Илья Файберг

***

Я сру и ссу в лицо военных
Вожатых, продавцов
В лицо красавиц охуенных
В их нежное лицо

В лицо кондукторов, банкиров
Уборщиц, столяров
В лицо растратчиков-транжиров
Ленивых болтунов

Я сру на рожу деловитым
Водителям, ментам
Я сру на рожу знаменитым
Актерам-болтунам

Я сру на сборник диссертаций
На ямб и на хорей
На девиц после менструаций
И в рожу дочери моей

Я сру геологам на рыло
Я ссу художникам в очко
Я сру на гения, дебила
На космонавта, на Кличко

На онаниста, каратиста
На карапуза, на шпану
Я сру на тех, кто чистый-чистый
И тех, кто тянется к говну

На потных после раздевалки
На чистых после душевой
На отдыхавших после палки
На проституток, на конвой    

На пригубивших чай немного
На тех, кто вытирает пыль
Я сру на тех, кто верит в бога
И тех, кто бога позабыл

Я жидко сру на программистов
И на униженных в тюрьме
И одиноких методистов
Я утоплю в своем дерьме

Я сру на тех, кто выпивает
На тех, кто вяжет, и на тех
Кто много вдумчиво читает
Или предпочитает грех

Я сру на толстых и на тонких
На карликов и на больших
На тех, кто держится в сторонке
На тех, кто мертв, на тех, кто жив

На тех, которые боятся
На тех, которые страшат
И на любителей абстракций
И тех, кто судьбы их вершат

Я сру на мать свою и бате
Пержу в лицо, пержу в лицо
Я сру на тех, кто скажет “хватит!”
И тех, кто скажет “молодцом!”

Я сру на атомы, микробы
И на частицы мельче их
На золото высокой пробы
На затянувшийся свой стих

И на себя я сру струею
И мажу кал на лоб и нос
Пускай говно одно покроет
Гнилого мира блядский лоск



***

Зачем же червь и зверь
Косплеили дома?
Я, приоткрывши дверь
Смотрел на них – с ума

Сошли, наверно. Червь
Коттедж изображал
Тяжелый тучный зверь
Избушкою лежал

Я станиславский был
Кричал - не верю, нет!
И зверь истошно выл
И червь юлил в ответ


***

Когда выпью пойду на работу
Коли трезвый – сидеть буду дома
Дома тихо и нет поеботы
На работе ж подобье содома

Там рабочих ебет, унижает
Поломойщица – пиздит всех шваброй
Секретаршу за сиськи хватает
Ну а шефа хватает за жабры

Из одежды одне токмо брюки
На башке треуголка надета
И кричит, выгибается: - суки!!
С ней работать совсем без просвета

Может, баба с приветом. Не знаю.
Но скорее всего без привета
Говорят, она ведьма, летает
На метле, если транспорта нету

Мы с рабочими думали много
И решили на клиторе этой
Поломойщицы вырезать бога
Осиянного солнечным светом

Чтобы к ней подползали старушки
Богомольные, чинно молились
Уходили в свои комнатушки
И в делах дорогих копошились

Чтобы мастер сказал – охуенно!
И пожал нам ладони, как батя
Чтобы стало, пиздец, невъебенно
От такого крутого заклятья

А пока она шоркает шваброй
И визжит отвратительно – сссуки!!
Я – рабочий не очень-то храбый –
Буду дома кекурыбать руки


***


Пердел ли Александр Блок
Когда писал стихи о музах?
Или терпел, сжимал гузло –
Его теперь проходят в вузах

А он пердел наверняка
И этой вонью провоняли
Ночные лепестки цветка
В его стихах, поля и дали

Головка женщины прелестной
Ее чуть замутненный взор
И вечер тихий и чудесный
И неизбежный разговор

Звезда зеленая и мука
Невероятная любви
А он пердел, пердел он, сука
Такая штука, се ля ви

Пердел и даже не стеснялся
Пердел и свой пердеж глотал
В стихах в любви он изъяснялся
Прелеcтным дамам – вот нахал?!

И если почитать попросят
Из Блока что-нибудь, то вы
Скажите им, наморщив носик,
Там пахнет газами, увы!

