Сегодня долгое время сдавал кал в институте Габричевского. Думал о чем-то постороннем. Внезапно обратил внимание на медицинскую сестру. Нашел ее миловидной. Начал разговор с целью наладить контакт.
- Совершенно неопределенная погода сегодня, - сказал я задумчиво и страдальчески покривился во время проникания в анус каким-то медицинским предметом, слегка напомнившим зубочистку и ласточкино гнездо одновременно.
- Да. Слякоть такая, что пиздец, - гулким и прокуренным голосом отвечала медицинская сестра.
От ее простого высказывания я возбудился и помышляя о грязном выпрямился, явив свой напряженный половой член.
- Хуяссе у тя кочерыжка, - неопределенно выразилась сестра, оглядывая мой половой член с неопределенными намерениями.
- Гм... На том стоим, собственно, - с достоинством ответил я и принялся медленно застегивать брюки. Из брюк выпал мой тощий бумажник, из бумажника несколько денежных купюр и фотография эротического содержания, на которой были изображены: молодой человек с неэрегированным половым членом и девушка с обнаженной грудью. Лица их улыбались. Вокруг были трава и насекомые в виде мотыльков и бабочек. Я купил эту фотографию у одного из учеников своей школы фамилия которого была, кажется, Григорьев. Помню, что заплатил за нее три советских рубля украденных мною из кармана отца у которого я вообще частенько воровал денежные средства. В детстве я вообще часто воровал денежные средства у своих близких и поэтому они постоянно имелись у меня в наличии. Порой я бывал застигнут. Так, однажды я приобрел пачку переснятых любительским способом карт порнографического содержания и прятал их под фортепиано марки "Ноктюрн". Впоследствии эти порнографические карты были обнаружены моим отцом и моей матерью, я был избит, порнографические карты были ими уничтожены путем сжигания. В детстве я много онанировал...
- Ты вона приляг на кушетку-то, - посоветовала мне медицинская сестра, характерно пошевелив пальцами правой руки. Я вынужден был повиноваться. Через некоторое время мы занялись сексом. Еще через некоторое время мне удалось достичь оргазма. От медицинской сестры доносился запах опаленных лобковых волос, губной помады, слабоалкогольного напитка "Джин-тоник", или чего-то в этом роде. Точнее я навряд ли вспомню, но какие-то ассоциации у меня родились именно связанные с этим напитком очаковского производства. Вспомнилось, как однажды я выпил множество банок этого напитка недалеко от дома своего друга Сергея Минаева, который проживал тогда со своей женой Верой и дочерью Анастасией неподалеку от метро "Бабушкинская". После распития напитка и выяснения отношений с каким-то человеком дегенеративного вида я посетил квартиру Сергея, где солгал ему, что потому настолько пьян, что у меня умерла моя мать. Я солгал ему именно так потому, что у Сергея также недавно умерла мать, притом умерла на самом деле и я хотел таким образом выразить ему свою поддержку.
Сергей отвез меня на такси домой. Дома я очнулся утром, на ковре в детской. Моя тогда еще живая супруга принялась корить меня и винить. Я сделал попытку опохмелиться, но она принялась резко возражать против этого и я вынужден был закрыться в ванной комнате с бутылкой коньяку.
Медицинская сестра сидела на мне в позе наездника. Перед моим лицом плавно и гулко тряслись ее среднего размера груди. Я ловил губами их соски. Их вкус был луковым.
Я вспомнил, как однажды в Париже, во время командировки я, в составе группы моих коллег, оказался на Елисейских полях в каком-то кабаке весьма среднего пошиба. Там мы заказали некоторое количество еды и питья. Причем еда состояла в том числе из того самого лукового супа весьма среднего качества и качество это было настолько средним, что ни я, ни мои коллеги не хотели платить за этот суп и заплатили только под угрозой возможных эксцессов.
Уловив запах супа я почувствовал позывы к тошноте и, не в силах сдержаться, извергся, беспорядочно выпачкав окружающее. Медицинская сестра после этого произнесла в мой адрес несколько непечатных слов. Я оскорбился и ударил ее несколько раз в лицо, после чего она упала и застыла бездыханной, не подавая признаков жизни.
Я вынужден был замаскировать свое преступление секретным образом о котором я, по понятным причинам, не могу вам рассказать. После чего я покинул институт Габричевского по пожарной лестнице, на которую я проник посредством открывания окна и вылезания через это окно.
Сейчас я нахожусь в депрессивном состоянии и обдумываю куда мне завтра направиться для того, чтобы вновь сдать кал на анализ, так как результатов своего сегодняшнего анализа я, по понятным причинам, получить не смогу...