Глава 10
Бурят

Баба Биба напекла сегодня пирожков. Побаловать нас решила, старая курва. Всё же какой бы конченой скотиной не стал человек - добрые начала вытравить до конца не получится. Мы ходячие коктейли из добра и зла. Давно уже ждал своего часа загашенный на производство браги в чёрный день полукилограммовый брикетик землистых полузасохших дрожжей. "Дрожжи Венские", город Янгиюль ташкентской области.

А нахрена нам теперь брага если Суюныч и его сын, Ганс, палёную наманганскую водку таскают? В обмен на остатки баланды для подкорма скоту. Барашки, коровка. Знали бы мудаки, чем Бибик эту баланду приправить может, не стали бы так рисковать. Хотя пойди, разбери их.
Думаю, за деньги или помои, они принесли бы нам даже чертежи и инструкции по сборке водородной бомбы, с дарственной надписью от самого академика Сахарова.

Разумеется, мы с Булкой получаем готовый продукт прямо со сковороды. Я и Булка в списке "А". Для нас пирожки лично жарит сам шеф-повар промзоны. Заняв позицию почти на самом верху пищевой цепочки, мы теперь лениво наслаждаемся результатами.
Бибик, весь в муке, как Тони Монтана в кокаине, мечется от стола к машке. Старается, гад. Вымещает избыток творческой энергии.
От отсутствия Женщины, творческий подкожный слой нарастает, даже у таких прозаических личностей как Бибик. Хочется рисовать, сочинять музыку, писать бездарные стихи или просто печь пирожки.
И даже бибиковский инкубатор молодых дарований эту сублимацию совершенно не компенсирует. Ему хочется "чего-то для души".

- Как мать ты мне стал, гомик несчастный! Аж стыдно, как я тебя кнокаю!
с набитым ртом хохочет Булгаков.
- Иди на хуй! Если любишь - подари мне радости орального секса! Отсрочи, говорю, ну?
Бибиков как всегда всё сводит к стимуляции полового члена. Его пресловутая "душа" где-то там.
Тут же, в бибиковских апартаментах крутится его новая пассия – ферганский Мамаразок. Мама-разок - лучше имени не придумать, как не старайся. У него по-девичьи нежная кожа и взгляд малолетней пробляди. Фаворитка шеф-повара. Блестящая карьера. Поближе к кухне, подальше от штаба...
Делить за одним столом трапезу с этим Мамаразоком как-то не хочется, и я отваливаю со связкой тёплых гостинцев подмышкой. Дома поем, в ТБ. Я по-жизни одиночка.
От столовой до штаба - спокойным, прогулочным шагом, без суеты. Ну-ка останови меня, прапор, зашмонай-ка, я потом на тебя посмотрю, животное. Это МОЯ промка - я знаю, как крутится и чем дышит здесь каждая шестерёночка, я могу её смазать, а могу и сломать.
Это власть. Самый, после опиатовой группы опасный наркотик. Отрывает от земли. Потом падать, говорят, больно. Но падать пока в мои планы не входит, не дождётесь.

У штаба меня уже ждут. Это пан Дончик. Кривобокий морской конёк.
Папский королевский оружейник. Ему какого хера надо от меня? Но что-то надо, это определённо. Иначе бы не приполз. Иначе - с козлами общаться западло.
Ножики его таскать на жилую? Скорее всего. Что же ещё? Все остальное он с начальником своего цеха утрясает.

- Господин нарядчик! Наше вам с кисточкой! Здрасти!
Эвон как – "господин", что же тебе надо, сучёныш ты горбатый?
- Насчёт кисточек, это брат, ни ко мне, это тебе к Мутанову надо, к художнику. У него и с кистью и с глазетом, если понадобиться. А у меня, извини, обед. Пирожки вон, видишь? Пирожка хочешь, лысая башка?
- Пирожка хочу! А так есть серьёзный прикол. Никак без тебя тему не поднять. Ты только и сможешь, отец родной!
- Мы, Дончик, сам знаешь – встали на путь исправления. Твёрдо. На хуя мне твои темы? Серьёз? Что с этого для дела мировой, понимаешь, революции?
- Давай, давай, зайдём к тебе, потолкуем. Покумекаем что - к чему.
Дончик начинает злиться и подталкивает меня в спину. Ему лишний раз светиться перед штабом стрёмно. Он пасан - правильный. Типа - с ментами ни якшается. Только чопики им мастерит. Ненавидит ментов, но мастерит. Амбивалентность Дончика. Думаю, он плохо кончит. Повесится или застрелится. Или просто окончательно скурвится. Можно пиздеть кому угодно, но зачем же пиздеть самому себе?

- Груз надо бы отработать на жилую! Поможешь?
- Ты не удивляйся только, Дончик, насчёт грузов я уже как-то догнал, мне с того что? Сироте-то кто поможет горемычному?

Дончик выуживает из носков скрученную в тонкую соломину пятидесятидолларовую купюру. Ого!
- Ни хрена себе, Донч, у тя там что, установка "Град" что ли? Пятьдесят баксов? Хочешь, наверное, чтоб я Мамута в заложники взял и заказал вертолёт? Угадал?
- Да хуйня, ничего особенного. Один братка с середины на свиданку заходит, заказал кой-чего. Редкая работа, наборные ручки, от души в общем. Запалу не подлежит. Надо перетащить. Очень надо. Не проложи, ладно? Больше некого просить. Один ты у нас такой. Понимающий.
- Понимающий - вынимающий. В чемодан-то мой влезет? Там меч у тебя, наверное, династии Мин?
- Лучше бы на пару раз разделить.
- Так это мне полтинник за два проноса что-ли?
- Думаю, он как со cвиданки выйдет, разведёт с тобой по-красивому. Как полагается.
- Я по ходу с тебя получу, не с него, понял, да, Дончик? Ты с ним уже сам разводи. А у меня с тобой будет полная взаимность, правда?
- Сразу после обеденной проверки, отработаю к тебе этот груз. Будь на месте. Отнесись серьёзно, очень прошу.
- Я – всегда на месте. Ещё года три, как минимум. Скучно даже.
***

Сегодня администрация Савоя выставила счёт за мою ломку. Подонки. Чем я думал, когда вписывался сюда? за что такие деньжищи-то? Хотя я только сейчас начинаю потихонечку трезветь. Голова начинает работать. Иногда. Последние несколько месяцев я постоянно висел под юриными чеками. Опий - он сильно по-мозгам не бьёт, как водка, скажем. Но на принимаемые решения - влияет всё же. Ведь вам все становится пофиг.
Живу здесь уже восьмой день, и теперь оставаться в двухсот пятидесяти долларовом Савое – самоубийство. Вот если бы Уралу положили в конвертик тысяч сто двадцать... Денег никогда не бывает слишком много.
Ломка миновала свой пик, и сейчас я чувствую, будто перенёс тяжёлый грипп. Лёгкая слабость и лёгкая радость. Соскок засчитан. Слава богу. Больше не грамма. Никогда. Да и не особо уже тянет. Хочется пожить на трезвяк - это здорово! Особенно, когда не болеешь и есть деньги, и ты в Москве, а она, тебе рада, видит что ты при деньгах, сучка продажная.

Все последние дни на пути к трезвости, пытаюсь вызвонить Глорию.
Неизвестно где шатается, сволочуга, никто не берет трубку. Звонить на прямую Веронике боюсь – вдруг они подслушивают её номер, и потом сразу же, через спутник, найдут в Савое и меня. Наверняка только и ждут звонка.
Ничего. Главное я уже снова могу ходить и соображать. Хоть и медленно. Я найду способ контакта. Позвоню ещё через пару часов. Или отправлю к ней Стаса. Хотя могли взять под колпак и его. Обложили, волки-позорные. мелкоуголовная терминология теперь сама прыгает в голову. Я стал преступником.
Ладно. Делай что должно, как говорится. А должно теперь подыскать приличную квартирочку. Гнёздышко нам с Вероникой подготовить.
Поэтому, собственно, и листаю сейчас разухабистую московскую газетёнку "Из рук – в руки". Тут и работа, и жилье, и статья как быстро найти эрогенные зоны у женщин. Кладезь бесценной информации.
***



– Дядя?
- Я вас слушаю
- Докладывает Элвис Пресли. По просьбе осуждённого Урбитского Данила, мехцех, 5 отряд, 24 бригада, на съёме буду осуществлять пронос холодного оружия на территорию жилой зоны. Количество оружия – большое, имею связку металлических предметов весом около восьми-девяти килограммов. За пронос получил задаток - пятьдесят долларов США. Получатель в жилой не установлен. Предположительно блатной из окружения положенца зоны. Осуществление проноса считаю крайне рискованным. Жду ваших указаний по этому поводу.

