1.    КАБИНЕТ СЛЕДОВАТЕЛЯ

- Я не совсем понимаю, - Посетитель нервно теребил поношенный галстук,- извините, господин следователь…Какие новые обстоятельства?
Напротив Следователя сидел рано постаревший мужчина, типичный клерк – неудачник.
- Министерство Толерантности изучает возможность направить ваше дело на доследование, - Следователь старательно сдерживал раздражение. Сейчас он должен быть абсолютно спокоен.
- Министерство…Почему? – Посетитель сам испугался своего вопроса.- То есть я не хотел усомниться в компетентности Министерства…
- Не сомневаюсь, что не хотели, - негромко произнес молодой человек, сидевший в единственном в кабинете приличном кресле. Звук его голоса заставил Посетителя побледнеть.
Следователь едва заметно поморщился. Включив стоящую на столе видеокамеру, он сказал Посетителю:
-  Сейчас вы повторите показания Инспектору Министерства Толерантности.
- Инспектору Министерства Толерант…- растерянный Посетитель испуганно посмотрел на Инспектора. – Но ведь я уже рассказывал…Впрочем, раз вы настаиваете…
Инспектор холодно усмехнулся:
- Начинайте.
Посетитель постарался сосредоточиться:
- Месяц назад я после работы зашел в бар, выпить пива…
- Где работаете? – перебил Инспектор.
- В бухгалтерии, я экономист…
…В баре я заказал пива. Одно, второе…Где – то около десяти вечера к моему столику подошли трое мужчин. Молодых мужчин. Поздоровались и предложили составить им компанию. Для их личных сексуальных нужд, как они сказали. Они были…иного антропологического типа…чем я…
- Что вы имеете ввиду?
- Я имею ввиду, что у двоих лица были как у людей…приехавших в нашу страну…с востока…И еще один – темнокожий.
- Вы хотели сказать, двое чурок и негр? – внимательно глядя на Посетителя, спросил Инспектор.
- Нет-нет, что вы. Я сказал, двое людей с восточным типом лица и человек с темным цветом кожи. Естественным темным цветом, - торопливо поправился Посетитель.
- И что вы им ответили?
- Видите ли, я принадлежу к нормальной…то есть я хотел сказать, к традиционной сексуальной ориентации. Поэтому я отказался.
- Вы хотите сказать, что факт принадлежности этих людей к лицам с особой сексуальной ориентацией обусловил ваш отказ от общения с ними?– Инспектор смотрел на Посетителя в упор.
- Да нет, то есть… Я хочу сказать, что они настаивали и стали угрожать мне, если я откажусь. Потом стали оскорблять меня. А когда я встал из – за столика, чтобы уйти, набросились на меня и избили. Почки  отбили…У меня есть справка медицинской экспертизы…
- Сколько вы выпили тогда? – продолжил Инспектор.
- Да немного. Две, или три кружки пива…
- А по – моему, больше, раз точно не помните количество выпитого. То есть вы были пьяны. – Безапелляционный тон Инспектора показывал, что он доволен своим выводом. – Полагаете, ваше поведение было толерантно?
Следователь, которого явно тяготила беседа, сказал:
- Но ведь это они его избили.
- Верно, верно. Однако открытым остается вопрос, почему они это сделали? Мотивы их поступка были расследован очень некачественно, поэтому мы и заинтересовались этим делом. Мотивы покажут нам, кто действительно виновен. Сейчас вы задержите этого человека, как подозреваемого в нарушении общепринятых европейских норм толерантности в нашей стране.
Посетитель растерянно переводил взгляд с Инспектора на Следователя.
- Но ведь именно эти пид… я хотел сказать, эти люди меня и избили. Из – за того, что я  отказался удовлетворять этих извращенцев…
- Извращенцев? – улыбнулся Инспектор. – Или пидоров, как вы хотели сказать? Статья 28 конституции нашей страны говорит, что никто не может быть подвергнуть, жестокому, нечеловеческому или унижающему его достоинство поведению или наказанию. Со стороны кого бы то ни было. У Министерства достаточно полномочий защитить закон от таких типов, как вы оба.

   
2.    СЛЕДОВАТЕЛЬ

«…Это беспредел. Настоящий содомитский беспредел».
Следователь поймал себя на том, что даже наедине с собой перестал называть пидоров пидорами, предпочитая слово «содомиты».
До пенсии Следователю оставалось года два, не больше. И он намерен был эту пенсию получить: безработица росла быстро и бесповоротно. Найти легальный заработок человеку после сорока было нереально. К бандитам Следователь идти не хотел.
А тут еще «эуропейськи цинности».
Власть орала об «эуропе», с преданностью холопа глядя на хозяйствующий в стране полосато – звездный флаг. Предполагалось, что «всэ будэ як там»: зарплаты, работа, правосудие…
«Мы маемо буты толэрантнымы одын до одного». От отвращения следователя передернуло. Равноправие мужчин и женщин – это он еще мог понять. Но тщательно вбиваемое в тебя и твоих детей чувство стыда за то, что ты белый европеоид нормальной половой ориентации – это не укладывалось в голове.
Ты должен быть толерантным. По отношению к ним. Ты им должен. Они тебе – нет.
Работа, должности, льготы, учеба в ВУЗах - сначала – пидорам, «национальным меньшинствам» и прочим «притесняемым». Потому что никому не охота оказаться объектом внимания Министерства Толерантности, куда обиженные полюбили стучать с первого дня появления Министерства.
«Я их боюсь», - признался себе Следователь. - «Боюсь, что любая гнида может сказать, что я «нэтолэрантний до нього» - и тогда до пенсии мне, пожалуй, не доработать». Сегодняшняя сцена в его кабинете – первая ласточка.
Следователь спустился в подвал, к клетушкам изолятора временного содержания. Его «клиент» сидел среди воняющих мочой и калом бомжей, сидел, опустив голову, стараясь отгородиться от дикости происходившего с ним. Следователя он не заметил. «Привыкай», - про себя посоветовал ему Следователь. «Это теперь надолго. Суды бояться этого Министерства не меньше моего. В судах, как и везде, все решают пидоры. Толерасты».