***

Бюрократия

Дочь моя пошла сегодня в школу
На линейку в первый класс пошла
А директор совершенно голый
Говорил про разные дела

Про страну, служить которой надо
Про любовь к наукам дорогим
Про надежду, устремленность взгляда
К странам удивительно другим

Потрясая пенисом коротким
Он кричал – сдавайте на ремонт
Чтоб в столовой были сковородки
И вообще тепло со всех сторон

А потом по разу приложиться
К возбужденному его хую
Всех детей позвали – что творится! –
И конечно, девочку мою

А она привыкла не к такому
Крохотному, значит, шалуну
Папа, говорит, а ты мне дома
Снова дашь игрушечку одну

И недоуменно посмотрели
На ребенка – мамы и отцы
Да, видать, маленько прихуели
Пронялись немного, подлецы

Я сказал, конечно, дорогая
И не только дома – а сейчас
Снял трусы, и пенисом играя
Ткнул ей в рот, как принято у нас

Флагом русским пенис прикрывая
Отошел директор, у кустов
Стал дрочить, завистливо взирая
Как мой член огромный дочь ласкает
Вот уже извергнуться готов

Это бюрократия, ребята
Тот директор бюрократом был
Эта школа им за горло взята
Только я-то, понимаешь, я-то
Я его совсем разоблачил!

Перед каждой, перед каждой школой
Мне соси, возлюбленная дочь
Чтобы доказать – директор голый
Выгнать бюрократов этих прочь

Да, пойдем с тобой к соседней школе
Там подрочишь мне и пососешь
И увидят все – директор голый
И слова его – бессмысленная ложь!

Прикрывают задницу Россией
Гимн поют – а сами без трусов
Так что, дочь, соси ты мне, соси мне
Выведем мы этих подлецов!



***

СОНЕТ

В черноебливой пидарасне
Хуями гнойными ебяся
Я тухлой жопой раскаляся
Молюсь залупе и хуйне

Разъебываю в пух и прах
Хихикающих лесбиянок
Без выебона и обмана –
Анальной трещиной в стихах!

Французы срут в мой нежный ротик
А я, как виртуальный котик
Мурчу, размазывая кал

По детским лицам – томным, чинным
Губам закусанным картинно
Как будто Врубель написал

***

Бывает простата надежды
Бывает простата любви
И нежности – нежности нежной
И юности, да. И крови

Бывает простата желанья
Простата бывает ночей
И чувств, и речей, и свиданья
И страсти и ярких лучей

И света и очарованья
И трепета, страха. И – и
Простата бывает в кармане
Где деньги обычно твои

Бывает простата упрека
Насупленных грустных очей
Простата бывает у бога
У рваных зловонных бичей

У тузика, девочки тонкой
На лбу у директора. И
Во рту у гнилого ребенка,
Простата пронзает хуи

Простата взвивается ночью
Простата летит в небеса
И светится в облаке точкой
Схождения счастья и са-

И самого горького горя
Которое мыслится вам
Простата – мечта о просторе –
Дает за конфетку лесам



***

Девочка, влюбленная в собаку
Каждый день ей подставляет сраку
Чтобы та ее ебла

И ебет собака, не краснеет
А ребенок бедный пунцовеет
Вроде – радостно, но стыдно так – дотла

Говорит ей мама: доча, доча
Ты зачем щенку хромому дрочишь
Посмотри - вокруг ведь собрались

Тетя Таня, Валечка, Сережа
Папа твой… дрочить щенку негоже
- Это чтобы мы потом еблись!

Отвечает девочка сурово
Мать в ответ не говорит ни слова
Только понимающе глядит

Весело подмигивает доче
И уходит. Ну а та все дрочит
И рукой под юбкой шерудит

Это мирная прелюдия при людях
А потом (а страстных ведь не судят!)
Припадает своим детским ртом

К крохотному пенису котенка
Где цела еще плева (такая пленка)
И ласкает клитор языком

Ваше детство разве лучше было?
Разве ты собаке не дрочила? 
Разве не сосал у воробья?