- Указаний говоришь? А какого хрена берёшься за пронос, не согласовав предварительно? Крайне рискованным считаешь, а? И мне что прикажешь теперь делать? Самому твой чемоданчик нести? Или ещё что?
Долбоёбы...
-Может быть, разделить на несколько раз? Считаю - имеет смысл.
- Имеет смысл заткнуться, и слушать. А ещё головой иной раз думать тоже имеет смысл...
Тащи все разом. На съёме тебя встретят наши люди. Доллары занесёшь в мой кабинет. "Имеет смысл". Всё. Конец связи.
Давай, повнимательней, там...

Уфф. Вроде пронесло. Удачно всё сложилось. И Дончик с блататой пойдет на разработку, и Дядю полтинником загрею, и жопа моя проскочит неприкосновенной через съём. Можно ещё грузов подобрать, попутных. Пройдёт по дипломатическим каналам. Люблю когда всё быстро срастается.
А эту хрень Дончикову наверное в мешке понесу. Надо загулять ща к Гриффитсу, пусть настрочит быстренько мешок для груза фельдъегерского. В чемодан однозначно не впихнуть и десятой части. Большая связка, увесистая.
Что там за сувениры такие тяжеленые, бляха, набор ножей для метания в цирке-шапито? Дембельский аккорд Дончика -кухонный комплект для путешественника-ниндзя? Неизвестная досель коллекция мастера? Вот ведь разошёлся старикан перед амнюгой-то самой. Рванул с катушек совсем.

А ну гляну. Нет, не гляну – досмотрю. Я государственная почтовая служба. Гарантированная, кстати, в наше непростое время. Имею полное право. Из соображений госбезопасности. Вот только дверь в ТБ закрою и занавески задёрну.
Под слоем мягкой выцветшей мануфты, ещё один слой, слегка промасленная ветошь, станки в мехцеху вытирать. Что – то прощупывается по форме на ощупь типа целой связки стилетов. Сдираю последний слой, и к ногам моим с лязгом на весь штаб промзоны падает гигантская охапка заточек из стальной строительной арматуры, такой, знаете, с рёбрышками.

Ни-хрена себе, сувениры на свиданку! Заточки! Самая обычная строительная арматура, нарезанная и отточенная с одного конца. Такие сувениры и я могу сработать, даже с моими мягкими белыми ручками! Тут не надо мастером быть. Обрезал и заострил на станке. Дела! Загадки, загадки, дорогой мой Ватсон!
Что же это за хуйня получается? Дончик совсем ёбнулся? Перед амнистией? Имея два с половиной до звонка? Ведь он сейчас по-всякому соскочит вчистую. Может, принудили его? А зачем? Для чего?
Заточки! Да много-то как! Нахрена им заточки? Зажралась совсем блатата? Спокойная жизнь надоела? Им-то, им-то какой резон чинить ЧП? Живут как на курорте. А если что надо решить, так их папашка - Имомов. Безо всяких заточек поможет. Ведь главный блатной папской зоны - это заместитель начальника по оперативно-режимной работе.
Ну, отказываюсь я эту хрень понимать, хоть режьте вы меня этими заточками! Стрёмно и совсем на Дончика не похоже. Совсем. Вот ведь как замаскировался под сморчка, вражина приблатнёная. В революцию решил поиграться? А может заложников хотят взять?

Звонить Дяде! Немедленно! Сейчас я поволоку эти штыри, а мне самому их завтра в глотку забьют? Или Олежке Булгакову? Бибику, ну хуй с ним, он - недобрый человек, пидораз одним словом. Хотя, и он пусть живёт. Звонить!
Позвонил Худому раз, наверное, двести. Да что же это такое? Не берет никто трубку! Что делать-то?
До съёма всего сорок минут уже осталось... Ну и что мне делать? Ещё накрутить попробую.

***



...Прозвонился. Берёт трубку сонная Глория. Ну, наконец-то!
- Ты что натворил? Совсем с ума сошёл, скотина?
- Потом детали и эмоции, где Верон? Можешь меня с ней связать? Помоги, Юленька!
- Сидит Верон, из-за тебя козла сидит! Ты зачем деньги украл? Ворюга!
- Как это сидит? Где сидит? что за бред? За что сидит? Толком ты можешь объяснить, мне что теперь, блин, каждое слово из тебя клещами вытаскивать?
- Бандит вонючий! Вор! На второй день как ты сбежал её и забрали. Прямо из офиса в наручниках увезли. Позор-то какой! И с института вас теперь отчислять хотят! Менты уже везде приходили. К ним домой, ко мне домой, к Стасу, в институт... Зачем ты это всё?
- Да Веронику-то за что? Она и не знала ничего! А что же мне делать-то теперь? А?
- Думать надо было раньше. Погубил девчонку, сволочуга. Все вы, мужики, одним миром мазаны. Животные.
- Да заткнёшься ты уже!! И так не по себе... Как же нам быть – то теперь, а? Юль? Ты хоть знаешь, где они её держат, кто этим делом занимается? Может, что сделать нужно, чтоб отпустили?
- Мама её всё знает. Она Веронике каждый день кушать носит туда. Там даже не кормят. Говорят - будим кормить после перевода в тюрьму. В тюрьму, понимаешь, ты, идиот?
Глория шумно глотает сопли.
- Да не хнычь ты! Узнай мне все, кто там её делом занимается, как с ним тет-а-тет связаться, а я завтра перезвоню. В это же время, не смотайся никуда, смотри. В крайняк – сам приеду, сдамся им, вытащим мы Вероничу нашу, не боись.
- Сам и узнавай, умник. А вдруг меня тоже посадят? Мы же знакомы с тобой. Скажут "помощница". Там менты с молодыми девчонками знаешь, что выделывают?
При этой мысли у меня похолодело нутро.
- Юленька, помоги, пожалуйста. Помоги! Никто тебя не посадит, ну, подумай, что ты сделала-то? А вот если меня раньше времени хлопнут, какой с того толк? Вытащим мы её, ручаюсь, только помоги, а? Никак без тебя!
Она ведь твоя лучшая подруга, а друг познаётся в беде! Ну не бойся, Юленька! Ты ведь такая смелая, умная, красивая! Юля! Вспомни, как мы смеялись над мологвардейцами, типа придурки какие, а вот на тебе, видишь, как бывает в жизни. Надо её вытаскивать, а сделать это можем только мы с тобой на всем белом свете, понимаешь? Надо пройти за друга по минному полю.
- Ладно-ладно, знаю я тебя как облупленного и замашки твои как у фавна похотливого... "Молодогвардейцы" - поумнее чего не пришло в голову, а? Ты типа Олег Кошевой, что ли? Уголовник ты мелкий, вот и всё.
Не для тебя, урода, для подруги все сделаю! Заеду, сегодня к Вероникиной маме на работу, все узнаю.
Юлюся, умоляю, завтра в это же время через два прозвона позвоню. Если проблемы – бери трубку сразу. Если норма – отвечай через два полных прозвона. Понимаешь?
- Лана. Через два прозвона...
***


...За эти пару лет я привык проходить съем автоматически. Автопилотом. Вошёл в жилую с вениковой рожей, подошёл к знакомому надзору, желательно Гансу или другому коррумпированному элементу, приподнял штанины, продемонстрировал носки с понтами - "вот вам, ищите" - и на мягкую посадку в нарядную. И по этой схеме - из съёма - в съём.
Но сегодня меня на входе в жилую уже караулит оперативник Рашид. Это еще круче. Будем вплывать под защитой пушек ядерного ракетоносца. Мог тракторной тележкой груза втащить.
Он нормальный мужик, Рашид. Учился в Ташкенте, в ментовской школе. По-русски хорошо говорит и дяде предан. Наш человек.
Сердце моё сразу успокоилось. Рашид тоже заметил меня, и, вырвав из толпы, ведёт теперь в сторону нарядной. Думаю, самое страшное - позади.

- Рашид-ака!!! Как здоровье?
Это очень странный вопрос - "как здоровье?". Вопрос вклинился в наш диалог из узбекского. Сказывается культурное влияние. Восточный этикет требует заполнения устной анкеты перед тем как перейти к сути дела. Хотя, по-моему, спрашивать у крепкого сильного молодого человека "как здоровье" - будто он прикованный к койке доходяга, это, по-моему, полный идиотизм. Особенно если учесть что мне по большому счёту насрать на здоровье большинства здешних собеседников
- Вы знаете, Рашид - ака, ЧТО я принёс?
- Знаю, все знаю. Не тарахти! Вся операция на контроле. Работаем многоходовую комбинацию. Не дёргайся. Сядешь в нарядной и будешь ждать пока не заберут груз. Потом – шуруй в барак. Всё. Ясно? Вопросы?
- Рашид-ака, но ведь там...
- Да не бурухтань, я тебе сказал. Отдай груз гонцам и пошёл в барак спать. Это указание Дяди, понял? Тебе больше ничего знать пока не полагается. Где баксы?
- В носках.
- Давай сюда. Инструкции понял? Жди их здесь. И ничего, никому не болтай.
- Хорошо-хорошо, Рашид-ака, всё понял.

