Я работаю на станции технического обслуживания. Это такое место, где
чинят машины. В основном. Ещё там рожает задрипанных, чумазых котят
кошка- конечно, из её пизды они сначала выбираются не задрипанными и
нечумазыми, но это ненадолго. Ещё там механики иногда спиливают себе
болгаркой конечности. Постоянно играет радио с блатняком. И
никуда не съебаться от пневматического шума гайковертов и
взгляда мастера-приёмщика Валерича. Этот взгляд имеет только одно
выражение.
Когда-то, давным-давно, Валерич даже рассказал мне это выражение словами:
-  Тебе, похоже, заняться нечем? Тебе делать нехуя, я спрашиваю?
Теперь я безошибочно понимаю выражение взгляда Валерича и без слов.

Я работаю на станции технического обслуживания. Механиком. Это не так,
чтоб совсем хуёво. Однажды - сразу после школы - мне довелось
поработать на мясокомбинате. Уже когда я подъезжал на троллейбусе к
этому старому, зеленому, в желтых потеках зданию, штукатурка которого
была треснута нахуй по всему периметру, я почувствовал некоторый
неприятный запах. От которого чуть не проблевался позже, уже внутри,
когда прошел через проходную этого предприятия. Тогда мне сразу же
захотелось уйти, но уйти удалось только лишь после того, как я
действительно проблевался в цеху разделки туш. Да, я нежный мальчик.
Я охуеть какой нежный мальчик. Пойдём со мной в этот цех вместе. И
глянем, может быть, и ты тоже.

Но хуй с ним, с этим треснутым по всему периметру мясокомбинатом, на
котором я выдержал всего месяц. Работая там, я попросил Боженьку
какой-нибудь другой способ зарабатывать на хлеб. Практически тут же
мне предложили пойти на курсы механиков. И я пошел. И теперь я
механик. С зарплатой в косарь зелени в месяц, а иногда и больше.
Удивительно, но никто не хочет сейчас идти крутить гайки. Хоть бы и за
косарь. Лучше они будут сидеть своей ожиревшей жопой в офисе,
торговать женскими трусами, получать свои 600 баксов и пиздюлей от
такого же разжиревшего, с заплывшими мозгами начальника отдела, даже
не только, может быть, пиздюлей, а иногда, если сильно провинились, и
в рот, только бы не какая-нибудь работа с руками по локоть в мазуте,
в холодном цеху, с обеденным столом на верстаке с металлической
стружкой и с «очком», в которое, чтобы посрать, нужно забраться с
ногами на его ободок и желательно нихуя оттуда не соскользнуть.
Но к концу смены я смываю мазут специальной пастой, выковыриваю из-под
ногтей грязь, выкидываю недоеденное с верстака кошке, забываю про наш
обдристанный унитаз, переодеваюсь и становлюсь неотличим от этих
задротов из офисов.
Только я немного богаче. И испытываю к себе немножко больше
самоуважения. Впрочем, хуй его знает, может у них с самоуважением
какого-то хуя тоже всё в порядке. Говорят, что человек
приспосабливается ко всему. Я приспособился обдирать кожу об ступицу
колеса на 15-градусном морозе. Они приспособились себя уважать. Чего
нет?
В общем, как пел один поэт-песенник «...да ещё Талмуд на полке, так бы
жизнь шла и шла...», но в нашей ебаной стране есть такая вещь, как
всеобщая воинская повинность. И я, блять, никогда не отличался хуёвым
здоровьем.  Чтоб повинность эта сказала мне однажды торжественно
«Негоден!» и отпустила бы меня к маме и папе, к станции
техобслуживания и к нашей кошке. Хуй там. Эта бляцкая повинность слала
и слала мне свои ёбанные повестки, их было столько, что я уже скоро
стал бояться открывать свой почтовый ящик, натурально сцал
поворачивать ключ в сердцевине, иногда настолько, что этот сучий ключ
там застревал и я, блять, дергал маленькую железную дверцу ящика с
бьющимся сердцем, а она всё не открывалась и не открывалась. А
доставать эту подзалупень нужно было, потому что когда её достал
однажды мой отец, фрезеровщик тракторного завода, то он вообще нихуя
не понял, отчего я не схожу и не отслужу. Он дал мне ту повестку, что достал из ящика, и сказал что-то вроде того, что хочет видеть эту повестку с необходимыми печатями и подписями.
Через три дня я принес ему всё с печатями и подписями.
С подписями проблем не возникло. А вот печать пришлось за двадцать
баксов делать у Вани Руки.
Спустя какое-то время эти заёбы стали приходить прямо к нам домой со
своими повестками. И я понял, что игнорировать их больше нихуя не
получится. Нужен был другой путь. «Крюки» среди знакомых я искал и
раньше, но сейчас я стал это делать более интенсивно. Я взял
калькулятор и посчитал, что, кроме времени, я потеряю за полтора года
в армии ещё и что-то около 20 тысяч таких приятных зеленых денег. Я
тупо их не получу, не работая механиком на станции. Поэтому я решил,
что тысяч пять из этой двадцатки легко можно потратить на взятку.
Совершенно не ясны были две вещи- где эту пятёру взять и кому её
отнести. То есть условия задачи были несколько пизданутыми, но я не
отчаивался: знакомых у меня было дохуя, и то тут, то там стали
всплывать варианты.

