26. БОГ ЕСТЬ!
Винить никого не надо. Ни президента, ни жизнь, ни сказочников…
Никто же не заставляет вливать в себя водку по утрам, никто не заставляет уже к обеду
снова умирать от нехватки алкоголя в крови…
Все делается самостоятельно.
Или не делается…
Но, что-то дается нам свыше.
Или не дается…
Или, всё-таки, даётся?
Вот, один простой человек прожил случайную жизнь, что бывает, в общем-то, нередко.
Но, живя как-то скучно и по инерции, решил окончательно прояснить для себя
основополагающие вопросы бытия, а заодно и собственного существования.
Пятнадцать лет он прожил с женой и считал, что у них случайная связь.
Просто однажды ей было очень холодно, и он согрел ее ноги.
Совершенно случайно.
После этого они поженились.
Тоже случайно.
И он на совершенно законных основаниях пытался несколько лет согревать ее всю.
Но до души дело так и не дошло, видимо все тепло так и осталось в ногах…
И она ушла. Не случайно.
А с работой вообще фигня получилась.
Уволили.
Кредиты в банках взял.
А отдать вовремя не смог.
Стал пьянствовать.
Один и не один.
В квартире и вне квартиры.
Через это познакомился с участковым.
Со всеми остальными он был знаком раньше.
В общем, работы нет, жена ушла, денег нет, и не предвидится, а тут еще… участковый стал доставать.
Образовавшееся свободное время он делил между суррогатами сорокаградусного напитка и двухлитровыми «огнетушителями» «Очаковского специального», опускаясь все ниже и ниже в слоеном пироге жизни.
Однажды он напился так, что решил повеситься.
Но, перед этим ему очень захотелось прояснить один философский и даже теологический вопрос, который его, как оказалось, изрядно волновал.
В силу своего характера и обстоятельств жизни он предпочел положиться на случай и написал на клочке бумаги записку следующего содержания:
"Бог, если ты есть, ну пришли немного денег, а то повешусь!"
То есть он решил проверить существование высших сил, так сказать, экспериментальным путем.
А чтобы Бог случайно не ошибся адресом, экспериментатор и адрес, по которому пьянствовал и
стремился к постижению сокровенных знаний, в этой записке приписал.
Как доставить записку тоже сомнений не возникало: скомкал листок, да и выкинул в открытую форточку.
И с чувством хорошо выполненного долга стал готовиться к отходу в мир иной.
Докурил последний окурок…
… Залез на табуретку, накинул веревку на люстру, давно осиротевшую без лампочек, перекрестился и…
увидел на шкафу початую бутылку водки, видимо припрятанную им когда-то от участкового…
и решил выпить ее - не пропадать же добру - опять же, для храбрости, оставшиеся в бутылке 200 граммов не помешают.
Выпил из горла, сразу захмелел, не удержал равновесие – упал.
Лежит на грязном полу, встать не может - больно.
Да и зачем, жизнь-то налаживается…
А в это время по улице шел участковый в чине капитана.
Выкинутая в форточку случайным образом записка, оказывается, в силу божественного провидения, имела целенаправленную траекторию падения, и попала в самый центр участка, вверенного по долгу службы участковому капитану, то есть, в его, не обремененную оперативной памятью, лысую голову, да так, что фуражка с кокардой отлетела в какую-то неприличную сторону, а капитан от неожиданности момента схватился за кобуру с недоеденным бутербродом внутри.
Вероятно, столь точное попадание в эпизодического проводника божественного замысла было обусловлено тем, что записка, утратившего равновесие в жизни, богоискателя для придания ей веса, во всех смыслах, в том числе и в философском, была наполнена клубнем сырого картофеля, который, почему-то не был употреблен по прямому назначению.
Участковый машинально обернулся, но вращательные движения его глаз, тщательно отсканировавшие улицу, не помогли обнаружить никого, кто бы мог в радиусе ста метров походить на злоумышленника.
