"...и Музы бегли от меня"
(херегознает как ударение пропечатать - надо читать "бЕгли")
Это было удивительно. Никогда раньше я не видел спектакля, в котором не произносят ни одного слова. Балет я почему-то не считаю. Я с детства так привык: балет и опера - это балет и опера. Спектакль другое. В оперу даже люди другие ходят. Или становятся другими. Живет, наверное, себе человек, на работу ходит, матом ругается, старушке-маме помогает, детей растит, горькую глушит по пятницам. И тут откуда ни возьмись - билеты в оперу. Сразу костюм, расческу под кран, детям подзатыльник, жене локоть и они восходят на ступени (так он теперь называет ступеньки) и, почему-то все время молчат. Так, наверное, становятся другими. Но сейчас не об этом.
В студенческом театре Академии искусств четвертый курс поставил курсовой спектакль с названием "Тутти-Фрутти". Пока мы, то есть я, Сашхен, Антон и еще некоторое количество студентов днями и ночами работали в мастерской, более одухотворенные наши сокурсники успели по нескольку раз посетить это действо и каждый раз отзывы были все лучше, гуще и восторженно-яростнее. Забегая вперед скажу, что в последствии я тоже неоднократно был на этом спектакле и надо сказать, что он пополнил мой скудный список, отведенных мне при жизни катарсисов. Спектакль был прекрасен. И вот наконец мы тоже решили пойти.
Начало было в семь. Театр располагался на втором этаже главного корпуса. В два часа дня, в мастерской промышленного корпуса Академии Сашхен поднял голову и сказал:
- На сегодня хватит. Надо оттереть штаны от шамота - вечером спектакль.
После этих его слов мы перестали работать и чтобы расслабить окаменевшие за бессонную неделю мышцы без промедления выпили одну бутылку водки. Получилось это как-то естественно и само собой, а потому пошло на пользу. Усталость как рукой сняло и мы спустились покурить на этаж ниже, в мастерскую к керамисткам.
И покурить удалось. Тяжело шагая, сближались мы вокруг стола Совета. Будто конунги всех северных народов собрались обсудить план захвата Европы. Мрачно стекали мысли с голов и суровые позы наши не давали берсеркам в лампасах повода приближаться. По стенам древнего замка метались лучи света и догоняя их, истошно кричала тень. В проходе, под аркой стоял Сашхен, огромных размеров викинг. Глядя на него, живые волки на моей спине, служившие мне шкурами, содрогнулись от страха. В руках викинг держал огромную красную рыбу:
- Съеште эту рыбу. Кто съест эту рыбу, будет понимать язык птиц и зверей...
Кажется это была какая-то стройка. Сашхен подобрал на ней кусок красного кирпича и пока мы шли назад в мастерскую приставал к прохожим сердечно улыбаясь:
- Съешьте?! Кто съест эту рыбу....
По дороге нам встретились еще два студента - прекрасные графики и люди. Когда долго работаешь в мастерской, редко видишься даже с теми людьми, которые находятся в соседнем помещении. Беседа получалась приятная - новости мировой культуры, вчерашний "случай с Виктором", нехватка ватмана и "что принесет нам Весна".
- Ребята, пойдем с нами на спектакль, - сказали мы и купили еще 3 бутылки водки...
На задней лестнице, сквозь приоткрытую дверь театра слышна музыка.
- Там мест говорят нет уже.
- Я не пойду. И тебя не пущу. Неудобно. Театр.
- Да. Я. Сам понимаю.
Мы с Сашхеном сидим на лестничной площадке у стены. Рядом шумно, трещат пластиковые стаканчики и люди замолкают по очереди. Антон веселит девушек рассказами, а одним пролетом ниже студент-график и просто хороший человек уже полчаса яростно тошнит в открытое окно.
- Слушай, ты пошевелиться можешь?
- Сейчас попробую.
- Я будто окаменел. Панцирь. Внутри мя-ягко, - Сашхен улыбается.
- Вода какая-то. Откуда?
- Это снег. На улице зима. Мы были на улице.
Сверху, в открытую дверь вырвались девичьи голоса и спустя полминуты перед глазами побежали ноги студенток-актрис. В лосинах и чешках они выбегали с репетиции в гардероб.
- Много их как.
- Не заметят, ноги только подбери.
- Не могу. Панцирь.
И тут напротив нас остановилось несколько ног. "Четыре" - сосчитал я. "Четыре черненьких, чумазеньких...Четыре мушкетера и собака...Четыревешь...Четыре, потом еще две..." Я начал было засыпать.
- Фу, как собаки, - ноги побежали дальше.
Нас обоих будто током дернуло.
- Ты это слышал?
- ...собаки.
- Это неслыханно! Мы ведь люди.
- собаки..
- Мы?
- Не подведем? - Сашхен повернул голову в мою сторону и мы сговорились еще не успев встретиться глазами...
Они бежали по главному коридору Академии. Хромая на разные ноги (мы с Сашхеном, как оказалось, владеем разной техникой захвата добычи за ногу) и отчаянно ругаясь на нас. С диким лаем мы мчались следом, желая как-то зафиксировать уже достигнутый результат - не вставая, на четырех опорных, мы мигом догнали их и яростно покусали за ноги. Иноходь моя была легка. Я мчался, как гончая, почти не касаясь земли и казалось отталкивался от воздуха. Так легко и свободно бежал, наверное, Остап Бендер от васюкинских шахматистов. И не смотря на то, что передвигался я подобно братьям нашим меньшим, а не как подобает человеку - на двух ногах, так легко и целеустремленно я не шел к своей цели, пожалуй, никогда в жизни.
И уже позже, находясь на различных перекрестках своей жизни, или с трудом пробиваясь к какой либо цели, я не раз вспоминал это состояние и думал - отчего такая легкость, ясность цели и главное желание результата не даются нам в моменты, когда это действительно необходимо? Когда с такими качествами "бега" любая тяжесть преодолений была бы в радость и действительно стоящие цели могли быть достигнуты быстрее, или могли быть достигнуты вообще. Почему получилось так, что всё, чего стоило добиваться, далось тяжело, а весь лимит "счастливых сил" потрачен на то, чтобы в галопе загнать несчастных актрис в академическую библиотеку.
конец.