По одному из них я полежал в больнице за 500 долларов предоплаты.
Оттуда меня выпилили ни с чем и из пяти сотен удалось вернуть только две.
По следующему варианту мне предложили фиктивный брак на бабе с двумя
детьми. Я посмотрел на бабу, на детей и крепко затосковал. Мне было
только 24. А эти печати сразу и про бабу и про детей... В общем, я
отказался.
Потом меня свели с  бабкой гебешницей, она посмотрела на моё досье и
сказал: - так ты милый, уклонист. Вот, смотри, запись. Она показала мне
какую-то хуй разбери пометку из вроде бы моего дела.
 - Тебя уже хуй отмажешь,- добавила она.
В этом случае вопрос не решался даже деньгами, я потерял только 200
долларов на человеке, который меня с этой бабкой свел. Не знаю, бабка
эта легко могла оказаться хуй вообще пойми кем, то есть я говорю о
том, что никто никогда не смотрит на документы у таких бабок.
Я предпочел думать об этом случае, как о бизнесе. Мне не нравилось,
что меня нихуя нельзя отмазать.

Один из друзей посоветовал мне прикинуться гомосексуалистом. Но после
того, как я узнал, что таких призывников в вооруженные силы проверяют
на анальные трещины, этот вариант отпал сам собой. У меня нет анальных
трещин. Я эту маску на стройке нашел.
Нет, вы, блять, представляете, эти люди заглядывают с лупой в очко
призывнику и ищут там анальные трещины. До чего докатилось всё.
В общем, вся эта неинтересная, хлопотная и никаких результатов не
приносящая хуйня длилась довольно долго. Время шло, и я уже даже начал
немного подсираться. Потому что согласно полученным и подписанным
повесткам уже сходил на первичную комиссию и мне там выдали следующую
повестку - явиться на медосмотр.
А после такого медосмотра обычно салят и мажут лыжи: в
малоторжественной обстановке выбирают тебе достойный род войск- и
увозят служить отечеству.

Но тут возник случай. Однажды мы с Боженькой уговорились так: если я
буду чего -то очень сильно хотеть и добиваться- он будет улыбаться мне
с небес. И подгонять случаи.
Так вот случай настал.
Один мой приятель Валера работал ночным сторожем в первом корпусе Университета. Очень сложно сказать, как он прошел кастинг - может быть, сторожам платят столько, что там совсем низкий проходной балл. Может быть, Валера собрался с мыслями, и не бухал перед собеседованием. Может быть, ещё как-то сложились звёзды, но Валера проник в это богоугодное заведение. В
заведении мой приятель обнаружил бассейн. И жизнь его стала налаживаться. Если раньше Валера каждый день был озабочен тем, где найти денег на бухло, то теперь проблема решалась с помощью волшебного ключика, которым Валера отпирал по ночам дверь в мир водного спорта. Бухать и кружиться в теплом уютном здании первого корпуса Университета, да ещё у бассейна, было гораздо круче, чем бухать и кружиться на заснеженной лавочке во дворе. Людей, выбиравших Валеру, можно было встретить самых разных и неожиданных. Потому что никакой согласованности и расписания попоек между компаниями не было - Валера был рад всем, кто зайдет.

