Дураков Бог бережет, потому что больше некому. Так меня батя учил. Ваш шибболет каким словом не назови, а шибболет он и есть шибболет. Кукуруза по-нашему. Расскажу-ка я вам, котаны, лучше может о том, что даже если тебя сожрут, всегда есть два выхода, а может о том, как всё в мире этом неисправимо сугубо относительно.

Учился у нас в классе один чувак. Звать Леня Иванов. Пришел после восьмого, когда такие как он уже все в путяги понарасхватаны. Настоящий русский богатырь, здоровья и силы небывалой, единственно, со зрением проблемы - сильная близорукость, но наивный и доверчивый, как ребёнок малый. Мы на баскете его в защиту ставили. От Иванова, как от стены каменной отскакивали любые соперники. А своими ручищами широченными он мог держать один всю зону. Координации у Лёни не было никакой поэтому, единственной его задачей было отобрать мяч и заканделупить его куда подальше, желательно в сторону противоположного кольца. Парень, я вам скажу, был с большими странностями. Притащил я как-то раз в класс свою коллекцию марок. Показываю ребятам, бахвалюсь некрасиво. Лёню особенно заинтересовала тема «Искусство Возрождения». Вперился близоруко он в «Данаю» Тициана, даже очки снял, чтоб лучше разглядеть картинку мелкую, а потом спрашивает у меня тыцая в изображение дрожащим от возбуждения пальцем.
- А у Дылевской точно такие же?
-Что значит «такие же»?- не понял я.
-Ну, эти..,- Леня краснеет пивным раком, лоб каплями пота пошёл.
-Аааа! – наконец доходит до меня. Я окидываю взором «бесстыжую» Светку, эта стерва опять без лифчика.
-Судя по формам - да! А ты что в Эрмитаже ни разу не был?
Лёня растерянно блекает «не-а», прячет руки в карманы, и как-то странно согнувшись, пауком, быстро уходит вдоль по коридору в сторону туалета.

В другой раз собрались к «Гостинке» с ребятами. На «Галере» у фарцовщиков кассет заграничных прикупить. Как контуженый военрук наш ругался, «заморское муз - зло записывать, чтоб апосля под него неуставно дрыгаться». Взяли Лёню за компанию. Стоим на остановке, трамвайку ждём. Иванов же нас наставляет, что поедем мы только на пятом номере, потому что на «двойке» и «тройке» плохая примета, на «четырнадцатом» можно лишь в крайнем случае, но никак нельзя на «тринадцатом» или «тридцать первом». Это вообще крах. Не доедем. Все, как один, сгинем. И так серьезно говорит, аргументировано, мы аж заслушались. Оказалось, с нумерологией у Лёни были свои счёты.

Ведь как было. Переехал Лёня со всей своей большой семьей из другого района, с промышленной окраины города. Отец семьи Ивановых был своеобразным мужчиной. Все дети, а это были сплошь мальчики, были зачаты в апреле по Хармсу, чтобы семья могла начинать год с нового листа. Папа не скрывал от мамы, что их совместной задачей была магическая семерка. Леня был покамест старшим и знаковым «третьим», за что папа присвоил ему семейную кличку «Буй». К чему папе нужны были именно семь мальчиков, никому было не ведомо, даже маме. Спрашивать остерегались. К тому же Иванов- старший, как мы поняли, был шибанутым на всю голову - воцерковлённым христианином и радикальным домостроевцем, сей факт отложил суровый отпечаток на воспитание отпрысков. Какие там деревянные игрушки, да окна с выходом на помойку? Цветочки это! К примеру, Лёня и его младшие братья ни разу не были, ни в музеях, ни в кино, ни даже в цирке. Не было у них телевизора, все книжки подвергались осмотру родителем на пример содержания и пристойности иллюстраций. Мама права голоса не имела.

Через какое-то время заметили мы, что Лёня частенько приходил в школу помятым, оправдываясь, что неаккуратно шел, упал, зацепился. «Бывает»- думали мы, не придавая особого значения, тем более что Иванов, действительно, без очков был слеп, как земляной крот. Но вскоре узнали мы, что Лёню сбил ни много ни мало, а целый городской автобус. Не заметить «Икарус» с гармошкой, было слишком даже для Иванова, и отправились мы его проведать. Пытать Иванова не пришлось. Друзья всё-таки. Как оказалось, Леня, в панике, резво метнулся через Лермонтовский проспект и угодил под отходящий с остановки «27ой». Что же так могло напугать здоровенного парня под два метра ростом, на лице которого, в отличие от нас, уже стали расти усы?