Разве в анус не запихивала муху?
А ты теперь ты стар, и ты старуха
Радостей-то нету нихуя!

***

Смерть

Отца я положу на мать
А на него, а на него
Я лягу сам и буду спать
И буду спать. И ничего.

А на меня, а на меня
Быть может, ночью ляжет брат
Тяжелый он, как три коня
Как скинуть-то его, ебать

А на него, а на него
Вдруг вознамерится сестра
Прилечь. И больше никого.
Но мне и это не понра

И трахаться они начнут
Внезапно. С матерью отец
А брат с сестрой. Меня прижмут
Так сильно, что совсем пиздец

И я умру, наверняка
Размолотый телами в прах
Не пожалеют пиздюка
Отец и мать, сестра и брат

***

Говно мы вели под конвоем
Нас двое – отец мой, да я
(А может и больше, чем двое
Не помню совсем нихуя)

Говно на веревочке папа
Тащил, ну а я помогал
И чтобы тот кал не удрапал
Брезгливо его я держал

И вот мы в кутузку приходим
Начальник такой говорит:
А кто вы такие? А папа: так вроде
Доставлен опасный бандит

Уставился этот начальник
На грязный заплеванный кал
Потом удалился печально
Куда-то. И тихо сказал

Охранник: сидите и ждите
И вскоре за нами пришли
Какие-то люди в халатах. “Идите”
За нами сказали и нас повели

Мы ехали долго, и вскоре
Мы прибыли в странный приют
Где странные люди с грустинкой во взоре
За щеку бесплатно дают

Теперь мы сосем, вспоминая
Порой, что бандит убежал
И мучит, насилует и убивает
Тот беглый заплеванный кал



***

Когда рождался кот у сторожа Андрея
Дрожал его живот и раздавался крик
Из синих ягодиц торчал хвост котофея
Неправильно идет, у плода явный бзик

За хвост его тяни и вытянешь паскуду
Не бойся, не робей, он крепкий, как и ты
Потом его корми и мой за ним посуду
Он вырастет – уйдет, уходят все коты

И может быть, Андрей, сначала все начнется
Беременный живот, одышка, темнота
А этот блудный кот опять в тебя вернется
С гнилою крысою в зубах кривого рта

***

Вращается квадратная пизда
Перед очами постового Мити
То медленно, то быстро, и всегда
Он падает, кричит – остановите

Он падает под бешеной пиздой
И вместе с ней вращаться начинает
Как шарик жизни бледно-голубой
Вращается и всех людей вращает

Земля вращается и все, что есть на ней
Вращается – тарелки, кружки, люди
По часовой, то тише, то сильней
Глаза ребенка, клиторы и груди

Вращаются, а тот, над кем пизда
Вращается, вращается всех больше
Он бог вращения, вращения звезда
И жить ему неимоверно горше

Чем клитору по стрелке часовой
Завитому в подобие улитки
И помещенному в зрачок глазной
Из-за врачебной, так сказать, ошибки

Он падает под бешеной пиздой
Его такой экстрим не привлекает
Он дико стонет, словно козодой
Пизда его неистово вращает

***


Сосок у девочки сбежал
Один остался – плачет, бедный
Другой сосок поет победно
За окнами – что “мне не жаль

Горячей плоти наготу
И слишком плотную рубаху
Я – принимаю пустоту
И нет ни трепета, ни страха

И на трамвайные звонки
Я восклицаю исступленно -
Айда, трамвай, вперегонки!
Я буду жить так окрыленно

Как ты не будешь, бедный брат
Прилипший намертво к полоске
Горячей плоти. Я назад
Уж не вернусь. И вместо соски

- Когда ребенок подрастет -
Тебя сосать начнет ребенок
И Тот, кто гладит и ебет…
А я – в пике трамвайных гонок!"

***


Я ненавижу этого кота
Чего он там орет, как ебанутый
Насилует его татарская орда
Ее все больше с каждою минутой

Уже полсотни палок у него
В кровавой сраке, он орет, когтится
А Чингисхан всё шепчет: “ничего”
И по загривку гладит. И не злится

Наполнен дом татарскою ордой
А собственно зачем они явились
А все затем, чтоб, котя, быть с тобой
Им детские твои глазенки снились

Они прошли сквозь временной барьер
И одолели ужас расстояний
Что ж ты орешь, счастливый кавалер,
Будь упоен величием желаний!

