светлана Владимировна немножко ахуела с проснувшегося таланта, зауважала меня резко, и даже погладила меня по плечу и пригласила на факультатив.
«Факультатиф – это кратчайший путь к преступной любви учителя с учеником»,- подумал я и согласился.
- Светлана Владимировна, мне важно ваше мнение, как вы думаете, я способен привлекать любовь?
- ???
- Может ли меня полюбить по-настоящему взрослая красивая женщина?- с чувством спросил я.
- Канешно, Андрюша… ты очень хороший человек… мужчина… почти,- бормотала музыкантша недоуменно и смущенно.
Я не поблагодарил её, молча, развернулся и загадочно вышел.

Алгебра.
/…/
- А кто это у нас тут развалился, как ковбой на камчатке? Наверно знает уже больше всех и может не учиться?- задавала она тупые вопросы гнусным голосом.- Может тогда господин...
- Андрюша.
- ...господин Андрюша расскажет нам умножение одночлена на многочлен, а мы все послушаем с удовольствием, да, ребята?- не своим голосом подъёбывала она меня.
- Не помню. Ей богу. То есть, честное пионерское. Я вам могу за комбинаторику заяснить, мат.статистику, небольшую матрицу заполнить, из теории вероятностей кое-чего припомнить...

Математичка вытаращила на меня свои глазенапы, а изумрудная мясная муха села ей на щеку.

- Не разваливайтесь, сядьте нормально,- продолжала прогоны не по существу училка.- Вы ведете себя не цивилизованно!
- Натальпална, помните: цивилизация – это смерть культуры.
- Слушай, закрой рот!- наконец не выдержала она моего менторского тона.
- Хммм, так Вы этак привыкли разговаривать? Что ж, подстроюсь под тебя, пожалуй. Может тебе Теорему Фалоса доказать про равноотрезанные пятаки от залупы?

Толпа обмякла. Кто-то присвистнул и сказал «во дайот». Класс смотрел на меня с бровьми на лобешнике. А училку как-то перекосоёбило, маленькая змейка заползала под кожей лица, а под глазом её затикала жилка – вот-вот родимчик хватит.

- Что ты сказал, подонок!?
- Ты теперь плохо слышать стала? Глухим математичкам две теоремы не служат...
- Да... да знаешь ли ты... что по алгебре и геометрии тебе двойка навсегда обеспечена!?- бедная Наташа аж заикаться начала.
- Наталья Падловна, не надо привязывать хуй к бороде, смешивая моё поведение с учебой. Всё у меня будет чётко.
- Пашол вон! Нет, стой, мерзавец! Пойдем со мной к директору.
- Ну что ж, пойдемте, хотя меня возмущает Ваша позиция.

Только мы вышли из аудитории, как весь класс засвистал нам вслед и начал плясать что-то вроде танца испанок из группы «Лас Кетчуп», хотя и не знали ещё что есть такая девчачья группа. Начались песни, вакханалия и аллилуйя, как в ниггерских церквях. Что говорить, людишкам всегда отрадны всякие происшествия разной степени скандальности.

«Проезжая мимо станции, с меня слетела шляпа»; а, проходя мимо пионерской, рука математички запихнула меня за шиворот в комнату.

- Ты, сссукин сын, ещё одна такая выходка на моём уроке, я тебя на ноль помножу, зубы вычту!- она прижала меня к шкафу.- У меня муж военный, он тя ваще загасит, сопляк ты вонючий!

Моё детское лицо озарил глумливый оскал конченого падонка. Я протянул руку к двери и задвинул щеколду.

- Что? Ты что делаешь, сучонок!?- трясла меня за грудки 20-летняя бикса.
- Щас узнаешь, на-таль-я-пав-лов-на,- с добродушной улыпкой страхового агента пообещал я.

