-Знаете доктор, у меня часто такое состояние бывает. Как бы объяснить? Ну, гадливость по отношению к себе что ли?. Мне кажется, что все вокруг чистые, непорочные, и только  я одна с грязными мыслями. И до того противно становится, что хочется себя убить.
-И Вы хотите от этого избавиться?
-Сначала, хотелось бы узнать - это нормально или это болезнь? Раньше такого не было.
-Приведите пример, в чем  Вы себя обвиняете? Как это происходит?
-Ну, не знаю. Вот, иногда смотрю на своего коллегу, с которым в кабинете нахожусь, и думаю. Он при мне никогда не матерится, а у меня иногда срывается со рта гадость. И мне стыдно, что я его смущаю своими матами. Понимаете? И мне кажется, что он и не ебется, ой, простите. А я ебусь, ой, тьфу, простите... во все щели ...и от этого мне гадко.
-Хм. Продолжайте.
-А ещё, когда я иду по улице, и, допустим, если  у меня была бурная ночь, и я уеблась в доску...ой, ну простите, слетает с языка...и вот мне кажется, что на меня даже оглядываются все и знают, как я постыдно провела ночь. И я плечи втягиваю в себя и бегу, мне спрятаться надо куда-то. Забегу в бутик какой-нибудь, выжду, выгляну, смотрю- уже другие люди идут. Но стоит пройти метров десять и кажется, что и эти , новые люди, смотрят на меня с презрительным осуждением.
- А Вы , в свою очередь, милочка, думайте, что и они грязно ебутся. Хоть это и действительно так.  Вы просто неуверены в себе. Займитесь аутотреннингом. "Я самая обаятельная и привлекательная!".
-Не помогает, доктор. Пробовала. Я понимаю, что ебутся все. Но мне кажется, что все чисто ебутся, а я грязно. И так противно, так противно.
-Мда. Вы хотите выяснить - нормально это или ненормально? Это нормально. И меня такие мысли посещают. Но я же вам говорю - ебутся все. И грязно и чисто. И матерятся тоже. Идите, вы совершенно здоровы.
-То есть , я здорова?
-Конечно. Идите. И не морочьте мне голову.

В тот вечер психотерапевт  Эдуард Морошкин  вернулся  домой совершенно упластанный. Физических и душевных сил  у него хватило только на то, чтобы упасть на уютный,  бабушкин диван  в гостиной около электрокамина, тоже оставшегося после бабушки.
Небо в этот поздний  час затянулось тёмными, рыхлыми, словно грязная сладкая вата,  тучами. Они, казалось, стояли на месте. Будто приготовились устроить всему живому светопредставление. Только  домашний, привезенный из далекого Китая, фонтанчик , стоящий  рядом, на журнальном столике,  по-прежнему перекачивал  воду, весело и бурно  омывая причудливый миниатюрный старинный замок в самом его центре. Ну,  хоть какое-то радостное, жизнеутверждающее движение.
И это тепло, исходящее от камина и этот умиротворяющий звук воды, немного расслабили Эдуарда.
Сквозь неплотно закрытую, с рифленными стеклами дверь кухни время от времени до Морошкина  долетал легкий запах жаренной картошки.
Эдуард  выключил фонтанчик и затолкал в уши бируши, так как неминуемо надвигался час Х для всего многоквартирного дома. С минуты на минуты с работы должна была возвратиться  соседка Света, по совместительству его же "бывшая", и ещё по одному совместительству его же пациентка, которую он наблюдал. За стеной уже орал, почуяв приближение хозяйки, белый, жирный кот, наводя тоску вкупе со свинцовыми тучами.
  Эдуард поднялся с дивана, собравшись  надеть свой теплый, махровый  халат.
В последнее время, то, что  творилось в поликлинике  походило на  настоящий ад. Пациенты переходили  все границы. Психические заболевания "мутировали", коллеги раздражали.  Раньше, стоило ему лишь перешагнуть порог поликлиники, он тотчас выбрасывал из головы все мысли и забывал всё, что было связано с работой. Но вот уже некоторое время навязчивый запах больницы , пропитавший даже, казалось, кожу, преследовал Эдуарда.
Это продолжалось изо дня в день. В такие минуты Эдуард стремился слиться с природой, возвращаясь домой через парк с прекрасным водоёмом, где царствовали гордые и преданные друг другу лебеди. Глядя на  их грациозное плавание по зеркальной поверхности воды, Эдуард успокаивался.  Хотя-бы на какие-то доли минут. И этого было вполне достаточно, чтобы привести в порядок заболевающую душу.
Но в этот вечер  его так всё достало, что парком он принебрег и захотел поскорее добраться до своего такого милого и уютного дома . Его всё, буквально всё достало! Десять  часов беспрерывной работы, и в результате - ПУСТОТА! Пациенты вконец его измотали!