3.    ПОСЕТИТЕЛЬ

«Еще сегодня утром я верил. Не в справедливость, нет. Верил в то, что соблюдая определенные правила, можно управлять хотя бы собственной жизнью. Сохраняя чувство собственного достоинства. По возможности. Добиваясь пусть даже мнимого спокойствия.
Жена не знает, где я. Дети не знают. Хорошо бы, чтобы и не узнали. Пятно «членов семьи» уголовника, да еще и такого  - особо опасного для государства, им теперь обеспечено навсегда».
Нет возможности позвонить адвокату, да это и бессмысленно – адвокат, скорее всего, откажется под любым предлогом – слишком дорого стоит лицензия и слишком легко Министерство может ее отобрать.
Министерство ведет государственный реестр таких преступников, как Посетитель. И он, и его семья навсегда станут негражданами, если суд вынесет обвинительный приговор. А суд его вынесет.
Таких, как он, преступников и их семей предусмотрены специальные пожизненные пометки в электронных паспортах. Их не увидишь, не вытравишь, они навсегда.
К его детям отношение будет особое: как же, воспитывались в семье «разрушителя толерантности», а значит, воспитывались неправильно. Не по-европейски. Про нормальное образование им можно забыть – в институте освободятся дополнительные места для «льготников», родители которых сменили родные аулы и кишлаки на города, построенные родителями Посетителя. Не побоялись приехать как гости в страну Посетителя и нагло сделать его детей должниками своих детей.
Посетитель не питал иллюзий относительно своего будущего. Первый шок уже прошел, и только унизительное чувство собственного бессилия сжимало грудь, сдавливало ребра бессильной злостью, давило так, что останавливалось сердце. Уставший, отупевший мозг раз за разом воспроизводил ту сцену в баре: трое охуевших от безнаказанности нацмена подходят ближе, ближе, и тот первый удар, поваливший Посетителя на пол… Отвернувшийся бармен, спешно выходящий на улицу покурить охранник, уткнувшиеся в пиво лица людей за соседними столиками…И обязательный для всех заведений агитационный плакат над входом в бар: «Мы маемо буты толэрантнымы одын до одного».

4.    ИНСПЕКТОР

Инспектор допечатал протокол о принятии дела к собственному надзорному производству. Протокол, по сути, означал приговор этому невзрачному человечишке, посягнувшему на основу политики проституирующего направо и налево государства. А заодно и будущее увольнение следователя, помоги ему Бог досидеть до пенсии.
Инспектор не испытывал злобы. Хорошо сделанная работа принесла чувство удовлетворения, осознание своей силы и значимости. Приятно, чего уж там.
Три заявления от «потерпевших», приложенные к жалобе городской общественной организации лиц с «нетрадиционной сексуальной ориентацией» на нарушение следствием закона о толерантности, а также жалобы соответствующих «землячеств национальных меньшинств», к которым якобы принадлежали эти трое – рассмотрены, пущены в ход и дали результат.
Инспектор был доволен собой.
Забавно, что за годы работы в Министерстве Инспектора не покинуло убеждение в собственной нужности, социальной полезности. Он не стал циником, требовал от работодателя не больше остальных и числил себя в рядах надежных исполнителей и перспективных сотрудников: повышение не за горами, при таких-то темпах.
Несомненно, человечка накажут. Не посадят, нет – отправят «перевоспитываться», социально полезным трудом «искупать вину» перед «потерпевшими». Мужичишка на пару лет станет для них бесплатной официальной прислугой, очередность использования «перевоспитываемого» установит суд. Мы – гуманное общество, лишение свободы – крайняя мера! Вот только неизвестно, что выбрал бы сам человечек: зону или полную потерю собственного достоинства – но это будет его выбор. Достоинство окружающих Инспектора не волновало, если это не относилось к квалификации преступлений против толерантности. 
После пяти лет службы от него ушла жена. Забрала детей. «Вот уж не думала, что ты превратишься в ничтожество…». Инспектор усмехнулся. «Ушла... Да и хуй с тобой». Жениться, воспитывать детей среди работников Министерства вообще было как-то…неудобно, что ли. Во всяком случае, гордиться этим было не принято. Инспектор не собирался рисковать карьерой ради сбрендившей сучки и пары сопляков. Алименты платятся – им достаточно, лишь бы не появлялись на горизонте.
Темнело, когда Инспектор садился в машину. Мелькнула мысль – заехать в бар, выпить, расслабиться…Но… От того, что случилось с  тем «нетолерантным мужичком», никто не застрахован, даже он. Служакам из службы внутренней моральной безопасности Министерства работы всегда не хватало, инспекторы были предельно осторожны: ни одного лишнего слова, ни одного нетолерантного жеста…То есть, никаких баров. Инспектор вспомнил, как несколько лет назад он долго извинялся перед «лицом кавказской национальности», нагло толкнувшего на улице его беременную жену. Усилием воли подавив нахлынувшее раздражение от вспомнившегося унижения и стыда, Инспектор подумал о нервах, которые ни к черту, и о том, что до отпуска еще четыре месяца. Немного успокоившись, Инспектор плавно нажал акселератор. «Я все делаю правильно», - подумал он, - «нельзя себя распускать. Завтра на работу».

Adfuckatt of being.
14/04/2012