Ласково положив свою ладошку на девичью кисть, я резко подломал её и убрал со своей груди. Потом ловко завернул ей руку за спину, нагнул педагога, смёл её грудью шахматы со стола и прижал рылом к клетчатому полю. (а хуле вы думали, я ведь уже С.Сигала видел 150 раз и с третьего класса с кистевым эспандером не расстаюсь, если вцеплюсь куда пальцами – только с мясом отрывать!)

- Ая-уя-ая-уя,- заверещала она.- Пусти, гад!
- Ещё раз заорёшь ртом своим, я тебе копыто сломаю. Потом загну вторую ветку и опять сломаю, если блажить будешь,- сообщил я со всем металлом в голосе, на который были способны мои отрочьи связки.- Любишь над детьми глумицца, да!? Нервная зело? Сейчас, я тебе буду нервы лечить ебатексом.

Она, конечно, нихуя не поняла последней фразы, но начала кое-как догадывацца, когда я задрал её юбку-карандаш. Спустив с неё белые трусы, я трижды смачно шлепнул по незагорелому треугольнику на булках, каждый раз оставляя на ягодицах след пятерни. Ткскзть, «Во Имя Пифагора, Пирельмана и Святого Пи» Наталья Павловна даже не пикнула, только жопа её мелко задрожала и затрепетала, толи от страха, толи от шлепков, но я-то со своим опытом 34-летнего паддонка подозреваю, что затрепетала она от предчувствия наслаждения и лёхкой порки.

- Гарнизонный триппер вылечила?
- Да. То есть, нет. Фсмысле я ваще не болела.
- Смари мне,- сказал я и подвел свои пионерские полтора вершка к волосатому пиздовику. (Ну не обессудьте, ну нету у учителей времени брить пелотки, уроки там, то-сё, домашку они проверяют, книжки читают, пятое-двунадесятое)

Математичка что-то совсем затряслась и в коленках подгибаться начала. Йа нимношко ибнул математическую песду своим пионерским питушком. Втыкоитус на полкарасика. Залупу только ввел и жду. Гляжу, сама начинает песдой насаживацца. Медленно, но верно.

- Ыыыыы... ыыыыы,- заскулила она от щщастья через минуту.
- Не вой нах, палево наводишь!- приказал я и подсунул ей под фейс чёрного слона.- Вот, пососи фигуру, займи ротик.
Математичка взяла в рот бишопа и зачеремекала.

Ибу йа значит этого вредного педагога на шахматном столе, ибу себе и приговариваю: «не бесчинствуй, неврастеничка, не бесчинствуй впредь», смарю, эта сука начала свободной рукой теребить солёного и борзо подмахивать: крутить своей бетономешалкой, изображать какие-то жокейские эволюции. Тогда я отпустил её руку и вышел из неё. Нинадолго. Погулять.

Скоро моя учительница почувствовала, что в жопу к ней вошло что-то уверенно и деревянно. «Уверенно и деревянно» - это стремительный домкрат, спросите вы? Нет, отвечу йа вам, мои простодырые друзья, это древка от пионерского знамени школы. Брезгливый я нимношко, что твой котяра, и дабы не уловлять обонянием говняной атмосферы, йа отошел на сажень от учительской жеппы и раздрачивал ей очко на расстоянии, взявшись за кумач. Здесь, от станка на отдалении, я заскучал и решил развернуть священный для всех пионеров стяг, и начал раскручивать полотнище посредством верчения древка в сторону противную течению временных стрелок. «Будь готов!» открылся мне завет как откровение, и Ленин как живой устремлял куда-то свой замутненный сладкими утопиями взор. Флаг нимношка реял на сквозняке. Я вытянулся во фрунт и салютовал по-пионерски.