В одной из таких неожиданных компаний я познакомился с Павликом. Он,
сука, так и представился - Павлик. Хуй его знает, что движет иногда
людьми. На вид ему было лет под сорок, ебло с заточкой сутенера, а вот
смотри ты - Павлик.
В общем мы сидели и бухали, а Павлик, который пришел раньше нас и
выпил, соответственно, немножко больше, провернул такую хуйню:
забрался на один из балконов, что шли по периметру второго этажа, и
нырнул в бассейн прямо оттуда. Мысль мне показалась неожиданной
и захватывающей. Я составил Павлику компанию и чуть позже,
напрыгавшись, мы с Павликом уже были старыми корабельными друзьями.
Даже немного не так: Павлик всех выпивающих граждан - и со своей
компании, и с нашей, называл «братиш», так что лучше будет сказать,
что мы с ним стали полноценными братишами.

Ещё через какое-то время я  поделился с Павликом своей заботой. Я
делился ею практически со всеми. Разве что в метро пассажирам не
рассказывал. Павлик икнул и ответил, что я, наконец-то, попал по
адресу. Павлик объявил, что он мне поможет.
- И даже нихуя с тебя за это не возьму, братиш, - добавил пьяный в дым Павлик.
- Что, хороший вариант? - спросил я.
-  Железобетон, - ответил Павлик. Он поманил меня к себе и спросил:
- Ты знаешь, кто такой военком?
Кто такой военком, я знал.
- Воооооооот, -протянул Павлик и поднял палец вверх. И снова протяжно икнул.

Я записал павликов телефон в свой, мы ещё немного попрыгали с
балконов, дальше я не очень помню, но на следующий день я уже сидел с
Павликом, сушеной чехонью и пивом у него дома и Павлик при мне звонил
волшебному Эдуарду Павловичу. Они обменялись какой-то тайнописью,
Павлик повесил трубку и сказал:
- В общем смотри, братиш. Нужно будет через две недели встретиться с
человеком из этого кабинета, - Павлик записал мне адрес, - и отнести ему
пять тысяч долларов. Это военком Фрунзенского района по  фамилии
Петренко. Впрочем, ты все прочтёшь на табличке у него на дверях.
Отнесешь - и можешь считать, что вооруженные силы Российской Федерации
навсегда забыли, что существует такой братиш.
Пять тысяч долларов. Ровно столько, сколько я планировал потратить на
решение моего вопроса. Боженька снова решил мне улыбнуться.
- А кто он тебе? - даже несколько неожиданно для самого себя спросил я.
- Ну, какая тебе разница, - поморщился Павлик. - Братиш, я обычно за
такую услугу беру пять листов. Но я помню - я вчера обещал. Так что
давай обойдёмся без лишних вопросов, э?
Я ответил, что «э». Сунул в карман бумажку с адресом, попрощался,
поблагодарил и вышел.

Уже на улице я осознал, что наконец-то огромной подводной лодкой из
океанических глубин всплыло решение моей проблемы. Подплыло к моим
ногам, ткнулось носом и замерло, открыв люк. Куда нужно было бросать
деньги.
Это было заебись.
Только лодка была огромной и люк тоже. И у меня не было пяти тысяч долларов.
Когда-то давно, в то время, когда я доставал ещё повестки из
почтового ящика и топил их в толчке, сбережений у меня было косаря
три. Но после начала круиза были всякие гебешные бабки, пидоры,
которые брали предоплату, какие-то блять сумки, с нихуя не дешевым
коньяком, накрытые «для дела» поляны, в общем я помнил, что денег у
меня оставалось штуки полторы. Это не очень дохуя, когда нужно пять.
И я стал думать.
Родители отпадали сразу. Если у них и были такие деньги, то хуй бы я
объяснил им, зачем мне они нужны в долг. Вернее причину бы я нашел, но
такой веской, чтоб они дали бы их - нет.
Почек было жалко.
Кредит тоже не хилял - на станции я получал официальной зарплаты 200
баксов. С такой зарплатой кредита бы дали ещё 200. Это определенно
было мало.
Вариантов ещё оставалось до хуя. Целых три.
Про один из них я старался не думать совсем. Второй отложил на потом.
А третьим занялся, не откладывая. Директор у меня хоть и не давал
денег просто так никогда и никому, но жлобом вроде бы никогда не был.