Евреи. Оказывается, Лёня до дрожи в поджилках, до тошноты и икоты, до медвежьей слабости, боялся бедных евреев. Видимо, этот животный страх был навеян жуткими рассказами его свихнувшегося на христианстве и нумерологии отца. Когда Леня перед собой видел идущего на встречу еврея, и некуда было спрятаться, ни в парадное нырнуть, ни за мусорный бак схорониться, то он перебегал на другую сторону улицы, из-за чего постоянно создавал аварийную ситуацию на дороге. Лёнина трагедия была еще и в том, что поселили семью Ивановых в коммуналку в соседнем с синагогой доме и поэтому, встретить хасида при полном параде, да по несколько раз на дню – было вполне заурядным делом.

Леонид Иванов с детства считал, что евреи не люди, а некие демоны злые с пейсами и в кипах. Жуткие оборотни в личинах людей, мечтающие поработить весь мир и подчинить своей злой воле. Если еврей прикоснется к тебе, то и ты становишься чуть-чуть евреем. Чем чаще к тебе еврей прикасается, тем больше и больше в тебе появляется еврейства: начинают отрастать пейсы, повышается вислоносость, в глазах появляется знаменитая еврейская скорбь, а в голосе - каркающие и гнусавые интонации. Но это только внешние проявления. Дальше – больше. Затем, тебя всё сильнее будет тянуть - к синагоге, чтобы попав в эту «обитель зла» полностью раствориться во вселенском еврействе и окончательно встать на гнусный путь вербовки новых невинных душ в жидовское рабство. С пейсами и ломающимся голосом – ладно, только с крайней плотью непонятно нам было. По Лёниному разумению выходило, что кожа на писюне сама отшелушивалась и отваливалась, как короста с болячки.
Таким образом, Лёня хоть и был воздвигнут в ранг «классного дурачка», но в обиду мы его не давали, а наоборот, старались оберегать от всяких неприятностей. Подшутили лишь однажды. Да и то, с благой целью, - излечить Лёню от жидобоязни посредством толерантного шока.

Учился у нас так же Алик Чечик, по журналу – белорус, понятное дело. И подговорили мы, значит, Алика пригласить Леню Иванова к себе на «дэрэ».
Пришли, расселись, хуём буём, торты, чай, лимонад. Фаршмак, опять же. Леня сидит довольный, в белой рубашке, сияет, как начищенный самовар, будто у него праздник, за обе щёки салаты уминает, конфетами закусывает. Говорит, что ни разу на таком дне рождения он не был. Но тут вся аликова евро-родня косяком и потянулась.

Тётя Руфа … дядя Иосиф…друзья семьи - Кацманы с говорящим попугаем Фимой в клетке, а потом и Лифшицы, с малолетними близнецами в кипочках и прочие жидо-родственники. Бедный Иванов забился в угол, глаза закрыл, сам бледный, на лбу испарина, слова сказать не может, лишь бы только его еврей не коснулся. Вот- вот в обморок упадёт. Попугай картаво орёт на двух языках- обильно серит, дети семь сорок уморительно танцуют, взрослые евреи умиляются. Мы сидим – угораем, как сволочи последние. Но когда подслеповатый дедушка Изя пришёл, подарил Алику фамильную Тору с торжественным требованием не давать книгу в руки гоям и попытался заставить всех поцеловать свой обшарпанный Маген Давид - Лёня не выдержал. Замычал, залепетал что - то. Потом, как заорёт благим матом, будто зверь дикий охотниками обложенный и затравленный. Ломанулся с рёвом под столом к выходу, с дребезгом срывая скатерти, сшибая клетку с попугаем, роняя испуганных детишек словно кегли, теряя по дороге тапки. Так и выскочил на улицу в носках. Дверь нараспашку, эхо криком по лестнице. Мы ботинки с пальто ему домой принесли потом. Так он еще долго дверь нам не открывал, всё вынюхивал через замочную скважину: вдруг среди нас ЕВРЕИ затесались. Но поверил, добрая душа, что мы не специально. Мол, сами не знали, что Алик – не белорус никакой, а настоящий, матёрый еврей - оборотень. Поверил нам Леонид. Ведь друзья, по лёниному разумению, не могли так подло предать.