Жду Донча, наверное, пару часов. Нету. Пережидает в бараке. Продуманный лещ. Плоский и скользкий. Ждёт вечернего отлива ментов из зоны. Когда останутся дежурный по колонии офицер из штаба, ДПНК, четверо надзоров ночного наряда и пара отрядников. И это на четыре тысячи человек. Если бы не воровской закон и понятия - ни за что этой горстке не удалось бы держать под контролем всё наше разношёрстное население.
Воровской ход в зоне это религия, папское христианство времён суровой инквизиции. Система морально-этических установок созданных правящим классом для облегчения управленческих функций. Именно так бы это охарактеризовал мой папа, преподаватель обществоведения.

Тащить заточки из административной зоны, где расположена нарядная, в самый низ к девятому бараку, где свил себе гнездо положенец – прямо сейчас - это сюжет для остросюжетного боевика. А когда количество ментов уменьшится втрое - уже намного легче.

Выставил потихонечку, не спеша, карточки на завтра. А то у меня было пару раз с похмелюги, целыми бригадами людей терял, забыв прихватить десяток-другой карточек на развод. Хорошо хоть надзоры уже третий год бояться поднять на меня не то, что руку, голос лишний раз стараются не повышать.
Потом быстро, оглядываясь по сторонам, как уличный пёс-бродяга, проглотил чей-то плов в миске.
Кто-то из ушлых нарядчиков жилой вытащил днём из комнаты свиданий и припрятал. На потом. Разве же можно без холодильника такие вещи... Пусть спасибо скажут, а то бы отравились все на хуй.
Жду морского конька-горбунка. Гляжу в оконце на отползающих в посёлок усталых ментов. Провели весь день в тюрьме напротив дома, теперь перемещаются домой - напротив тюрьмы.
Ещё раз с чувством приступаю к прочтению главного литературного произведения покойного министра Щёлокова - "правил внутреннего распорядка". Это как Достоевского заново читать - каждый раз открываешь что-то новое, глубокое.
Потом решил пальнуть пятульку анашички. Время от неё, конечно, потечёт ещё медленней, но интересней. Любое слово Щёлокова тогда сразу превратится в откровение уровня Шримад Бхагаватам .
Помещение нарядной находится в так называемой административной зоне. Здесь находятся здания штаба колонии, санчасти, штрафного изолятора, магазина, и стеклянного как аквариум кабинета дежурного помощника начальника колонии. Административная зона отделена от жилой узким перешейком. Чтобы легко можно было отсечь админ от остальной зоны в случае бунта. Здесь не самое дружелюбное место для поклонников лёгких рекреативных наркотиков типа марихуаны.
Приходится спрятаться за санчасть. Чтобы достичь большего эффекта и быстрее подорвать сердечную мышцу, я набираю полные лёгкие дыма, упираюсь лицом в стену санчасти, и, подтянувшись за стальной подоконник первого этажа больнички, вешу, сколько смогу удержать дым. Идиотская процедура - но в башку двигает я вам скажу!
И в этот интимный момент меня кто-то вдруг трогает за плечо. Отцепившись от подоконника, наполненный ужасом, от неожиданности и почти полной остановки сердца - я выпускаю в лицо нарушителя спокойствия гигантское облако ароматного дыма, и хриплю:
- Ассалому алейкум доктор-ака! Как здоровье у вас?
Спаливший меня за непотребным занятием молодой младший лейтенант медицинской службы в зоне совсем недавно, и очень спешит отличиться. Он приступает к дознанию безо всяких отлагательств.
- И кто даваль тебе анаша, очкарь?
- Капитан оперчасти Мирзаев Валиджон-ака. За успехи в поддержании правопорядка. Ага.
- Вирёшь, очкарь. Хозир к Валиджон-ака вместе пайдём. Там смотрим правапарядкя-мравапарядкя.
- Ага. Сейчас пойдём.
Отдаю с досадой недокуренный питуль активному, как молодой сперматозоид, лекарю.
Получить теперь ответы на все основные вопросы мироздания и стать безропотным рабом Абсолютной Красоты по-щёлоковски, увы, мне сегодня не придётся. Но время я сейчас точно скоротаю.
Быстро шагаю в штаб, перегоняя самого доктора, к его полному недоумению от несоответствия со стереотипной моделью поведения спалившегося злостного нарушителя режима.
Сейчас будет маленький спектакль в кабинете у этого недоумка, опера Вали. Реалити-шоу. Дядя его терпеть не может в последнее время, и мне тоже с ним можно особо не церемониться.
Но спектакль неожиданно обламывается. Прямо у входа в штаб я и мой прыткий доктор Ватсон сталкиваемся не с кем иным, как с подполковником Умаровым, начальником оперативной части учреждения 64/32.
Не обращая внимания на начавшего докладывать героя-врача, Дядя обращается сразу ко мне:
- Ты штыри передал? Нет? А почему? А здесь, какого хера шоркаешься? Пошёл бегом в нарядную.
Я немедленно разворачиваюсь и вприпрыжку покидаю горячую точку. Мне вслед летят выкрики Дяди, который используя не самые принятые в современной узбекской литературе слова, рекомендует врачу-общественнику заняться своими прямыми обязанностями - борьбой с туберкулёзом и бельевыми вшами.
Часов около восьми вдруг резко срабатывает тревога на КПП. Это значит, открылись большие ворота зоны. Главные. Те самые, в которые легко зайти и почти невозможно сразу выйти. Их открывают только во время этапирования. Это процедура расписана в тридцатистраничной брошюре и по стилю и сюжетной канве, напоминает действия экипажа атомной подводной лодки во время погружения.
С хуя ли им сейчас главные ворота открывать? Да ещё так поздно... В восемь?
Этапа сегодня нет, не этапный день. Плановый этап, как рейсовый автобус, приходит к нам два раза в неделю.
Может хлебовоз? Нет. Рано. Грузовичок должен въезжать в 4:30 утра. Что же там за возня?
Пошёл смотреть. Всё равно донца-гандонца ещё нет. Перевернув мусорный бак, карабкаюсь на забор ШИЗО. Оттуда открывается неповторимый вид на главные ворота в папство.
И всё-таки это этап. Спецэтап походу. Внеплановый. Бывает иногда такая хрень. Только обычно – из зоны спецэтапы гонят, а не наоборот. Например, на раскрутку в тюрьму или в сангород, зону-больницу.
В сангороде два вида больных - безнадёги, которых уже страшно держать в зоне, вот-вот крякнут. А это маленькое, но всё же ЧП. И вторая категория - пышущие здоровьем маслокрады, которые платят за проезд. Ещё в сангороде находится последний узбекский вор в законе. Он правит нашим подземным царством, как невидимый Властелин Колец. В сангород можно "подняться" с любого режима - это облегчает Властелину осуществление стратегических операций, проводимых под общим руководством МВД республики.
Какого же это экзотического пассажира с особыми почестями доставили? Хм, интересно бы глянуть. Может Мастерских от следствия отмазался?
А может маслокрад какой местный – целый воронок выкупил, а может и политика. Хотя нет, политику везут в места с гораздо более жёстким режимом и климатом. Не могу никак рассмотреть - дверь воронка с другой стороны.
Надо протиснуться в просвет между рубкой ДПНК и забором жилой, и тогда можно увидеть кусочек зарешеченного коридора ведущего из тамбура КПП в карантин и ШИЗО.
Правда если там лазить, можно легко схлопотать титул "склонный к побегу", да ну и хрен с ним. Я только что втащил в зону целый арсенал, что уж из-за мелочей вестись-то. Снявши голову по волосам не плачут.
Вот и отстойник между первыми воротами периметра и вторыми, ведущими в жилую.
Воронок стоит прямо над ямой для проверки машин. Солдаты всегда проверяют - не зацепился ли какой смельчак за дно выезжающего на волю автотранспорта.

Двое надзоров медленно, кряхтя, вытаскивают кого-то из воронка. На руках. Ни хрена себе!
Это что же больного что ли привезли? Или так харчнули перед этапом, что он идти теперь не может? Дела...
Вытащили. Рожи надзоров покраснели от непривычной работы.
Ганс снова запрыгивает в воронок. Что ещё один больной?
Они нас с Сангородом перепутали что ли? Зачем сюда больных возить стали? Кретины.
Сколько всего происходит за последние сутки, не поддающегося объяснению. Или мне кажется от канабиса разный бред, и во всякой мухе я склонен видеть летящего розового слона?
Ганс появляется в проёме с какой-то блестящей никелем хренью, типа детской коляски. Что это ещё за гиперболоид?
Инвалидная коляска! Блин. Инвалида привезли! И таких уже сажают гады! Куда катится этот мир, друзья мои? Ну, какая же от инвалида опасность общественности? Он вон без помощи и с воронка не слезет, и в "дальняк" наверное, ходит непосредственно под себя...
Ой блядь, когда же я выйду отсюда? Какой это будет великий день, я прочувствую его по минутам, просмакую каждый вдох свободного воздуха. Самый главный день в моей жизни. Я часто мечтаю о нем.
А иногда, вопреки всякой логике мне кажется, этой мечте не суждено осуществиться.

