У меня всегда было много, да и сейчас остаётся изряднейшее количество деревенской родни. Корни-с знаете ли. И молодые мои родители с неприятной ловкостью то и дело сплавляли меня в какое-нибудь родовое имение под разными благовидными предлогами. Яков! – говорили они мне с избыточной искренностью и чрезмерной заботой, сквозь которые, однако отчётливо читалось циничное желание поскорее уехать в Сочи и как следует там отдохнуть, - сынок! Тебе нужно загореть! Пропитаться солнцем на всю зиму, понимаешь? Поесть витаминов, подышать кислородом. А пруд! Там замечательный пруд! Будешь с местной детворой целыми днями плавать там и играть в этих, ну как их, ну в казаков-разбойников! А ещё рыбалка! Ух, хорошо! Соглашайся скорее! Все бабушки-дедушки тебя уже заждались! Ну же, веселей!

А что я мог возразить? Я был дитя и не умел, да и не смел ещё столь ловко отбрёхиваться от сомнительных перспектив. Это сейчас я разведу такую демагогию, что самому станет противно, а тогда я лишь обречённо вздыхал и, перекошенный модной сумкой-«батоном», набитой нехитрым детским скарбом ехал загорать и плавать. И плавал, и несколько раз чуть не утонул, наглотавшись зелёной вонючей воды, и катался на чужих громадных велосипедах «под рамкой», и воровал чужих куриц, с целью в дальнейшем романтично сожрать их, полусырых и полуобгоревших, и выучился курить «в себя» ибо если курить не в себя, то, как всем известно – будет рак губы.

Одним словом – некоторое представление о быте и жизни советских колхозов у меня имелось. Равно как и имелась у меня там одна бабка. Степень родства сейчас уточнять не стану, поскольку это и не важно. Бабка и всё. Обычная такая деревенская старуха, изрядно ломаная жизнью, но с весёлым, бесновато-припадошным нравом, который и я, в некоторой степени унаследовал, да и не только я. Это у нас семейное.
Жила бабка в обычном деревенском доме на две комнаты. В одной была кухня с печью, во второй – «зал». Из удобств в доме было только электричество. Была ещё очень древнего вида газовая плита, но бабка старалась ей пользоваться как можно реже, поскольку газ в неё поступал из облезлого газового баллона, который нужно было всё время где-то заправлять, который чуть-чуть пропускал и пованивал, и который нужно было экономить на всякий случай. Готовила она в основном в печке, а воду грела кипятильником.
Были ещё у бабки какие-то ордена и медали, и грамоты за добросовестный труд. Хранила она это барахло в одном углу с иконами. Что называется – прах к праху.
Родственники периодически зазывали её к себе в более благоустроенные жилища, но она с характерным для старых людей упорством отвечала, что «где родилась, там и умрёть». И сделала в точности так, как и обещала: умерла лёжа на своей кровати в зале. Тихо и без особых мучений.
Умерла в 2010 году.
Умерла, так и не узнав, что такое газ в доме. Не узнав, что такое вода в доме. Что такое туалет в доме. В 2010 году.
А если ехать в ту деревню, где жила бабка, из земли в степи торчит здоровенная ржавая труба, и из той трубы круглосуточно полыхает огромный факел. Полыхает ровно столько, сколько я себя помню, а это значит уже больше тридцати лет. В детстве я задавал взрослым логичный вопрос – отчего это у нас такое расточительство? Столько газа и вдруг просто так сгорает? На что мне отвечали что-то невразумительное про широкую душу нашего народа и про особые технологии добычи.

И вот сейчас, когда разные там умники заходят в свои тёплые уборные, садятся на чистые зарубежные унитазы, покуривают иностранные папироски, старательно стряхивая пепел в расщелину между расходящихся ляжек, и тыкая в экраны нерусских планшетов, пишут о том, как срать они ебали все санкции, как встаём с колен, как нахуй этот ваш пармезан, как стали более лучше одеваться и вот это всё, я почему-то представляю, как бабка зимой, ночью, вооружённая китайским фонариком, привезённым внуками «с города» идёт в обледенелый нужник посикать. И как тысячи таких же бабок( а ведь не все они ещё умерли!) идут, утопая в снегу, или в осенней жиже, идут по большой или по малой нужде, на холоде или на жаре. А умники всё пишут и пишут со своих тёплых унитазов, а факел всё горит и горит. Потому что такая уж у нас широкая душа и особенности технологии добычи.