Тут математичка задрыгала ножкой, как-то странно, будто бы кошка стряхивала с лапы влагу, заткнула себе рот кулаком, замычала и обмякла на столе. Первый раз вижу, чтоб так кончали. Сначала я хотел отпустить руки и посмотреть будет ли флаг торчать и не падать. Но, обнаружив, что жопа её стала трухлява, а вагина отнюдь не стальна, пожалел убогую и вынул древко из дупла. И вот Натальпална уже отдыхает после кончины. «Кончины» - какое же всё-таки слово меткое, блять! Так вот, то, что женщину не надо доёбывать и сильно беспокоить, когда она кончила – это я вам рупь за сто даю. Ну это так, ликбез для малолетних казлов и сексгигантов, которые не знают или не могут вовремя остановиться на минутку. Намотайте на свои пшеничные усики эту простую сентенцыю.

Малинькая виньетка ложной сути:
Спустя 2 часа началась общешкольная линейка. На общешкольной линейке главное пионерское знамя школы всегда носил йобаный камсамолец из последней плеяды – Ваня Голомолзин. Председатель совета дружины ли, староста ли он был или какой другой полицай, йа уж забыл. Заносчивый такой и невежливый. Типа: йа – золотой пизды руно и фсё такое. Он и сейчас ябеда и подлиза, а в будущем станет «единорос», барбос, а ещё ментальный пидарас и дереволас, которому никогда не будет доступна философия «бойцовского клуба». Не дано мещанину. Пусть он гордо несёт испачканное в говне математички знамя, а потом целует законтаченый кумач и нюхает свои руки. А пусть ему, сикофанту. Не был бы ты, Ваня, невежей, не ходил бы с мордой медвежьей. Бугага.
Конец виньетки.

Итак, я не стал измываться над своим учителем, ибо всегда был добрый малый, словно незаконный сын Айболита и матери Терезы. Ну, добрый-недобрый, а сексуальная разрядка всем нужна даже папе Бенедикту. Патамушто сексуальное напряжение может лехко сублимироваться в нечто... не буду я вам затирать во что да куда, у вас у самих усы есть.

Подойдя к изголовью румяной учительницы, я просто сказал:

- Кончила? А теперь горячий минетик мне отстрочила па-бырому.
- А чо такое минетик?
- За щеку бери, говорю, совдепия емана.
- Щазззз, ога! Я у мужа-то не сосу...- обиделась интеллигентная колхозница.
- Винительного падежа не слышу в твоей речи, животина! Соси, кому велено!
- Те сколько годков, маленький скот? Такое ощущение, что опыта у тебя хоть отбавляй.
- Ога, йа в расцвете лет, просто лилипут и карлик. Соси-соси, не отвлекайся.
- Ты – маленькое чудовище!- злобно прошипела Наталья Павловна и столь же злобно начала насасывать мой пионэрский хуец. С глубоким знанием дел, надо сказать, языком может черенок от вишни в узел завязать, и если она не берет на клюв у мужа, то уж точно тренируется на каких-нибудь курсах бодрых защеканок.

Через пару минут я схватил её за потные виски, сделал три жестких качка, мои без того детские и лысые яица вовсе вжались куда-то заподлицо и я... кончил?

- Всё штоле? А где эта... жидкость такая белинькая, фкусная?
- Сука ты и дура, бля,- ответил я.- А ещё педофилка! Откуда у меня сперма, если мне 12 лет? Синусы да минусы одни меж ушей.
- А ты насильник и двоешник!- сказала она беззлобно.
- Да ты что, бля, внатуре што ли? Хуяссе. Раньше ты мне таких чУдных слов не говорила...
- Выходи первый, мне надо привести ся в порядок.

Я попил воды из графина, вытер слюнявый писюн о знамя, подбрючился и пошел курить за школу.

На лестничном марше меня поймал завуч. Еврей старенький уже, как Мафусаил. Безобиднейший чел, потому-то он и не директор до сих пор. Семён Аркадич... фамилию забыл... чо-то типа Обцылер.

- Супер, супер, супер гуд, я – нормальна, супер гут,- напевал я, спускаясь по лестнице.
- Стойте. Почему ви не в классах?- тихо спросил завуч, шевеля сивыми усами.
- Кашель. Кх-кх. Рудники, рудники... Пашол йа к медичке, калёс центрального действия вымутить.
- Щто прастити?
- Простыл, гаварю, пашол за микстурой! Какого черта!