За стенкой истошно завопил кот.
"Ой ты мой, Пашулечка! Мимимими! Твоя мамка пришла, вкусняшечку принесла!"

-Господяяя, даже бируши не помогают. - прошептал Эдуард.
И эти долбаные пациенты... Бесила их беспрерывная болтовня, параноидальные вскрики, хрюканье, свист, кашлянье, чихание, сморкание, клацанье челюстями. Но самый  запредельный момент — он даже опомниться  не успел, как дебелая красотка насрала ему на стол, когда он на пару минут вышел из кабинета. А завхоз  даже пальцем не пошевелила, чтобы поменять ему рабочее место. Толку то, что говно отмыли? Теперь, каждый последующий пациент, садясь на стул, начинает "тянуть" носом, принюхиваться и недвусмысленно смотреть на Морошкина. Будто это он насрал.

С непередаваемой тоской  вспомнил Эдуард  тот день, когда его, вчерашнего выпускника мединститута, назначили  в этот город Р.,в эту поликлинику. Проблем с квартирой не было. Пустовала квартира умершей два года назад бабушки, которая остаток своей жизни, после смерти деда, решила провести на своей малой родине.

Морошкин хорошо помнил этот день, стояла зима, хотя  в этой части  Р-а  это была ещё ранняя осень, когда он с каким-то ликованием в душе вселился в этот, казалось, благочинный, опрятный дом с приветливыми соседями, теперь превратившийся, благодаря соседке с котом в психоделическую богодельню.
Это было почти двадцать  лет назад. Соседка Света, кошатница,  ему приглянулась, высокая круглощекая блондинка, забавная веселушка с третьим размером. Первая мысль тогда была - о, это я удачно попал. Ему,  новичку от профессии и женолюбу, Светлана    показалась  сексуальной  и полной  очарования. Ему открылась прелесть прогулок вдвоем, (вернее втроем, Светлана  никогда не расставалась с котом, если была не на работе), непринужденные разговоры в асечке, скайпике, минуты отдыха в тени тополей, где можно было перевести дух. В конце концов они стали спать вместе  и что особенно приводило его  в восторг, так это безотказность Светы, эта её  неиссякаемая  фантазия, выносящая мозг и так раслабляющая каждый нерв и каждую мышцу Морошкина. Они трахались так , что летними ночами, при открытых окнах, отчетливо слышались их оргазмические крики и стоны, вызывающие добрые и понимающие улыбки соседей. 
Он в тайне надеялся на скорую женитьбу, возможно, на новое назначение,  где-нибудь  в Москве или  в Питере, но, оказалось, что врачом он оказался никудышным, так как не мог упредить, или определить отклонения у своей любимой женщины, женщины, которую он с таким пылом и страстью трахал почти каждую ночь. А стоило бы приглядеться. Как это ни смешно и нелепо и безрасудно на первый взгляд  казалось, но свет на Свету пролил кот. Именно кот, которого Морошкин с тех пор ненавидел всем своим естеством. Кот тоже был... любовником Светы. В общем, Света оказалась банальной зоофилкой, которая любила своего кота больше , чем Морошкина.
Год от года ситуация все ухудшалась, что в конце концов обернулось для Морошкина  враждебным отношением Светы и кота Павла, пока Морошкин окончательно не убедился в своих мыслях, застукав их за оральными ласками. Света, разомлев, раскинув ноги , лежала в кресле, а кот Павел усердно слизывал с пизды Светы жирную сметану.  Вот такой пердимонокль, понимаешь.