Поняв, что в таком случае преступник должен скрываться за одним из окон многоэтажки, напротив которой он находился, проводник божественной миссии и, по совместительству, член органов правопорядка, на выдохе произнес тривиальное "еёё…" и поднял записку: адрес был ему очень даже знаком!
- Вот обсос, опять помирать собрался!
А мне ж завтра к теще ехать, огород копать…
… А тут придется незапланированный трупак оформлять. - Все эти фразы быстро сформировали служебное возмущение в голове народного милиционера.
И он приступил к недопущению возможного упущения в работе органов, решив, так сказать, пресечь непорядок на корню:
- Проще этому придурку рублей 200 - 300 занести на «подлечиться», хоть денек подождет, а там, может и вовсе пронесет… - осознал цель своей задачи спаситель из участковых органов, торопливо взглянув на открытую форточку в окне седьмого этажа.
В общем, через неустановленный отрезок времени и установленный отрезок пространства до магазина, провидение привело задействованного в операции спасения прямо к двери, за которой должен был находиться богоспасаемый исследователь мироздания, оказавшийся в этот момент в состоянии катарсиса.
Поэтому звонить и стучать пришлось долго.
- И кто? - наконец подал признаки задверной жизни жилец.
- Тебе тут это…, Бог послал… - сострил участковый из-за двери. - Ты записку писал?
- Я… я писал, да.
- Ну, так получи и распишись.
- Во, блин! А я думал, бога нет…
- Не богохульствуй! - уверенно сказал участковый.
- Принес? - неуверенно спросил своевременно не повесившийся.
… И стал наш философ пьянствовать опять.
Первую выпили вместе с участковым.
Вторую с соседом.
…А когда деньги кончились, он опять решил вешаться.
Но перед этим опять предусмотрительно появилась записка с тем же содержанием, но и с припиской, уверовавшего в бога, но не уверовавшего в бескорыстность блюстителей порядка:
"…Только с ментами деньги не передавай, они половину заберут себе!"
И отправил записку тем же путем в непутевую историю.
Только на этот раз по улице шла соседка, возвращавшаяся с рынка домой.
И решила она пожалеть соседа вымогателя, в последний раз!
Перекрестившись, занесла ему огурчиков с рынка, солененьких, да и денег у нее оставалось после похода за пропитанием так, рублей 150.
Взяв на этот раз несколько огурцов и смятые в старушечьих руках бумажки, экспериментатор-провокатор принялся за старое.
А старушка, перекрестив его, смиренно удалилась.
В следующий раз в уже традиционной прощальной записке появилась новая приписка:
"… С соседками тоже не передавай, они почти все деньги на рынке потратят».
Наконец, удачливый метатель записок сакрального содержания и неудачливый самоубийца обратился к богу и в третий раз.
Бог, как известно, «любит троицу».
В этот раз записка оказалась обернутой вокруг металлического подшипника, которым естествоиспытатель колол орехи и все, что на них было похоже.
Жалко было выбрасывать, но чего не сделаешь ради постижения истины!
На этот раз предмет, которым кололи орехи, расколол лобовое стекло чьей-то дорогой машины, припаркованной возле дома.
Такой орех все равно оказался бы не по зубам естествоиспытателю, зато, состоянием его зубов, в основном, их количеством, явно заинтересовался владелец дорогого средства передвижения.
Когда в дверь сначала стучался, а потом пытался ее выломать, разъяренный владелец авто, то непонимающий такой назойливости лежалый самоубийца только и смог спросить:
- Че ты ломишься, ты скажи, принес?..
-Ага, и деньги, и еще кое-что, - ответил через дверь сообразительный владелец машины.
- Ну, заходи, го… - едва успел приоткрыть дверь лежалый самоубийца.
Удар был такой силы, что прежде, чем упасть, он пролетел по коридору почти до кухни.