* * *
Волею судеб через 12 лет я познакомился с его молодой (чуть старше меня) женой Дашей. Красавица Даша тогда уже не любила своего взрослого, 70-летнего мужа, потому что по её же выражению «его смерть посрать отпустила, а он на мне пошел женился». А ещё больше потому, что бывший завуч теперь не делал милых девичьему сердцу подарков. Почти ничем не обязывающие подношения в виде ископаемых металлов, минералов и карбонатов кальция после свадьбы кончились сами собою, так как прагматичный и прижимистый Семён Аркадьевич Обцылер считал, что пойманную рыбу не кормят.

- Однажды,- как-то жаловалась мне эта Даша,- я единственный раз, клянусь, попросила его купить мне понравившееся колечко с бриллиантом, всего-то 5 с половиной карат, а он у меня спрашивает: «Ты що, бронированные стёкла резать этой штуковиной собралась? Нееет,- заблеял,- каскадной пары «субретка и простак» у нас не получится!»
- Каков подлец!- сказал тогда я, лёжа в неприятно накрахмаленной гостиничной постели.

Еще, кроме сквалыжничества, Семён Аркадич, как и все старпёры был человеком «с правилами» и имел некрасивую моду попрекать молодую жену своим жильём, которая периодически выражалась в запретительных установках типа: «Я не люблю, когда в моем доме запираются в комнатах!» или: «Не сметь говорить слово «хуй» в моем доме!» и прочая нездоровая движуха.

Также белокурую Дашу всякий раз бесило вопиющее фарисейство мужа. Все его лицемерные идеи, которых он касался и которыми прикрывался, были непременно глобального характера – ни много, ни мало. Например, Обцылер при всех друзьях и знакомых ратовал за вредоносность автомобилей, которые так нещадно загрязняют среду, а потому кто пользует их, тот не иначе как преступник, и предлагал «во имя спасения природы-матушки» всем спешиться и овелосипедиться.
Истинная же подоплека его лозунгов крылась совсем в другом: он просто не имел прав на вождение, да и не умел водить авто.

В другой кон он своим гостям громогласно заявлял, что он уже год как идейный вегетарианец, рассуждал за столом, портя всем аппетит, о сострадании к животным, чуть ли не об уважении к зайчаткам и барашкам. На самом же деле ему просто-напросто было противопоказано любое мясо, потому что его некрепкий сычуг не варил. Дарья, зная всё это, тихо ненавидела благоверного в эти минуты и мысленно называла его «кефирным профессором». За все эти отвратительные девичьей натуре вредные качества мужа она с превеликим удовольствием откидывала покрывало их священного семейного ложа чуть шире, чем положено.

Да ну их на хуй обоих, если честно. Бляди они. Бляди и мещане, даром что учителя. Так что-то вспомнилось. Накидал вам для иллюстрации человеческих типов, как говорицца. Нахуй оно нужно, канеш, учил же меня командир флотский: захочецца понастальгировать, лучше поананируй.

* * *
Вопщем, йа от дедушки ушел чибарить сигаретты.

Пройдя через попятный двор, за школой, на спортплощадке, я обнаружил бездельную манифестацию душ в 10. Оторванные девки просто курили, а ребята вели роковые и коммерческие игры на денюжки. Не повезло ребятишкам нынче с финансами – я наступал в их сторону.

- Здарова, сачки, шланги и прочие прогульщицы! А ну-ка, скинулись все дядиньке на насущное,- пошутил я.
- А выиграй!
- Давай, давай, максаем с каждого по копеечке на фуфайку дедушке...
- Выиграй, делавар.
- Ну, держитесь за землю тогда! Сейчас йа ваш прискорбный синод буду делать бедным и жалким... Во что шпилим?