Морошкин схватил Павла за облезлый хвост, раскрутил и ебнул о батарею. Потом, было, замахнулся на перепуганную Свету, но пожалел. Клятва Гиппократа и мужская доблесть не позволили ему совершить акт избиения некогда любимой женщины. Женщины, которая так искуссно умела привести его в состояние расслабленной прострации.

Мечты о совместной жизни рухнули , как карточный домик. Морошкин горевал недолго. Милая и нежная медсестра Снежанна расслабляла не хуже Светы, но...надо признать, чего-то не хватало.  И в добавок,  Света начала мстить, записавшись на прием к Морошкину и требуя её вылечить от какой-то интернет зависимости. Морошкину ничего не оставалось делать, как подчиниться. Света часами рассказывала про какой-то удавком,  друзявочек, жабчиков, гариных. По своим каналам Морошкин пробил информацию, что все эти жабы и гарины не что иное как выдумки Светы, она сама создавала аккаунты и с них разговаривала сама с собой. К зоофильству Светы добавилась ещё одна мания - "раздвоение личности". А вернее, расчетверение.

Мужчины по природе добры, и всегда испытывают жалость к тем женщинам, которых они когда-то выбрали и были им преданны. Так, бывший муж жалеет жену алкоголичку, или жену наркоманку. От которой он когда-то ушел. Это его женщина, хоть и бывшая и он за неё в ответе. Совсем наоборот, если бы бывшая хорошо устроилась и жила в роскоши. Тогда бы эта дура не получила и толику жалости. Пусть её новый муж жалеет.

Так и жили теперь. И связывала их уже, отнюдь,  не постель, а часы приёма.

Поначалу Морошкин  не придавал этому никакого значения. В его глазах это была всего лишь пациентка, а работа с ней - профессиональная необходимость...Он возвращал свой долг  обществу в форме, которую сам определял как  "осознанная необходимость". Благодаря Свете, у него появилась забава, а может даже и призвание. Он зарегистрировал свой аккаунт на сайте удавком, под ником "доктор Йопсон из  Эфиопии", чтобы изучить поближе Светино виртуальное окружение. Это помогало ему в работе с ней. Ведь скажи мне, кто твои друзья и я скажу тебе кто ты есть на самом деле.

Потихоньку-полегоньку  Морошкина удавком  засосал, работа отодвинулась на второй план, что и объясняло его раздражение на профессиональном поприще, ибо он решил без остатка отдаться этой тайной и единственной страсти — интернету. Неблаговидному и бесполезному занятию, на первый взгляд, и он сам так думал долгое время до знакомства со Светой-зоофилкой — но страсть...всепоглащающая страсть...

Как доктор он отдавал себе отчет, что подхватил тяжелый недуг, равносильный птичьему гриппу, туберкулезу или африканской  лихорадке. Ах, Света! Света!
Вот так Света,  державшая его в вечном возбуждении, в вечном экстазе, сама того не ведая, заставила Морошкина искать  смысл во всем и во вся,  с чем бы ему ни пришлось соприкоснуться на просторах сюрреализма.

А как он радовался, когда пришелся по душе Светиной компании, ведь не так-то это просто некогда уравновешенному человеку, стать "своим" среди тех, с кем он постоянно сталкивался в своем кабинете. Одно удачное  "острое" слово, одна  феерическая фраза, вдруг вырвавшиеся из затаившихся пороков его подсознания, скрашивали радостью дни жизни, и лик пациентов  в его глазах на какое-то время от этого менялся. В какой-то мере за это он и полюбил интернет : время здесь текло по-другому.