-       Ну, кого ты хочешь наебать? - почти сразу же спросил меня Онотоле.
Директор СТО ООО «Ваша запчасть».
-       В смысле, - нихуя не понял я.
-       В смысле все на конторе знают, что через месяц ты съебываешь
служить, а ты приходишь ко мне и просишь у меня 3,5 штуки на полгода?
По-твоему я, блять, что - идиот?
-  Толяй, ты нихуя не понял. Эти бабки и нужны мне, чтоб ни в какие
армии не ходить.
Директор ненадолго задумался.
-  Тебя кинут. Ты съебешь в армию и кинешь меня.
-  Толяй, давай верить в лучшее.
-  Давай, - легко согласился он. - Только бабок я тебе не дам. Не мой
принцип работы.

Разговаривать дальше не имело смысла. Аргументов, чтобы сдвинуть его с
занятой позиции, у меня не было. Я немножечко погоревал и занялся
вариантом, который отложил «на потом». Я пошел к Саиду.
Саид, приземистый, смуглый азиат, с непривычно прямым взглядом, за
которым угадывался такой мощи стержень, что я никогда сильно не
стремился близко сходиться с Саидом, выслушал меня и сказал:
- Я тебя правильно понял, что ты один раз хочешь заняться этим - а потом всё?
Естественно, я хотел один раз заняться, а потом всё. Я вообще всю
жизнь сторонился криминальных схем. Особенно таких, за которые светит
от трёх до восьми. Но один раз в жизни... Один раз можно было рискнуть.
Тем более - это же был Саид.
- Да, Саид. Ты правильно понял меня.
- Андрей, ты дурак. И если бы мы с тобой не выросли в одном дворе... В
общем, таких людей, как ты - вставляют. Ментам тоже нужна
раскрываемость по угонам. Никогда, ни к кому не ходи больше с таким
вопросом, Андрей. Это большая ошибка.
Я нехуево смутился. Мне казалось всё таким простым. Саид начинал
заниматься своим непростым бизнесом года три назад. Это он научил меня
курить и, наверное, на этой волне он во время наших накуров
рассказывал мне, как обходить сигнализации, что такое «угон  на
возврат», показывал связки ключей и ещё много такого, от чего у меня
тогда делалось искреннее и восторженное удивление. Я поднялся.
- Извини, Саид.
- Ничего. Ты заходи, Андрей. Что-то мы с тобой совсем мало стали видеться.
Да ну тебя нахуй, старик, ты уж извини. Три года назад это всё было
задорно и весело. А сейчас если тебя влупят. А тебя обязательно когда-то влупят. На кой хуй мне нужно давать какие-то показания и ходить по
повесткам.
- Да, конечно. Как-нибудь. Сам понимаешь,- я натужно улыбнулся.-
Взрослые все стали. Деловые.
- Понимаю, - Саид, не мигая, смотрел мне в глаза. Мне показалось, в них
он прочитал не то, что я сказал. А то, о чем думал. Но руку он мне
протянул:
- Пока?
- Пока.

Ёбаной черной тучей на меня надвигался вариант, о котором думать не хотелось. Я ещё день посидел, покубатурил, посоставлял костяшки этого домино так и эдак. Ещё раз перебрал все свои  знакомства. Повспоминал
родственников. Покопался в записной мобильного телефона. Вдруг кого
забыл.
Нет, не забыл.
Из двух недель, что отвел мне братиш Павлик до похода к военкому,
оставалось 10 дней. Времени больше не оставалось. Нужно было идти к
Малюняну. Тем более, что послезавтра была суббота.

