1.
Ребята, это повесть. Из 19 глав. В день буду отправлять по две. Не попрёт – остановлюсь. Спасибо за внимание. PaoloGilberto.

Слишком затянулась зима в этом году. В прошлом-то даже в начале апреля снег лежал, но об этом все, конечно, забыли, и теперь только ленивый не бормотал хмуро: "Вот, мол, весна тебе - середина марта уже, а с неба всё сыплет и сыплет,  на термометре до сих пор минус". Но вот Лёху погода совсем не заботила. Автопилот уверенно вёл его домой, сквозь колкий снег в лицо, по скользким раскатанным колеям запорошенного растрескавшегося асфальта. Трезвый человек уже упал бы не раз и не два, и что-нибудь обязательно сломал бы себе, но все знают, кого, кроме детей, хранит Бог. Лёха как раз и был пьяницей. От холодной бани Светки Хомушки, где чаще всего все и выпивали - её старуха-мать ещё держала оборону, и алкашей на порог коттеджа не пускала, до Лёхиного полуразвалившегося, когда-то крепкого и справного дома было всего ничего - половина улицы. Он шёл по непредсказуемой траектории и совершенно ни о чём не думал. Вероятно, мысли и проносились в его голове, но ухватить какую-то из них он уже был не в состоянии.
Уже перед самой тропинкой к калитке Лёха всё-таки поскользнулся. Хрустко упал, крякнул, встряхнул головой, сфокусировался. "Вот.. Вот, пришёл. А там-то что подвывает, а?" Он вслушивался в темноту, вглядывался. На карачках переполз на другую сторону дороги. Он жил прямо напротив церкви и  звук явно шёл от огромных кованых ворот. Лёха даже не пытался встать - в глазах начинало двоиться, и такая игра с самим собой, интересными ощущениями и странным воем и лязгом ему даже нравилась. На площадке перед церковью стоял большой "Мерседес", тускло освещённый фонарём. Внутри кто-то сидел, но Лёху это не интересовало, он уставился на ворота. Вцепившись в них, поскуливая и сильно дрожа всем телом, странный худой мальчишка лет десяти грыз стальные прутья решётки. Лёхе стало жутко. "Мандец, белка.. Предупреждали же, тыщу раз говорили - не берите у цыган самогон, они туда всё сливают. Точно, всё. Как там остальные-то?..". Он с трудом поднялся на ноги и, неожиданно для себя разогнавшись, перескочил дорогу, забежал в незапертый свой дом и завалился на расстеленную кровать.

Утро нового дня ничем не отличалось от предыдущего - опухшее лицо, щетина, перегар. Лёха умирал от неё в очередной раз, чтобы, похмелившись, воскреснуть и оттаять. Вчерашние события в голове никак не отпечатались, просто припоминалось что-то смутное, но не слишком важное. Лёха приподнялся, осмотрелся. "Ё!.. В ботинках улёгся.. Грязи-то сколько, мать её..". Снег с грязных подошв стаял на и без того грязное покрывало. "Хорошо хоть, бухой был, а то бы разделся и замёрз". Он попробовал посмеяться, но тело, вздрогнув, передало судорогу в голову, а та моментально отозвалась чудовищным спазмом. Лёха заскулил, осторожно подтянул колени к животу, сунул руку меж тощих бёдер в двойных спортивных штанах, чтобы согреться и попробовал снова задремать. Но было слишком холодно, за ночь протопленный дом успел остыть, мёрз нос, мёрзли ноги. "Ладно, встаю, встаю", - он заворочался, сел. Покачался из стороны в сторону, потёр лицо. Достал из кармана сломанную сигарету, закурил, прищурившись; перевязал потуже рукав под культёй, встал-таки, подтянул штаны и побрёл в сарай за дровами и углём. За ним, расправив лапы из под какой-то кучи тряпья, затрусил и Костик.