Какое-нибудь бурное  обсуждение кунилингусса , как "отлиза",  посреди неподвижно однообразных буден,  зацепит и уже не отпустит вас. Ах, если бы видели эти друзявочки тот незабываемый кошачий отлиз, они бы перестали навеки вечные шутить про отлизы вообще и в частности. Но...чу! Табу, табу, табу!

Иные события, на которые и внимания не обратили бы в реале , тут имеют очертания, неподъемный вес , и даже сама их незначительность вдруг гренадерски  напомнит вам о том, что ты всё ещё живешь на белом свете.

Морошкин понимал, что заболел и заболел серьезно. Но. Ему не было дела до того, когда он разрешится от этой зависимости, ибо она его не тяготила. Тяготила его реальность. Работа. Реальная Света за стенкой со своим пиздолизным котом, срущие на стол пациентки. А он стремился к совершенству, к банальному равновесию. Только тут он мог вылечить Свету. Свету, которую так не хотела отпускать память.

А тут  случилось ужасное и непоправимое, о его увлечении узнали в поликлинике. Он , по неосторожности или рассеянности, забыл свернуть окно с изображением сайта, и картинка с обвислой пиздой стала достоянием всего отделения.  Сарказму коллег не было предела.

- Тебе бы в гинекологи, дружище. Такой талант пропадает! - это была самая безобидная фраза, которую тогда услышал в свой адрес Морошкин.

Все эти перемигивания и ухмылочки за его спиной образовали странную пустоту вокруг Морошкина. И даже лебеди на пруду уже не спасали.

Отношения с коллегами испортились вконец. Начальство разводило руками.
И только Света была верна ему, приходя на прием, с радостью рассказывая  о жизни сайта, про который он и так всё знал, но не выдавал себя. Он  наигранно улыбался, смеялся, расспрашивал про Павла, усиленно пряча брезгливость в своих роскошных усах, и даже пытался шутить :
-Паша лижет лучше меня, надеюсь?

Конечно, в глазах коллег и администрации Морошкин выглядел не лучшим образом, но в глазах Светы он оставался, хоть и не любимым ( Света любила только кота), но таким родным.

И так, в  этот  вечер Морошкин решил, что пришло время расставить всё на свои места.


Когда он появился на пороге Светы, лицо его было бледно, а тело наэлектризовано дикой, страстной , всеразрушающей  решимостью. Не медля ни минуты, с  застывшим  взглядом, он захлопнул за собой дверь, схватил зашипевшего на него кота и разорвал одним рывком на две половины.

В этот момент стало абсолютно тихо,  лишь было слышно как капает, приглушаясь потертым и грязным паласом, павлушина алая кровь.

И  грянул гром! Молнии осветили  засыпающий город Р. Природа торжествовала! Как-будто  аплодировала Морошкину, аплодировала и восхищалась им.

Посмотрев на Свету, Эдуард ,  наконец, за долгое время  безумного напряжения,  расслабился: неожиданно для самого себя  он подумал о грязном сексе, о Светином желтом сарафане, в котором она так любила отдаваться....
Но...Света, закатив глаза, захрипела и рухнула замертво в лужу крови. "Я...тебя...уебу...с...ноги..." - только и успела прошептать Света, как испустила свой зловонный дух.

— Ну чтошь.... По-моему, я счастливо отделался, — вот и всё, что сказал сам себе Морошкин.

Он вернулся к себе в квартиру, поел жареной картошки с селедкой, любовно приготовленной Снежанночкой, подошел к ноутбуку  и  написал в чате удавкома единственную фразу :

-Я очень счаслив, друзья...И спасибо вам за ВСЁ.  R.I.P.