В нарядной меня уже караулит Дончик.
- Ты где лазишь?
- Оформлял явку с повинной. Сдал твои чопики Худому. Суши сухари, Данило-мастер!
- А я бы и не удивился!
- А ты и не удивляйся. Вон – под столом Балтабая лежат, бери и дёргай отсюда, оружейных дел мастер. И спокойной тебе ночи. Пусть тебе присниться кошмар на улице Вязов.
- Нормально зашёл? Чисто?
- Сам же знаешь - зря денег не берём. Слушай, Дончик, сейчас я такую мульку за забором видел, охринеть можно.
Спецэтапом к нам какого-то калеку пригнали, ты прикинь! С инвалидной каляской... Ну ваще...
***



- Какие новости, Юльчик, чем порадуешь?
- Видела твоего следака сегодня. С мамой Верона вместе ходили. Два часа мурыжил в коридоре, скотина. Типа занятой весь такой.
- Вот я и дожился до персонального следака. Говорила с ним?
- Говорила...
- Ну и что? Юленька, не томи. ЧТО ОН СКАЗАЛ???
- Ты знаешь, он такой подлый!
- Спасибо. Ты открыла мне глаза. Конечно же подлый. но другого у нас пока нет, правда? Следователей ведь не выбирают, как родителей, наверное. Ну?
- Он говорит – пять штук баксов, и она на свободе через полчаса. Вот.
- Пять штук?! Он совсем ёбнулся! Скотина! Пидораз! С чего он взял, что они у нас есть эти пять штук? А хотя... понятно - откуда. Ну, а что ещё? Дело-то он закроет? А, думаешь, не кинет?
- Не знаю, не сказал ничего насчёт дела. Говорит пять штук зеленью и ещё хочет, гад, чтоб я с ним в ресторан сходила. Зыркает на меня так нагло.
- Вот гандон!! Сука!
От собственного бессилья мне хочется выть и крутиться волчком на месте. Ненавижу их. Ненавижу. Слизь ебаная. Вот бы пристрелить этого следака! Выстрелить в лицо, как тому рыжему в шашлычной, только из боевого оружия. Секунду бы не колебался. Испытал бы оргазм.
- Хорошо, Юль. Завтра будут пять штук. Тебе позвонят и передадут. Я постараюсь. я очень - очень постараюсь.

Тётя у меня хорошая. Стюардесса. Не, правильнее сказать - бортпроводник. Девятнадцать лет уже летает над просторами на глазах уменьшающейся в размерах родины.
С детства меня по самолётам таскала собой. Чтобы в детсадик не угодил. Берегла и максимального оттягивала всю паскудность знакомства маленького человечка с созданными человечеством уродливыми социально-общественными институтами. я ведь вам уже говорил, что тюрьма, детсад, пионерлагерь, армия и школа, это у нас суть разные ипостаси одного и того же беса.
Она взращивала меня на русских сказках, написанных людьми с неславянскими фамилиями, типа Агнии Барто, Самуила Яковлевича Маршака и Мойдодыра. И в кого я таким падонком вырос? Точно не в Корнея Чуковского.

- Тётьмарина, как здоровье у вас? Что? Да, нет нормально все! Милиция? Да что вы говорите? Нет. Нет. Да как вам сказать? Начальство химичило – списали всё на меня. Ну, это уж как водится. Да нет. Нет. Рано беспокоится. Все утрясётся. В Москве сейчас. Угу. Да. Пока не успокоится всё. Все будет хорошо. Да. Да. Ну, вы-то меня знаете! Вот именно. Так и будет. Тётьмарин, мне помощь ваша нужна. Адвоката? Нет. Пока нет. Не надо пока адвоката. И к зубному пока рано. Вы мне скажите одну такую вещь- кто завтра у нас обслуживает рейс шесть шесть восемь? Узнайте, а? Посылочку маленькую в Ташкент. Конвертик. Ага. Ага. Сам и завезу прямо в Дармаедово. Да.
Через полчаса перезвонить? Хорошо. Спасибо заранее. Спасибо. И Светке вашей – привет. Конечно, а как же? Она у вас всегда была такая - самостоятельная. Умница.


- Юля приветы!
- Опять ты? Что тебе надо-то? Деньги, когда передашь?
- Юль, я уже отправил пять штук. Нужно поехать в аэропорт и встретить московский рейс. Он номер 668 когда в Москву идёт, а обратно 669.
Женщину зовут Ирина. Стюардесса. Вот её телефон, на всякий случай...
Понесёшь бабки – возьми с собой маму Вероники. На всякий пожарный. И не ходи с ним никуда, пошёл он на хрен,этот дрыщ. Пять штук ему за глаза... ладно? Все поняла? Точно? Я позвоню завтра, окей?
- Пока.
- Да и ещё – узнай, пожалуйста, закроет ли он моё дело.
- Ладно. А знаешь, кстати, как следователя того зовут? "Нафик"! Азербайджанец он. Видный такой мужичок.
- Ну тогда его и на фиг, нафика этого.
***



...Булка поймал упаковку кофе Якобс и мы дуем его уже по третьему кругу. Ему понравился этот самый Якобс, когда Алишеру привозили грев из Самары. Так понравился, что он снарядил за ним Ганса в экспедицию в самую Фергану. Полкило кофе обошлось почти как полкило герыча.
Варим якобса таким густым, что ложка почти стоит. А запах! Весь коридор на втором этаже пропах. Чудесно! Запах кофе хорош даже в тюряге.
Все таки, знаете, чифир и кофе по разному торкают. Чиф он горяченько так, волной как одеялом стёганным накрывает.
А у кофе приход холодный, нервный, злой, дёрганный. Нужно ебнуть чифа и подправить это дело кофе, вот тогда будет нормальный ход. Ровнячок. Стимулирующий коктейль "Голуби летят над нашей зоной".

Бибика ещё нет. Не в силах более ждать, я взахлёб рассказываю Олежке о событиях вчерашнего дня. Крепкий кофе развязывает язык. Нужно сообща проанализировать происходящее.
Загадка заточек, которые благополучно добрались до главного барака нашей зоны, да ещё и под контролем оперчасти, не даёт покоя нам обоим. Надо бы задать вопрос Дяде в лоб, может и получиться выудить ответы. Хотя из этой щуки усатой обычно ни хрена не вытянешь. Тот ещё разведчик.
Ещё большую сумятицу вносит Бибик. Он влетает в ТБ и лупит с порога:

- Бурят в зоне! Бурята с крытой подняли! Вы по курсам? Охринеть!
- Какого в пизду Бурята? Кто такой Бурят?
- Ты откуда знаешь?
- Да знаю вот! Я на андижанской крытке с ним в одном крыле сидел! Беспредельная рожа. Ох неспроста он сюда приполз.
- А кто это- Бурят? Бибик, кто такой Бурят?
- Ты с ним в одном крыле сидел? Крупная же ты у нас птица, Бибик! Настоящий бройлерный преступник. А я слышал, Буряту осенью прошлой хребет перебили мусора?
- В том-то и хуйня – ещё раньше перебили, он уже по Андижану в тележке своей рассекал, с хуя ли его к нам пригнали? Муть какая-то канает. Нездоровая.
- С крытой на зону только за хорошее поведение переведут. Может "встал на путь исправления"?
- Думаешь, он "наш"? Красный?
- ЭЭЭЙ, заебали вы оба!! КТО ТАКОЙ БУРЯТ?? Золотой пизды колпак? Отец русской демократии? Кто?
Булка и Бибик смотрят на меня как на свалившегося с Луны. Потом продолжают тереть между собой, оставив без внимания мои вопросы. Так обычно взрослые игнорируют непрерывные "почему" детей.
- Бурят не наш, сто пудово. Его чуть не короновали в Соликамске. Это в "белых-то лебедях". Он с российской братвой якшается. Похуй ему бабайские авторитеты и грузинские маслюки. Жёсткий мужик, серьёзный.
- А на хуя он нам здесь? Блатата что ли наша жидко обосралась? Думаю, они в первую руку не буду его приезду особенно рады.
- А Дядя в курсах? Он-то должен быть в курсах?
- А я вчера заточки на жилую отработал! Штук тридцать, если не больше. На целую зондеркоманду. И скажите вы мне, в конце-то концов, кто этот ветеран в коляске?
- Этот "ветеран" сидит с шестнадцати лет. Безвылазно. Раскрутку за раскруткой хуярят ему. Крадун. Без пяти минут Вор. Настоящий авторитет.
Он, знаешь, когда в Карши заехал, шмотки прямо из баулов стал раздавать направо-налево, бабло. Все думали он совсем ёбнутый. А он вор. Почти вор.
- А знаешь, по ходу, за что ему хребет сломали? Хуйнул стулом в замминистра МВД в Ташкенте. Прямо в кабинете у того. Он дерзкий, Бурят.
- Дерзкий блять .Ага. Срёт теперь под себя твой дерзкий. Нечего тут с него Робин Гуда лепить. Все крупные блатные - стукачи. Таков мой приговор.
- В золотой горшок он срёт, по ходу. При большом общаке ходит. И это ещё вопрос - стучит или не стучит Бурят. Он мужик упёртый.
- Короче Бурят сюда оттолкнулся на разборку. Сто пудов. Жди у блатных революцию. А заточки – это они ему вместо цветов приготовили. Для тёплой встречи. Или проводов. Будет великая грызня, об чё спорим?
- Я считаю, Дядю надо курсовать !
- Думаю уже успели курсануть без нас. Наше дело маленькое – промка.
- Ага, промка, бляха. А ночевать теперь тоже на промке? Ночевать то туда – в логово самое пойдём. Спаси и сохрани Господи меня грешного. Что теперь будет?
- К Дяде надо нырять по любому. Пусть инструкции даёт. Нездоровая это все хуйня. Он и дежурит сегодня как раз. Загуляем по отбою. Все узнаем из первых рук.
***