- Я не понимаю, почему ты отказываешься, - сказал он мне тогда, где-то
полгода назад. Когда в первый раз увидел меня с Аксолотлем. - Всё
будет совершенно честно. Против твоего пса выставят собаку такого же
примерно веса. У твоей собаки будет первый бой, поэтому я выставлю не
ахуеть какую опытную. Эндрю, бабок заработаешь, блять, в конце концов.
Полтора косаря зелени в случае победы. Пять листов -за поражение. Ты
же, в конце концов, отобьешь хотя бы то, что за него отдал, Эндрю,
подумай!
- Юримас... Моя собака не дерется, я тебе повторяю это уже в третий раз.
Сколько раз нужно повторить, чтоб ты понял?
Аксолотль зарычал, почувствовав напряжение в разговоре.
- Тише, Аксолотль, тише, - я потрепал его по шее.
- Как? Акс... что?
- Аксолотль.
- Акслоль? - совсем уж коряво повторил он.
- Блять, Аксолотль, Юрочка, Аксолотль.
- Встречал я собачьи имена... Но такое... А чего значит?
- В интернете посмотри, Юрочка,- разговор меня уже несколько подзаебал.
- Ладно, - Малюнян всё понял,- на вот.
Он сунул мне черную, с красными надписями, визитку.
- Ты можешь всегда найти меня здесь с трех до восьми. Подумай. И
запомни самое главное. У нас никакого наебалова. Главный принцип. И
по бабкам. И по условиям боя. Чао, Эндрю.
Я сунул визитку в карман, совершенно не предполагая, что она когда-то
мне понадобится.

С Малюняном я был знаком очень краями. Худой, не похожий на армянина,
какой-то неухоженный, с жирными прямыми волосами и острым лицом- я
знал, что он организует собачьи бои. Кто-то из наших туда ходил,
кажется Бибик. После его рассказа у меня ещё долго стоял перед глазами
издыхающий прямо возле арены огромный черный мастифф.
Я залез в куртку, с которой ходил выгуливать собаку, достал визитку,
посмотрел на адрес. Райниса, 15. Хуй его знает, где этого Райниса. Я
залез в интернет, уже ясно отдавая себе отчет, что согласен. Приехать
к Юрочке. Сегодня. От трёх до восьми.

- Здравствуй, Юрочка, - я зашел в на удивление цивильный кабинет, в
котором за столом что-то сбивал на калике Малюнян. Судя по кабинету, у
него был ещё и какой-то легальный бизнес. Он с удивлением поднял на
меня глаза:
- Ты откуда здесь взялся?
- Так от сырости завелся... Сыро тут у вас, - неловко пошутил я.
Действительно, я зашел в здание с какого-то черного хода. Потому что
никакого парадного входа  нихуя нашел. Потом, глядя на  визитку,
пошел прямо к Юрочьке в кабинет.
- Подожди, пожалуйста, - Юрачька стал что-то набирать по внутренней связи.
- Да? - ответила внутренняя связь.
- Володя, ты, блять, уволен. Завтра придешь за трудовой.
- Юрий Георгиевич, подождите, в чем дело...
Малюнян отбился по связи и хмуро сказал.
- В чем, блять, дело. Вообще поохуевали. И, блять, совсем не в первый
раз уже. Извини, Эндрю. Слушаю тебя?
- Ну, ты наверное знаешь, зачем я пришел...
- Ну раз так, то наверно знаю.
Малюнян открыл сейф, достал оттуда ежедневник, начал листать.
- Могу тебе предложить через субботу. Бультерьер. Два боя. Одно
поражение, одна победа. На эту субботу ничего для твоего Аксолотля
нет.
Надо же. Имя разучил. Это называется про-фес-сионализм. А может быть,
просто знал, что я обязательно к нему приду. Сука.
- Мне... Мне нужно два боя ,- потерянным, не своим голосом сказал я. - В
эту субботу. И в следующую.
Малюнян с интересом на меня посмотрел. Он вкурил, что меня допекло с
деньгами. И решал, как это теперь можно использовать. Юрочька отвернул
несколько страниц назад, почитал и сказал.
- На завтра могу предложить американского бандога. Но это уже будет
только твой выбор. Там пять побед при трех поражениях. Опытный боец.
- Я... Я согласен, - тем же потерянным голосом сказал я.
Отец моего Акса был каким-то там ебическим чемпионом в этом виде спорта.
И я очень рассчитывал на гены.