***


Если к нам прицепится эбола
Люди умирать тогда начнут
Вот пойдет твоя ребенок в школу
А назад на дрогах привезут

Изо рта и из пизды кровища
Всю трясет – кричит: “ебена мать”
И говном она кровавым дрищет
Скоро, значит, будет умирать

Так и ты, придурок, околеешь
Вся родня твоя, наверно, перемрет
А пока ты, сволочь, не болеешь
И родня твоя пока еще живет

Значит все нормально. Нет эболы
Ходит в школу девочка твоя
Возвращается она из школы
Чтобы не учиться нихуя

А вот если, блядь, эбола – тут уж
Все уж здесь, чего там говорить
Тут уже пиздою не покрутишь
Надо экзистенцией крутить!

***


Ломается голос у мальчика
У девочки только плева
От крика его как от пальчика
Трещит у нее голова

В ушах перепоночка тонкая
От голоса нахуй пиздык
Такая вот физика звонькая
Такой вот могучий курлык

А девочка крикнет – у мальчика
Сломается в попе резьба
Как будто от толстого пальчика
М.б. приходского попа

А лучше бы лопались ганглии
Ломался кадык, и десна
Шипя, превращалась бы в Англию
Где, в общем-то, нет ни хрена

А лучше взрывались бы брекеты
У них между ног, где темно
Чтоб мальчик с неистовым трепетом
Открыл на запястье окно

Там кошка сидит и играется
С хвостом – ей ебать-колотить
Она, проститутка, лишь мается
Говном, ну а нам с тобой жить

***

Из яичной скорлупки
Я сделаю зубки
Варвара, твоей новорожденной Маше
Это счастье, Варвара!
Это наше спасенье
От того, что пока зубок нет
Теперь – есть, понимаешь, Варвара
Никаких больше каш!
Лишь сырая морковка
И зеленого лука святая головка
И тяжелый грузинский лаваш

***

Под возбужденным пенисом моим
Оранжевые лишь
Предметы – апельсины
Домашняя утварь и детские
Заколки – все окрашено
Только в оранжевый цвет
Собираю только оранжевые
Предметы и кладу под пенис
Привязываю веревкой  к возбужденному пенису
И делаю осторожные шаги

***

Если орден не к груди приколот
А в районе лобковых волос
Знай, что раньше когда дед был молод
Воевать ему не довелось

А вот волосы его повоевали
В славной битве многих унесло
В местность полную и скорби и печали
Но смертям чудовищным назло

Отстояли Родину. И значит
Победили мы благодаря
Лобковым волосьям. Часто плачут
Оные в ширинке, говоря:

Нам победа ничего не значит
Жалко нам убитых сыновей
Потому-то мы так часто плачем
О судьбе бессмысленной своей

Нет субсидий, пенсию не плотют
Хорошо, хоть дали ордена
Мы родной пожертвовали плотью
Нам страна такая не нужна

Где как пушечным разбрасывались мясом
Блатари-начальники. А нам
Только выть, да слушать их балясы
Принимая истово сто грамм”

Если орден не к груди приколот
Не спеши казнить ты старика
Это значит, что когда был молод
Лобковых волосьев целые полка
Защищали наш старинный город

***
Я русской речи жемчуга
Сменял на гнойную залупу
На голубые пятна трупа
На плесень мертвого виска

Великой нашей русской речи
Шелка, огни, улыбки, плечи
Я променял на кал, на гной
Навозных мух зловонный рой

Невероятной нашей речи
Поля, условленные встречи
Игру теней и влажность фраз
Отдал за слово “пидорас”

За мерзкий запах блевоты
За детский пот пизды немытой
За смерти черное копыто
Оскал гниющей пустоты

За треск разорванных вагин
За гнойные узлы простаты
За хуй разъебанный пиздато
И смерти волосатый дрын

Мои стихи мертвы как трупы
И с них течет, как из залупы