...Сегодня я буду говорить с тобой. Господи, боже мой, Вероника, я так безумно скучаю. Прошла целая вечность. Я за это время прожил огромную суетную и бессмысленную жизнь. Бессмысленную и бестолковую. В моей жизни без тебя нет, и не может быть никакого смысла. Никакого света. Никакой радости. Никакой надежды. Вероника, я люблю тебя, девочка!
Апатия и усталость это всё что у меня сейчас есть. Даже боятся ментов, я уже устал. Жизнь в бегах - жалкая копия нормальной жизни. А наш сегодняшний разговор вернёт мне все, что я одним махом сломал и теперь вот никак не могу собрать.
Ровно в двенадцать я наберу Юлькин номер, и ты возьмёшь трубку. И я снова услышу твой серебристый голос. Голос, который напоит меня жизнью и выведет из этой жутких сумерек...

- Алло! Алло! Юля? Где она, Юля, она у тебя? Что там происходит у вас?! Ты слышишь меня? Алло? Дай перезвоню, а?
- Не ори ты так. Сейчас. Сейчас позову.
- Алло?
Голос у неё теперь какой-то холодный. Мёртвый и безрадостный голос.
- Любимая как ты? Я люблю тебя, я так люблю тебя, слышишь? Я тебя люблю, Вероника Валентиновна.
- Я была в тюрьме... в тюрьме...
- Ну, прости меня, разве же я ...
- Я сидела в ТЮРЬМЕ понимаешь?
- Ну, прости... пожалуйста. Если можешь... Я...виноват...
- Зачем ты это сделал?
- Зачем? Как это зачем? Я хотел... Ну ты же знаешь! Я хотел, чтоб мы вместе, чтоб мы в Москве... Ты же знаешь всё, Вероника!!!
- Разве может получиться из дурного что-то хорошее? Трудно было посоветоваться со мной? Раз ради меня, говоришь, делал?
- Это все так быстро произошло, Веронича, прости. Прости. Я хотел – как лучше... Хотел сюрприз тебе сделать...
- Сюрприз тебе точно удался, не сомневайся...
- Вероника приезжай ко мне, пожалуйста! Приезжай, девочка! Мы снимем квартиру, и все будет так классно! Вместе станем жить. В самой Москве. Ты и я. Приезжай радость моя!
- Я не могу приехать.
- Да почему же? Ты не любишь меня? Сомневаешься? Думаешь не смогу о тебе позаботиться?
- Не в этом дело.
- А в чем тогда дело? В ЧЕМ ДЕЛО ТОГДА!!! Уффф. Я тут тоже на нервах немного, извини. Болел я. Только-только вот в себя прихожу. Прости. Не сдержался...
- Ничего
Голос у Вероники совсем тусклый.
- Ну, так ты приедешь? Да или нет?
- Нет
- Хорошо. Ладно. Не приезжай. Как хочешь. Твоё дело. Проживу и так.
- Знаешь, Нафик Мустафоич сказал, если ты все вернёшь и сдашься сам, тебе ничего не будет. Может и правда вернуть деньги?
- Вероника, неужели ты, взрослый человек, с почти законченным высшим образованием, неужели ты веришь в этот бред? И потом – возвращать уже практически ничего. Много непредвиденных расходов в последнее время.
- Насчёт высшего образования – давай я институт закончу сперва, и сразу к тебе перееду. Как раз и утихнет все.

- Да я здесь два диплома тебе куплю! А хочешь и все три! Кому он здесь нужен – диплом ташкентского иняза!! Ты мне сейчас необходима! Сейчас, понимаешь? Мне плохо одному. Мне страшно. Я хочу быть с тобой. Приезжай, а? Ты мне так нужна!
- Мои родители запретили мне с тобой общаться.
- Ну, знаешь... Ну, запретили... И что? Я бы тоже запретил на их месте. Ты – то у меня лучше, чем они! Ты-то любишь меня! Ведь любишь? Скажи – любишь?
- Люблю. Очень люблю. Правда. Только они подписку с меня взяли. О невыезде. Меня опять посадят, если из Ташкента уеду. Нельзя мне ехать.

- Ну, тогда я приеду к тебе сам! Завтра же и прилечу! Я хочу тебя!
- С ума не сходи. Заляг там на дно и жди. Я приеду, я честно приеду...
Вероника вдруг расплакалась. Мне так жаль её, себя. И так тошно вдруг от этого становится, что я сам вот-вот расплачусь
- Ну, успокойся, малышенька, ну, успокойся, пожалуйста, ты разбиваешь мне сердце, ну, ну, не плачь, а?
- Слушай, ты хоть волосы там покрась, слышишь? Они ищут тебя! Они сильно тебя ищут.
- Волосы покрасить? Мне? Ой, блин... Вот же вляпались мы с тобой...
До меня только начинает доходить глубина пропасти в которую я лечу.

- Дурак ты у меня. Хоть и добрый, но глупенький такой.
- Дурак и есть, Вероника.
- Я тебе денег отправлю, хорошо?
- Нет. И не думай даже. По-моему за мной следят. Потом. В другой раз. Тебе нужнее сейчас. Вдруг работу не сразу найдёшь.
- В какой ещё другой раз?
- Не знаю...в другой... Тебе сейчас нужней. Ты береги себя, слышишь? Будь осторожен.
- Как я тебя найду?
- Звони сюда раз в две недели. В это же время, по средам. Я буду здесь, если все хорошо. Только звони с автомата. И будь осторожен.
***


Привёзший в Пап Бурята спецэтап оказался сюрпризом не только для нашего клуба стукачей.
Ещё больше удивился заместитель начальника колонии по режимно-оперативной работе майор Имомов Туйчи Юсупович. Как же это такое могло произойти без его высочайшего ведома? Кто это разыгрался у него за спиной.
Звонки в районный, областной и даже столичный ГУИН ни к чему не привели. Таинственное распоряжение этапировать криминального авторитета по кличке "Бурят" в КИН 64/32 оставалось неприятной загадкой.

Туйчи вызвал положенца зоны, известного в Папе как Сеты-ага в свой августейший кабинет. Совместная планёрка мента и положенца длилась два долгих часа.
Решение пронеслось по всей зоне, внимательно следящей за главным политическим событием недели, - "Бурята в зону не выпускать". Вот так. Судя по всему, папская братва не особенно обрадовалась визиту дерзкого авторитета. Незваный гость хуже татарина, хоть и бурят.
Держать, не выпуская, в карантине и выдворить в Андижанскую тюрьму следующим же этапом, постановили Положенец и мент. Вам нужны великие потрясения, а нам нужна стабильность. Всё, всё заткнулись быстро все и разошлись
Зона всколыхнулась. Как огромный дремлющий мамонт. Многие вздохнули с сожалением. Многие - с огромным облегчением. Но вздохнули абсолютно все. И тема разговоров у всех, от пашущих запретку петухов, до придворного окружения Положенца была одна – Бурят, Бурят, Бурят!