Лёхин кот Костик, в отличие от хозяина, был лоснящимся и упитанным, благо, еду добывал себе сам - доверять в этом деле Лёхе он не мог. Как-то даже притащил огромный кусок варёного мяса - поддержать хозяина. В мясе торчала дорогая мельхиоровая вилка, и Лёха, понимая, что улики за своим товарищем надо прятать, сунул её вместе с мясом глубоко в ящик стола. Вовремя - в дверь ввалилась соседка бабГаля. "Лёха, Лёх?! Это не твой кот у меня мясо упёр? Варилось в кастрюле на кухне летней, я его достала попробовать, на стол положила, только отвернулась - а мяса нету!". Костик сидел, опустив большую голову, у Лёхиных ног и на бабГалю даже не поднял глаз. Лёха всё понял и тут же выдал алиби: "Не, бабГаль, с ним тут уже час зависаем. Похмеляемся!", - он подмигнул соседке и кивнул головой на чайную чашку с самогоном. БабГаля развернулась и вышла, в сердцах хлопнув хлипкой дверью. "Спасибо, брат", - Лёха залез в стол, вынул обратно мясо, отрезал себе маленький кусок, коту отдал большой, вилку выкинул в форточку, прямо в снег. "Будь здоров, Костик!", - опрокинул Лёха в себя чашку, втянул воздух широкими ноздрями и закусил свининой.
"Что-то, Костик, чую, не хватит угля на такую весну-то, а", - встревожено констатировал Лёха, совком сгребая уголь вместе с пылью с пола сарая. Кот, не обращая внимания, вился вокруг ног и мурчал. "Хрена тебе-то, да, ты-то вон, в шубе какой. Сдохнешь - варежки из тебя сделаю,  - Лёха расчувствовался и приласкал кота, - Тебе уж всё равно будет, а мне память и тепло". Костик ещё быстрее забегал вокруг Лёхи, и тот чуть не споткнулся через него, когда выходил с ведром из сарая. Вернулся в дом, выгреб вчерашний шлак из печки. Кинул пару щепок и клок бумаги. Древесина быстро занялась, Лёха ахнул, вспомнил, что забыл взять дров. Пока во дворе раскопал под снегом сухие поленья, пока вернулся - всё погасло. "Чо газ не провёл, чо газ не провёл? - бурчал он себе под нос, - А где б я деньги взял на трубы да на котёл? А платить за него? Я лучше мешок угля у вагонов пассажирских насобираю. Так бесплатнее. За свет плачу, и то хорошо. Короче, пока не похмелюсь - дела не пойдут". И, натянув чёрную шапку с логотипом какой-то баскетбольной команды, он поспешил к церкви.

2.

Место успокоения души, памятник архитектуры 18-го века. Для Лёхи и местных алкашей Казацкая церковь была местом службы, как и для иерея Максима Палёнина. Только Максим служил по одну сторону ограды, а Лёха и его товарищи выходили, как они сами называли, "на промысел", по другую.  Заметив приближающегося Максима, попрошайки, выстроившиеся вдоль ограды, притихли. Черноглазый и черноволосый, с густой бородой, высокий, крепкий, молодой, но строгий и принципиальный иерей часто гонял алкашей от церкви, и они с ностальгией вспоминали доброго старого батюшку, который отдал Богу душу в прошлом году.
- Так, православные, по какому поводу опять сбор? - без улыбки спросил Максим у алкоголиков. Он их даже жалел иногда, но понимал - один звонок в Епархию от местных жителей, мол, иерей развёл у храма притон, и служить Максиму где-нибудь в глуши.  А в Казацкой церкви ему нравилось - пусть и на краю города, зато храм красивый, прихожане прилежные, летом сирень, яблоневые сады, неподалёку речка. Школа, опять же, детям в первый класс скоро. А с колокольни вообще открывались грандиозные виды на фантастические гигантские отвалы карьеров горно-обогатительных комбинатов города.
В рядах попрошаек наметилась паника, но кто-то вспомнил про календарь.
- Пасха скоро, батюшка, а сегодня родительская суббота, - затараторила Светка Хомушка, когда-то молодая и красивая девка, которая сейчас, в свои двадцать семь выглядела минимум вдвое старше.
- Родительская? - Максим сделал вид, что задумался, - А число-то хоть какое сегодня, ты помнишь? - он приблизился вплотную к Светке, стараясь не дышать - перегаром тянуло знатно, и внимательно посмотрел ей в глаза.