Траектория полета напоминала всю его жизнь между взлетом в юности и теперешним падением.
- Ну что, вешаться будешь? Или тебе помочь?..
Разом протрезвевший от скоропостижно увиденной картины прошлой жизни, спросил: - Так ты не от Него? - И показал пальцем куда-то наверх.
- От Него, от Него!.. Еще как от Него!
… Кулак пришедшего еще раз вырвался из кармана, описал дугу и врезался прямо в застывшую улыбку протрезвевшего и почти уверовавшего.
Неприспособленной к таким излишне сильным потрясениям голове избиваемого, показалось, что кухня, в которой она очутилась, резко уменьшилась в размерах и стала медленно исчезать из вида.
От этого он неожиданно заплакал.
Не от боли… Нет.
От стыда и нелюбви к собственной рассыпавшейся судьбе, от жалости к себе, от неосуществимости даже самых простых желаний.
Он плакал, забыв о пришедшем к нему громиле.
Он плакал впервые за долгое время, плакал долго и бурно, словно хотел выплакать всю свою случайно подвернувшуюся к осуществлению жизнь.
Плакал без слез, слез не было, зато сопли и слюни текли ручьями, как и кровь из разбитого носа и обеззубевшего рта.
И тогда на него словно снизошло какое-то просветление.
И он воздел трясущуюся руку с коряво оттопыренным указательным пальцем куда-то кверху.
- Что я за сволочь! Господи прости, прости меня! Господи, почему я никого не люблю? За что мне это, господи? За что ты меня так?.. Почему жизнь устроилась так невыносимо?...
А потом как-то быстро сник, и уснул в луже натекших из него некрепких жидкостей.
В таком положении он был похож на снятого с распятия для дальнейшего захоронения мученика, смятого и окровавленного, полуголого и в разорванных лохмотьях…
Проснулся от ужасной сухости во рту, когда в квартире уже никого, кроме него, не было.
И почему-то помнил, что во сне он все тянул куда-то руку с оттопыренными пальцами, и никак не мог их сосчитать.
Потом поднимал и тянул другую руку, и тоже никак не мог сосчитать количество пальцев на ней.
Как ни странно, это занятие оказалось очень увлекательным.
На каждой руке пальцев почему-то каждый раз оказывалось больше пяти.
Как ни загибал он корявые свои пальцы, а, и в самом деле, получалось, что их можно было насолить, как огурцов, целую трехлитровую банку, и даже еще останется.
Указательный, грозительный, подзывательный, очень большой, поменьше..., ковырятельный просто, еще в носу ковырятельный.., сразу целых три фиговых пальца, затыкательный, и рядом – очень важный, чесательный.
Безымянный, средний…
И один оттопыренный - стучательный.
И еще один важный: скребучий!
- Господи, да сколько же их у меня?..
Беспомощные, коряво загнутые пальцы почти не шевелились и никак не хотели сосчитаться.
Тут он воздел обе свои распальцованные руки кверху…
И проснулся.… Прислушался. В квартире было тихо.
Прислушался к себе.
Там тоже было пусто и неожиданно тихо.
Осмотрелся…
В почти высохшей луже рядом с ним валялись две пятисотенные бумажки.
Протянутая в сторону бумажек многопальцевая рука вернула его к жизни, стало больно везде, и он вспомнил всё:
Ворвавшегося громилу и свой транскоридорный перелет…
Тот, видимо, понял, что переборщил с последним ударом.
Не забыв проверить пульс у здешнего богоискателя, поспешил удалиться, швырнув напоследок две бумажки нездешнего денежного достоинства. – На лечение!..
Но поиски истины на этом не закончились.
Через три дня в окно полетела очередная записка, в которой известное ультимативное требование было дополнено новой припиской нетривиального содержания:
«…С громилами тоже не присылай! Может, они и отдают все, что ты посылаешь, но очень уж неохотно».