Глава 11
Варолбей
На упаковке с краской нарисована стилизованная блондинка с мокрыми, сексапильными волосами. По мнению фотографа - должна соответствовать моим эталонам женской красоты. А я, если честно, больше брюнеток люблю. Хотя сейчас и блондинкой бы закусил - уже месяц сижу на сухом пайке. Поэтому вижу на фотке не только её роскошную причёску, но и приоткрытую, как цветок лотоса, ждущую меня, нежную розовость её лона. Ещё немного - и начну дёргать себя руками "там, где нельзя".
А всего-то требуется просто покрасить волосы.
Намазал этой хренью голову и жду эффекта. Написано – сорок минут.
Читаю между делом "Из рук - в руки". Упорно ищу работу. Продолжаю искать. Русские не сдаются.
Вокруг мои ноги с урчанием трётся дымчатый котёнок – Багарь. От английского «bugger» - любимого словечка моего бывшего шефа, сэра Мартина. Усталого оксфорд-кембриджского джентльмена.
Украл сейф. Нестандартное решение принял преступник такой-то. Он не справился с замком, и похитил весь сейф целиком. Проводятся оперативно - розыскные мероприятия.
Нет, я не медвежатник. Я мамонт какой-то. Охуевший мамонт, укравший целый сейф.

Правда, поосле делёжки с самарскими ментами, следователем Нафиком, загребущей администрацией Савоя, у меня осталось только, чтобы снять на пять месяцев маленькую хрущобу на Пятой Парковой улице первомайского района столицы. Здесь теперь мой дом. На Щелковском шоссе.
А Вероничка моя настояла, чтоб я завёл котёнка. Так вот с этим Багарем сейчас и живу. Она сказала, если с Багарьком всё будет хорошо, значит и у нас с ней все получится. Как сын он у нас, понимаешь?

Так что трясусь сейчас с этим маленьким пидором как с собственным сыном. Очень хочу, чтобы все получилось у нас с ней классно. Очень хочу. И очень скучаю. Наши отношения лишённые физической близости и с крайне редкими короткими телефонными контактами становятся для меня всем. Это моя мания, моё раздвоение, я живу с ней внутри узкой черепной коробки.

Вероника.
Она теперь для меня то, чем был Ленин для рабочих и крестьян. Моя жизнь. Все посвящаю ей. Все делаю для неё. Не хочу утром рано вставать, переться на очередное идиотское интервью – "Ради Вероники!" - тут же вскакиваю. Охота лишнюю сигарету выкурить (я бросаю) – не буду курить! Ради тебя, Вероника. Всё ради тебя! Она всегда вдохновляет меня на подвиг.
Сейчас такой подвиг – это покраска волос. Насколько сильно я стану смахивать на пидора, став блондином?
Забыл я тогда что вся "контрабанда и краски для волос делаются в Одессе, на Малой Арнаутской улице". Пошёл смотреть на результат в зеркало. И понял сразу, что людей толкает на скользкий путь суицида.
Блять – ну я же должен был блондином стать! Что же это за цвет!! Мамочка моя родная! Что же делать-то теперь?
Таких блондинов надо в цирк. Олег Попов наверно этой же краской красится.
Медно-рыжий клоунский цвет. Неестественный как сама педерастия. Да ещё мои брови черные. Забыл про брови. Пиздец. Гнойный Гомес.
Мамуля родная не узнает сейчас. Как бы за жопу кто в метро теперь не уцепился!
Может сбрить все на хрен? А вдруг ещё хуже станет! Завтра в двух местах интервью. На Площади Революции и на Юго-Западной. Увидят лысую башку с торчащими лопухами, сразу на дверь и укажут. В одном месте не приняли потому что не встал на воинский учёт. Плевать, что вы во всесоюзном розыске, главное в военкомате вовремя отмечаться.
Быть мне теперь рыжим, как антошка. Миру предстал новый я. С огромным элементом стрёма.
Думаю, именно из-за этого жестоко апельсинового цвета волос мне ни разу никто не перезвонил. Хотя во имя Вероники я посетил интервью в шестнадцати местах. Всего за двадцать дней.
***


В соответствии с Правилами внутреннего распорядка каждую ночь в зоне дежурит "ответственный" из состава старших офицеров колонии. Он типа ночной Хозяин. Один день "ответственный" - это зам по РОР, другой – зам по строительству, третий нач режима, замполит, директор промки. Козырные валеты, превращаются на ночь в королей.
Сегодня ночной король - Дядя. Значит можно спокойно включить телевизор после отбоя - пусть весь барак смотрит под его протекцией, нажраться водки без страха запала или просто лазить по всей зоне после отбоя. Никто не тронет. Если и хлопнут за что – отпустят через пять минут.
Но нам сегодня не до развлечений. У нашей троицы сегодня план – выпытать из Худого комментарий на происходящую политику. Выпытать любой ценой.
Мы все живём в разных бараках – Булка в самом низу, рядом с положенцами, в двенадцатом. Я повыше – в девятнадцатом, это тот, что граничит с библиотекой, а Биби-ханум в хозобслуге. По соседству с петушиной империей Алишера.

Административная зона отделена от жилой узким перешейком. Чтобы легко можно было отсечь админ от остальной зоны в случае бунта или ещё каких нежелательных событий.
Именно в этом перешейке нас останавливают и надзоры. Дальше идти нельзя. В изоляторе случилось ЧП. Наши наезды на прапоров безуспешны. Видимо, случилось что-то действительно серьёзное.
Очень любопытно узнать, что за ЧП, но надзоры не хотят говорить даже за бабки. Может и сами толком не знают. В любом случае Дядя уже внутри ШИЗО и нас к нему не пустят. Наглухо занят, как говорят в тюрьме.
Да и настроение у него, думаю, уже обосрано. Не любит Худой ЧП в свою смену. Чёрта с два теперь вытянешь его на откровенность.
***


- Алло?
- Слушаю вас. О-о-о, а голос-то какой, аж мурашки по коже побежали. Приятно, когда будит ТАКОЙ голос. Последнее время - слышу только Веронику по телефону, но крайне редко
- Вас беспокоят из турецкой строительной фирмы Аларко Алсым Тиджарет Санаии Бла-Бла-Бла. Поздравляем Вас. Вы прошли отборочный тур интервью. Не могли бы вы подъехать к нам на окончательное интервью? Вы приходили на интервью в головной офис. А теперь надо подъехать непосредственно на площадку. Мы находимся в районе проспекта Вернадского. Вы знаете где - это.
- Хорошо, я там буду.
Через сорок минут сможете? Да? Я назначаю тогда.

Ни хрена себе, переться теперь на юго-запад, в другой конец Москвы.
Хотя за эдаким голосом можно попереться и на край света. Поеду хоть гляну на внешность обладательницы. Все равно делать нечего. Вы поймите - Вероника это моя жизнь. А обладательница голоса - может просто бутербродик на бегу.

Дорога заняла около часа. Приехал с опозданием. Чёрт. Надо было взять такси.
Это стройплощадка. Почище, конечно, чем нашенская, советская, но всё равно стройка есть стройка. А строят они какую-то мечеть! Представляете? В Москве тоже бум – мечети строить что-ли? Как в Ташкенте? Чертовщина. Маленькое "хэллоу" от магистра Воланда.
Сплошная грязища. Размытая и изъезженная глина. Чвак-чвак-чвак под ногами. Пиздец моим новеньким Экко. Восемдесят баксов за них выложил, чтоб тут глину месить. Жалко туфельки.
Эта сучечка по телефону теперь должна быть первой красавицей Москвы, иначе я её придушу шнуром от факса. Приехал на свою голову. Если возьмут на работу - стану ходить в охотничьих сапогах.

Вместо обладательницы нежного голоса я оказываюсь лицом к лицу с испуганным человечишкой по имени Варол-бей. Он типа какой-то там замзама. Варолбей очень смущён. Он часто приглаживает редеющие масляные волосы, и вообще ведёт себя так, будто это я беру его на работу.
Он робко задаёт мне вопросы, и довольно быстро выясняется, что по-английски я говорю гораздо лучше него. Он радостно жмёт мне руку, поздравляет с огромной честью свалившейся мне на голову и спешит от меня избавиться. Можно приступать прямо завтра.
Нет уж. Ну тебя, Варолбей, и турецкую строительную фирму, строящую в Москве мечеть. Алаху акбар!Эдак кататься через весь город и месить на стройплощадке грязь. Переводить на английский для людей, которые сами с трудом его понимают. Нет.
Пусть Варолбей поищет другого дурака. Уверен, есть ещё кандидаты.