- Дык это.. Ну.. Вроде двадцать седьмое марта, разве нет? - ничуть не смутившись спросила она.
- Двадцать третье, - выдохнул Максим, - Вы когда одумаетесь, православные, а? Так ведь нельзя жить. Вы надумайте прекратить бухать, подержитесь хотя бы дня три и приходите в храм. Едой помогу, и одеждой поддержу. Вы только завязывайте. Вы хоть пробовали не пить?
- Я пробовал, - вдруг выронил Лёха и сам испугался своей смелости.
- Когда? Сколько ты не пил? И как тебя зовут? - Максим, как генерал, сделал несколько шагов вдоль "строя" попрошаек и остановился перед Лёхой.
- Лёха. А не пил сегодня. Два часа. Только проснулся и не пил. Больше не смог. Вот, пришёл. Спасаться. Может, нальёт кто - неожиданно для себя улыбнулся Лёха. Светка захохотала, уткнувшись носом в рукав Пети Француза. Петя сильно картавил, и меткое прозвище, выданное непонятно кем, прилепилось к нему мгновенно. Он тоже заулыбался, но его длинные печальные усы всё равно придавали лицу унылое выражение.
- Вы дождётесь, доиграетесь, - зло бросил Максим, и громыхнув железной калиткой и на ходу перекрестившись, вошёл во двор храма.
Попрошайки на мгновение оробели.
- Суровый какой, чего-то, говорит, дождёмся, до чего-то доиграемся - вздохнул Лёха, - Ребят, эт самое, есть, а? Не могу, сил нет. Мне б плиту ещё сегодня растопить, развалится дом от холоду. Нальёте?
Петя молча вытащил из кармана свою гордость - жестяную сувенирную фляжку, и протянул её Лёхе.
- На вот, полечись. И нам оставь. А хоть и допей. Народ сейчас на службу начнёт подтягиваться, на самогон насобираем по-любому.
Лёха трясущимися руками открутил крышку, припал к горлышку и сделал большой глоток. Через мгновение горячий шар прокатился по желудку и тихо лопнул, разгоняя тепло в каждый капилляр.
- Ух. Это что у тебя? Спирт, что ли? - радостно спросил Лёха.
- Ага, - забрал фляжку Петя, - Вчера Светка достала заначку. Но ты уже ушёл.
- Хорош, ух, хорош! Уже, как дед мой говорил, "разбежался по жилкам, как сплетня по селу", - Лёха быстро приходил в привычное состояние тихой эйфории, - А я даже не помню, как вчера от вас ушёл.
- Да ты ещё на своих смог, а Коля Волчок так и уснул на полу, - захохотала Светка, - Начал, вроде, ко мне приставать, потом сполз на пол и затих, жених.
- Это ты меня рано за дверь выставила, Светка, - горделиво заявил Лёха, - Я б тебе дал бы за мужика подержаться, а то иду домой и думаю: "Ох и Светка, такого пихаря отвергает!". Иду домой и думаю, иду домой и.. - повторил Лёха и замер. Начал что-то припоминать.
- Лёх, ты чего, сердце стукануло? - встревожено нахмурился Петя.
- Нет-нет, всё нормально, - и Лёха с широко раскрытыми глазами пошёл вдоль ограды. На улице уже достаточно рассвело и решетку было хорошо видно. Лёха остановился. Дыхание остановилось. Три прута ограды. На крайних - вытертая руками изморозь и грязь, а на центральном - сеточка замёрзшей слюны и оголившаяся сквозь краску сталь. Много сколов. Как от зубов. У Лёхи внезапно подкосились ноги и он сел в снег.
- Лёха? Ты заболел, а? - Светка потянула его за полупустой рукав.
- Да нет, ничего, - Лёха понимал - его ночная история слишком неправдоподобна. Ни Светка, ни Петя в неё не поверят, а выставлять себя чокнутым - себе дороже, с ним сразу все перестанут иметь любые дела, если, конечно, их совместное пьянство и попрошайничество можно назвать делами.