Вечером, в субботу Колбасевич дремал под программу «Время». В мире все было, как обычно, напряженно, но вяло.

Звонок в дверь прервал размышления Колбасевича о судьбах мира.
За дверью стояло унылое лицо кавказской национальности. В руках лицо держало по бутылке коньяка.
- Друг! – сказало лицо.
Можно, конечно, в угоду конъюнктуре сказать, что лицо было в кепке а-ля Мимино Кикабидзе, но на самом деле оно было в шапке типа «гондон». Из-под гондона кустились проволочные брови и мерцали печальные глаза цвета греческих маслин. В квартиру потянулся мужественный запах. Он слоился и медленно поднимался к потолку.
- Григорий? – спросил Колбасевич, начиная догадываться…
- Как узнал, брат, слушай? – носитель мужественного запаха вопросительно выкатил маслины и непроизвольно перевел Колбасевича из друзей в родственники.
- По амбрэ. Туфли можно не снимать, здесь не прибрано.
- По какой-такой? Рыбу разгружал - вагон пришел! Два ларька на центральном рынке…

Все сошлось.

На кухне названные братья пили коньяк.
- Понимаешь, брат, виноват я… увел у тебя жену! Точнее, она сама ушла-пришла, но все равно, прости, брат – Григорий в нормальном состоянии изъяснялся на чистом русском языке и многие из дикторов центральных телеканалов нервно курили бы от зависти, но когда он нервничал – открывались у него некие чакры, из которых выглядывал неискоренимый акцент.
- Да ладно, брат! Я ее уже почти забыл – Колбасевич мужественно пытался навести резкость двумя глазами. Интересное дело – каждый глаз по отдельности отлично фокусировался на выдающейся части лица Григория, а вот тридэ не получалось. Колбасевич  несколько раз пытался прикрывать то один, то другой глаз рукой. Картинки были разные, даже по оттенкам. Но резкие. Однако в кучу изображение не собиралось, эффект присутствия отсутствовал.

Пришел Хлебский.
- Фактыч! Это что за вырожденец солнечного Кавказа? – спросил грубый Хлебский.

Как мы уже не раз говорили, Хлебский за словом в карман не лез. Слова сами перли из кармана. В этот раз, расталкивая друг друга гласными и прочими приставками, лезли урожденец, выраженец, перерожденец, а также выкрест, расстрига, умка, черника и белёк. Хлебский умел быть ироничным.

- Это мой друг! И брат! – Колбасевич посмотрел на Хлебского левым глазом, потом правым.
- Понял. Товарищ (это Григорию)! А ну-ка брызни мелочью! – Хлебский понял, что пора за добавкой.

Друг, товарищ и брат Григорий сказал – «Да что ж, мы не русские, чтоли?». И стал еще и спонсором.

Ночью Колбасевичу снился Дзержинский с ленинским прищуром, поигрывающий наганом.

Хлебскому снился Ленин, бегущий с чайником кипятка для солдата с ружьем по Смольному.

Григорию снились Коллонтай с Кларой Цеткин в обнимку, но он их не узнал, отчего томление в груди было просто невыносимым…