Короче, как говорится, - не бывает так плохо, чтобы не могло быть ещё хуже. После девятого класса на вечере, пригласила Иванова танцевать наша первая красавица Наташа Берлинг. Она единственная у кого в журнале значилась кошерная национальность. Мы же просто мечтали про эту Берлинг все, как один. Да чего уж там теперь-то скрывать! Попросту говоря – дрочили, и жутко Иванову завидовали. Оказывается, Наташа с девчонками поспорила, что сможет уломать шарахающегося от неё, как чёрт от ладана Иванова. Танцевала Берлинг, как богиня, недаром балетом занималась, была девушкой гордой, за что одноклассниками уважаемой. И вот подходит Наташа на «белый» танец к Лёне, смотрит на него, улыбаясь, но строго так. Пойдём, мол, танцевать, друг любезный. А тот задрожал, как лист осиновый. Наталья лёнин трепет за согласие приняла и взяла его руки в свои. Так это чучело реально обоссалось от страха, вырвалось от нашей, всеми пацанами желанной царевны – Лебедь, и убежало в страхе и ужасе, куда глаза глядят. Насилу нашли в медсанчасти. Руки по локоть желтые. Ладошки с мылом, чуть ли не до кости истёр, отмываясь от ненавистного духа еврейского, йодом поливал обеззараживая.

Развязка побасенки уже после окончания школы наступила. Оказывается, была у Лёни тайная любовь – Мария Хавкина, которую ото всех он удивительным образом скрывал, а подсовывал нам «бесстыжую» Дылевскую, как свой воздыхательный идеал для отвода глаз, хитрован. На чём и погорел собственно. На школьном выпускном втихаря признался Лёня душе своей, стоя на одном колене, в любви неземной и верной, да и Маша была вовсе не против такого поворота событий. Долго ли, коротко ли, стали ходить за ручку голубки наши, обжиматься, да курлыкать по углам. Вот и случилось, поехал Лёня в гости к Маше на дачу. А там взяла Маша сдуру в самый ответственный, интимный момент, да и призналась Лёне, что хоть и девственница она, но еврейка по папе и что увезёт она Лёню в далёкий Израиль, а тот пусть сейчас же клянется на её девичьей крови, что будет он Марии суженым до гроба, да отцом детей её многочисленных.

Не ожидал Леонид такого коварства подлого от сердешной своей невестушки. И взвыл тут Леонид слезами горючими, заметался зайцем, забился коршуном. Накликал беду, там где не ждал из-за елдака своего непутёвого – христопродавца! Сначала сам хотел себе член отрезать, но Маша от греха подальше спрятала его в свой рот. Тогда пытался он Машиными зубами окаянный член тот отгрызть - опять не вышло. У Хавкиной - сильные челюсти оказались. Не могла она член любимого позволить откусить, вот так запросто. А тут сам главный Хавкин рысью прибежал на истошные крики Лёни. Думал, беда приключилась с дочерью, насилие, а случилось то всё для него даже к лучшему. Пришлось Лёне жениться на Маше. У Хавкиных не только челюсть – фамильная гордость, но и кулак крепкий был, что с малолетства Лёня уважал как аргумент на примере отца своего.

Правду говорят «от любви до ненависти один шаг», а впрочем, и обратно - та же дорожка. А жизнь частенько вынуждает нас совершать множество добровольных поступков. Теперь Лёня с Мириам за тридевять земель в Израиле. Говорят, душа в душу живут, поживают - добра наживают. Растят пятерых детишек разнополых. Третьего мальца, самого шустрого - «Буем» прозвали в дедову память. Будто бы поговаривают, планируют количество жидят до семи довести. Мириам настаивает на знаковой цифре по количеству свечек в святой меноре – семисвечнике, а Иванов и рад радёхонек, что баба им в этом деле командует, да и цифра добрая, намоленная. К тому ж, все его фамилию носят – Ивановы. Чай не Рабиновичи там какие! Лёня даже армию местную отслужил. Отдал свой долг, пусть и не Родине, но за правое дело. С демонами – арабами храбро сражался не щадя живота своего. А вот бегает Леонид ли теперь или нет, через дорогу при виде хасидов – то мне уж, простите, неведомо. Так что, как говаривал наш безумный майор – энвэпэшник, - «Быть добру, робяты!» Хе-хе.