    Когда в понедельник, 13 сентября, к шестнадцати оговорённым часам,
я входил в здание военкомата с пятью тысячами долларов, у меня был
небольшой мандраж.
Я вообще редко даю взятки, а пять тысяч долларов, понятно, не давал никогда.
Когда я подошел к кабинету, мне казалось, что за мной уже следят. Вот
я войду, поздороваюсь с дядей военкомом, он мне скажет, куда пройти -
не охуел же он до такой степени, чтоб брать прямо на рабочем месте. Мы
пройдём. Скажем, в какое-то полуподвальное помещение. Там я, бледно
улыбаясь, стану совать ему сверток, который пока так жжет мне
внутренний карман куртки. Он его торопливо возьмет.
И тут ёбнет по ушам: «Падлы, обоим лицом вниз, работает ОМОН!». Меня и
военкома положат горизонтально полу, даже наверно переебут для
верности дубиналом и мне, и военкому, у военкома под команды
кинооператора аккуратно вынимут кровью моей собаки заработанные пять
тысяч и жизнь моя после всего этого не то, что не наладится. Как я
планировал. А станет ещё более грустной и тоскливой.
Боженька снова улыбнулся мне. Только криво. Потому что как я запланировал, так все и произошло.
С небольшими, конечно, поправками.
Когда я вошел и представился, военком мне сказал пиздовать в сортир.
Сам он явился туда минутами тремя позже. Одними губами, нежно, как
переговариваются между собой любовники, спросил меня - нет ли здесь
кого? Я отрицательно помахал головой. Тогда военком достал ключ и
запер сортир изнутри. Была какая-то некоторая многозначность в
ситуации, что я почему-то вспомнил про анальные трещины. Военком
повернулся ко мне, а дальше я вам уже описывал. «Открылась дверь и я в
момент растаял», как пел один поэт-песенник.
Лежали мы только ёблами не в цементный холодный пол полуподвального
помещения, как я представлял, а в более теплый, но такой, сука, грязный
и такой вонючий пол туалетной комнаты военкомата No.187 Фрунзенского
района г. Чебоксары.
 Жизнь моя действительно стала грустной и тоскливой. Меня хоть и
выпустили под подписку, но я был под следствием. И согласно УК,
грозило мне два года тюрьмы.
Я сидел дома, смотрел на оторванное ухо Аксолотля и думал, что лучше
было сходить на полтора года в армию. Кроме этих мыслей, мне хотелось
разобраться, кто провалил  операцию. По всему выходило, что это был
братиш Павлик, который нас с Петренко сводил. Скорее всего, Павлика
подобрали по какому-то другому делу и он выбарахтывался, как мог. А
может быть, военкома уже давно пасла какая-нибудь СБ, и я просто стал
случайной жертвой.
 Следователь с добрыми серыми глазами сказал мне, что если я правильно
дам все показания, то я отделаюсь лёгким испугом и всем тем геморроем,
который сваливается на любого, на кого завели уголовное дело. Потом
следователь посмотрел на меня пристально, наклонился над столом и
заговорщицки подманил меня рукой.
- Но ты можешь, конечно, предложить мне взятку, - не меняясь в лице,
прошептал он. Ещё раз серьезно на меня посмотрел, а потом вдруг
внезапно всхлипнул и тяжело, в несколько приемов, заржал.
Ему, блять, было смешно.

Когда окончилось последнее заседание суда, на котором я выглядел белым
заикающимся задротом, у которого есть  все шансы и дальше продолжить
свою нежную дружбу с военкомом Петренко, я вышел из здания суда,
пьяный от ощущения свободы, сел на лавочку, достал сигарету из пачки,
скурил, потом достал ещё одну, закурил и её.
Следовало немедленно выпить, но сил встать с лавки у меня не было ещё
минут десять.
Я погрозил кулаком кому-то на небе. Немного подумал. Поблагодарил его же.
Потом ватно поднялся и побрёл, не очень сильно выбирая направления.
Просто туда, где сновали машины и ходили пешеходы. Где-то там
обязательно должен был быть магазин.