Я уже твёрдо и окончательно постановил никогда туда не возвращаться, когда в первый раз в жизни увидел Ленку. Ту самую обладательницу утреннего нежного голоса, в котором слышался многообещающий размер груди. Она сидела в стеклянном аквариуме перед телефонной станцией Панасоник и хлопала на меня непропорционально огромными, маслинно-бездонными глазищами, от которых у меня перехватило дыхание и подпрыгнуло к горлу сердце. Опа-па! А здесь не так уж всё запущено.
Ладно, в конце концов, можно купить себе дешёвые резиновые сапоги.
***

По обыкновению своему, проспав до самого объявления на утренний развод, я рву со всех ног в нарядную. Нельзя опаздывать на развод. Из-за меня одного на работу может опоздать целый завод.
Застёгивая на ходу робу, вылетаю на плац, где происходит развод и немедленно охуеваю: весь плац заполнен сидящими ровными рядами на корточках людьми. Ментов не видно. Но сидят все так ровненько будто окружён плац тройным кольцом автоматчиков.
Узкий перешеек ведущий в админ – перегорожен неизвестно откуда взявшимся бетонным бордюром. Дорога в нарядную отрезана. Первая мысль: "Слава богу, перекличку не надо делать". Пока не понятно что происходит, но мне ясно одно – на развод я не опаздываю. Похоже, что его не будет совсем. Но есть и плохие новости. Канает что то странное, недоброе. Но однозначно любопытное и науке моей неизвестное.
Я люблю всякого рода беспорядки, бунты и восстания, поэтому с удовольствием падаю на корточки тут же.
Рядом со мной незнакомый мужик с биркой шестого отряда. Незамедлительно приступаю к интервью.

- А что за хрень тут канает, братка?
- Чо прогон братвинский не слыхал, что ли?
-Проспал я, а чо за прогон?
- От Бурята канает – всем мужикам собраться на плацу и отсечь штаб от зоны. Ментов в зону не пускать. Просто сидеть у них на дороге. Не драться, стекла не бить, ментов не трогать. Повод не давать. Сидеть. Пустить ментов на просчет и опять выдавить наверх. Ждать следующий прогон. В столовую на обед не ходить. Голодовка по зоне. до следующего прогона. Вот так!

Круто. Голодовка. Неподчинение. Обалденно! Этот Бурят по ходу последователь Ганди. Папское восстание сипаев. Если зыки просто будут сидеть и игнорируют обед в столовой, это ЧП. Большое ЧП. А если при этом они не буду штурмовать штаб, пиздить ментов и резать друг друга и давать себя посчитать – у администрации не будет оснований вызывать спецназ.
Продуманный ход. Хотя и рисковый. Хотя Буряту-то что, срочище огромный, здоровье менты отняли, что ему терять?
Интересно, кто вот его прогоны из ШИЗО таскает, и как это наша братва пошла у него на поводу? Вопрос. Много вопросов.
И вся хуйня в Дядину смену. Как назло. Теперь у него наверняка будут неприятности. И связи с Дядей нет! Что делать нам? Может стоит спровоцировать столкновение с ментами? Хуйнуть булыган в окна штаба? А как же без санкции?
Связь. Нужна срочная связь.
В админ хуй прорвёшься. Через бетон можно и перепрыгнуть, но у входа на перешеек стоят блатные "васьки", именно для встречи таких деятелей, как я. В штаб пройти можно только по запретке. Её васькам под контроль не взять, добро надо от Бурята, солдаты начнут орать с вышек, а повода давать сейчас нельзя.

- Ты чего тут расселся, ебун тухлый?
Поднимаю взгляд вверх. Надо мной Булка с Бибиком.
- Эй, здесь такое творится! Прикол! Садитесь, расскажу.
- Ебанашка, какое "садитесь" валим быстрей отсюда!
Булка шуршит мне прямо в ухо.
- Сейчас кто-нибудь из них скажет "фас" и это толпа раздерёт тебя на кусочки. Дадут прогон "режь сук" - и вперёд! Баран! Валим отсюда быстрее!
Я впервые слышу у Булки такие перепуганные интонации и немедленно подчиняюсь. Он прав – я сижу не по ту сторону баррикад. Выбор-то мной сделан давно, а коней на переправе не меняют. А что нам в этой ситуации делать – идти защищать штаб? Тоже бред.
- Куда идём-то хоть?
- На стройку, куда ещё! Оттуда все видно. Подумаем там, в тишине.

В самом низу жилой строят новый двухэтажный барак. Строят очень давно и мучительно долго. Думаю, закончат не скоро. Может и никогда. Хозяину ведь тоже надо бабло на что-то списывать.
Мы залезаем на крышу будущего барака и втягиваем за собой шаткую, обляпанную извёсткой лестницу.
Здесь же, на крыше, высыпана куча тяжёленьких серых шлакоблоков. Если за нами полезут, будет, чем встретить самых шустрых борцов за идею. Голыми руками им нас не взять. Хуярить шлакоблоки в бошки поднимающимся – одно удовольствие.
Крыша превращается в Брестскую крепость. Последний плацдарм стукачей.
Хозяйственный Бибик прихватил с собой целый кешир со жратвой и уже соображает из чего сделать стол для пикника на крыше.
***



В Ташкенте меня достал начавший вдруг доминировать совсем не слышный ранее узбекский язык. В Ташкенте меня пугали растущие как грибы новые мечети.
Я бежал в Москву, чтобы с турками, говорящими на однокоренном с
узбеками языке, строить резиденцию иранского посла в Москве. С персональной мечетью, где он бы мог бить Аллаху поклоны. Стоило ли попадать в розыск за этот сомнительный обмен? В Ташкенте у меня хотя бы была любимая. А это необходимо и для души и для тела.
Ирония судьбы. Куда мне бежать теперь? На луну? А может не выёбываться уже и принять ислам? Познать суфийские мудрости. Типа:
"Как не вспомнить по этому поводу чистейшего в мыслях Фариса-ибн-Хаттаба из Герата, который сказал: “Малого не хватает людям на земле, чтобы достичь благоденствия, - доверия душ друг к другу, но эта наука не доступна для низменных душ, закон которых - своекорыстие”. Тоже вроде прикольно. Моя беда в том, что я ассоциирую мусульманство с мордой рыжего узбека альбиноса, отобравшего у меня всё. И я уже выстрелил в эту рожу - обратной дороги нет. Коней на переправе не меняют.

Все попытки познакомится с Ленкой поближе с треском обламываются. У неё серьёзный роман с архитектором здания иранского посольства по имени Энгин-бей. Энгин-бей очень похож на Джона Леннона в молодости. И внешне и внутренне. От него исходит хиппанский свет. Он совершенно особый человек и я ему не конкурент. Ленка безумно его любит. Но у них разница в возрасте. Поэтому её тянет и ко мне - есть вещи, которые я понимаю лучше гениального архитектора из Анкары. Мы нежно и немного опасно дружим.

Ну и хорошо. А то чуть было не изменил моей Веронике. Хотя я думаю достаточно изменить нашим любимым в мозгах. Мелькнула хоть раз серьёзная мысль об измене, даже без последствий, считайте уже изменили. Или я не прав?
А ждать мне Веронику,видимо ещё целый год. Если не больше. Эх. Любить меня не закончив иняза, она не согласна.

Большая радость на новой работе – бесплатный завтрак и обед. Бесподобная турецкая кухня. Кофе они тоже прикольно вываривают.
Турецкого Повара зовут Шабан. Звонкое имя. Колоритная внешность - эдакий сельджук в потёртых ливайсах.
При виде меня Шабан кланяется. Это потому что я – Бей. А он нет.
Я работаю в офисе. Значит бей. Имею право пользоваться бейской столовой. А не сидеть с простыми строителями.
Молодой подающий надежды бей из офиса. Мои начатки узбекского в дополнение к сносному английскому обеспечивают быстрый карьерный рост. Мустафа-бей, главный менеджер проекта, берет теперь на переговоры только меня. Хотя нас в отделе переводов - трое. Это не считая Ленки.

День на работе проходит быстро. Перевода по уши, а когда его нет, можно потихоньку наблюдать за Ленчиком, мы с ней в одном аквариуме теперь, и она необычайно сильно радует глаз. Мне кажется, она давно заметила, КАК нагло я на неё иногда таращусь.
Хотя боюсь из-за моих крашеных волос, она может подумать, что я пидорэс. Все равно немного надеюсь. А вдруг! Надеяться надо всегда. Тут читал на днях в метро статью о Горбачёве. И ему тоже Раиса Максимовна долго не хотела давать. А он ей тогда записку написал на латыни. Эдакой, знаете ли, поклонник Горация оказался, Михал Сергеич, дум спиро - сперо, мол, пока дышу, надеюсь. Ну, она и растаяла. Некоторые клюют на латынь. Некоторые на новые колготки. Я давно за ними наблюдаю.

Время на работе из-за близости Ленки летит. Скучновато становится бесконечными вечерами.
Приезжаю домой. Жру жареную картошку с кетчупом Анкл Бэнц, укуриваюсь дурью, и, включив, Европу Плюс, телевизора у меня нет, тяну из пивного бокала "отвёртку" из столичной. Обычно один медленно выпитый коктейль и пятка дурьки отправляют меня спать.
Я сплю тяжёлым, по свинцовому серым сном. Зато и кошмары не снятся. И что самое удивительное - и совесть за содеяное совсем не мучает. Только страх перед тюрьмой. Холодный и бездонный.
Дурь в Москве, кстати, помогла отыскать Ленка. Именно она направила меня под памятник известному русскому литератору, тому, что презрительно и немного грустно поглядывает на первый русский макдоналдс через дорогу.
Торговлю анашей в Москве, как выяснялось, осеняет Александр Сергеич Пушкин:
Успех нас первый окрылил;
Старик Державин нас заметил
И, в гроб сходя, благословил.
А под памятником великому предку, гнездится страна глухих. Анаша в этой стране бесподобная, а торговцы совсем не болтливы. Правда, оживлённо жестикулярны. Никогда не видел столько глухонемых одновременно как у ног веками неисправимого озорника Пушкина.

А каждое воскресенье я иду в кино. Один. Что тут поделаешь? Зато в Москве вот...
На дорогу всегда укуриваюсь. Дрянь у пушкинских глухонемых классная, поэтому мне кажется, на меня укоризненно смотрит весь вагон метро. А люди на эскалаторе даже оборачиваются и громко шепчут мне вслед : "Смотрите, смотрите, как же плотно он прётся!"
***


Ночью в Дядину смену в камере штрафного изолятора, Бурят проглотил сапожный гвоздь.
Дядя вынужден был перевести его в санчасть. Как же иначе? Гвоздь - это закуска не особенно совместимая с нормальной жизнедеятельностью. Пусть даже такого опасного и никчёмного члена общества.Выпустил его Дядя в санчасть.
А через полчаса Бурята уже с почётом катили на его таратайке к Положенцу. Милостивейшему Сеты-ага.
Так начался самый массовый в истории папаской зоны бунт.
Толпа мужиков, по команде Бурята намертво отсекла штаб от зоны.
Васьки преградили вход в столовую – чтоб никто не соблазнился и не сорвал политическую голодовку.
Ментов запустили в зону только на просчёт. Чтобы не давать повода. Думаю, прапорам самим особенно то и не хотелось спускаться в те дни в зону.
Она радостно гудела как высоковольтный провод. Народ любит бунтануть время от времени. Особенно наш народ - с первого класса в школе учат о том, как прекрасна Революция.
Со всех сторон нашу крышу обдувает капризный степной ветер. Но он может действовать на нервы только на воле. В зоне ты понимаешь, что порывистый своенравный степной ветерок - это поэтическая ипостась свободы.
Бибиков разливает по кружкам портвейн Чашма.
"Мы как три мушкетёра, пацаны. Кругом война, стрельба, а мы спокойно завтракаем в Ла Рошели."
Вот ведь не знал, что Бибик знаком с творчеством Дюма-отца. Нашел блять "Ла Рошель" в наманганской области. Ебанашка. Я в детском саду играл в мушкетёров в последний раз. Теперь будем ждать, пока не придут гвардейцы кардинала и не пустят нас по кругу.
Глотнув вина и стянув с ног свои сапоги, память-о-родео-в-монтевидео, Булка тоже вступает в разговор. Видимо они что-то курнули у меня за спиной. Оба в каком-то около литературном настрое:
- Знаешь, а я дочитал Мастера. Булгакова. Вчера вечером закончил. Перед всей этой хуйнёй.
- И как? Вставило?
- Нуу. Как сказать... Нормально. Прикольно. Местами.
- А что тебе понравилось больше всего?
- Конечно же этот, Воланд грёбаный, что же ещё? Там местами муть какая-то про Пилата, дурку, ваще хрень.
- Какого ещё пилота? Что за книжка-та? - Бибик жарит пайку хлеба, воткнув в неё прут, тут же, на костре. Ну, неисправимый кулинар.
- Про Булгакова слыхала, бабуля?
- А ты, Олежка, я тебе так скажу. Ты, брат, пирог по краям объел, а серёдку-то, серёдку-то и выбросил. Про Пилата, про психбольницу не стал читать? Скучно? Понимаешь, Булка, так всю жизнь можно прожить и жрать одну манную кашу. И ничего, знаешь, живут. И желудок у них хорошо работает и сон нормальный. Но так за всю жизнь и не попробуют хорошего бифштекса с кровью. А знаешь, чтобы сделать королевский бифштекс, с целой коровы малюсенький кусок мяса выходит. И надо поработать зубами немного, что его прочувствовать. Это ведь не манка.
"Прикольно" написал а?
Он писал этот роман семь лет. Семь лет, понимаешь? В это время весь его мир вокруг обрушивался. Все его пьесы, что играли и в Москве и в Питере и в Киеве, всё запретили. Ни один рассказ не издавали. Элементарных денег не было. Жрать купить. Перечитай, как он меню ресторана Массолитского описывает - Москва и москвичи отдыхают. Слюнки текут это читать. А задуматься - так ведь он голодный может, сидел, когда писал строчки эти самые. Его в угол загнали. Он тогда самому Сталину письмо написал - или работу дайте или отпустите за бугор. Сталин помог во МХАТ пристроиться, да вот только его пьес играть так и не разрешил. Вот в жизни как бывает. Сталин. Да. Говорят - восточный деспот, сын грузинского сапожника. А он возьми-ка - то Пастернака тряханёт, то Горького, то Пильняка или Мейерхольда какого. Сапожник, а вот понимал какая власть у писателя над массами-то.
- Да какая там власть? Это же каким ебанутым надо быть - семь лет одну книжку писать?
- Действительно, Бибик, каким надо быть ебанутым. И не только что семь лет писал. Он писал о Христе, Пилате и Воланде. Писал в стране, где признать себя верующим было бы как встать на братвинском сходняке и признаться, что стучишь в оперчасть. Не поймёт ведь никто. Или писать про жизнь евреев, когда живёшь в гитлеровской Германии. Он писал Мастера и Маргариту семь долгих, тяжёлых лет, наполненных болью от пощёчин критиков, которые написали около четырёхсот разгромных статей о его творчестве и только три хвалебные. Там место есть в книге, где Мастер говорит, "Эх жаль трамваем зарезало Берлиоза, а не критика Латунского". Мастер пишет, размазывая по бумаге своё сердце. А потом приходит критик Латунский, который всё на свете знает, и говорит, э брат, да у тебя в пятой строчке сверху дательный падеж вместо родительного. Нехорошо, стараться надо. Работать над собой.
А потом довольный своим вкладом, идёт жрать биточки и стерлядь в ресторан дома литераторов. Он ведь тоже, бляха, литератор, Латунский-то.
Вот так, Бибик, на редкость надо быть ебанутым, чтобы писать семь лет книгу, которую только что и сможешь это прочесть в узком кругу друзей, а потом в стол её, на долгие годы.
Мастера и Маргариту издали в первый раз через двадцать лет после смерти Булгакова. А он семь лет писал её несмотря не на что. Конечно же, он не был нормальным человеком. Но знаешь, я бы все отдал, чтобы таким вот ебанутым быть, как он.
Да он и сам понимал, что не такой, как большинство. А это уже отклонение. Хочешь, ни хочешь. А бывает отклонение или в сторону гениальности или в сторону шизофрении. И вот писатель пишет и колеблется вечно между этой гранью - психушкой или славой. Психушкой, пьянкой с наркотой или вечностью. И понимает что балансирует, и боится в темноту упасть. Вот тут то и нужна Мастеру его Маргарита, чтобы каждый день читала его странички, целовала и говорила: "Ах как же чудесно ты пишешь! Продолжай в том же духе!" Вот где поддержка. А может попасть женщина вот как ты, Биби: " хули пишешь, все равно не издают, пошёл бы дворником что-ли пока устроился."
Я так возбудился, что вскочив на ноги начал бегать перед Бибиком и Булкой.
- А Пилат! Ведь он же почти все сделал, чтобы спасти Га-ноцри. Государственного преступника сказавшего: "- что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдёт в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть."
И это человеку, который власти самой был воплощением. Как вот Бурят этот, швырнул в министра стулом у того же в кабинете, а? Дух надо иметь! Чтобы под власть не прогнуться.
А вот не пошёл до конца Пилат. То ли за себя убоялся, то ли за державу Римскую и её интересы стоял горой, а прогнулся в тяжёлый момент. Как и я прогнулся, и ты, Олежка, и Бибиков, когда подписки разным дядям давали. Так то. У всех вон теперь праздник, революция, а мы тут, блин, как три мушкетёра гасимся. В белом плаще с кровавым подбоем...
Вот тебе, друг, Мастер и Маргарита. Книжка-то и про нас и про всех, оказывается.
Вот моя Вероника...
- Да заел ты уже Вероникой своей. Вон смотри - Сеты-ага понесли. Сейчас из него самого веронику будут делать или маргариту.
Мы замираем на крыше и наблюдаем, как толпа человек из пятнадцати выволокла из серединского барака самого Сеты-ага, и быстро тащит его на середину плаца на поднятых вверх руках. Это напоминает мусульманские похороны. Вроде нельзя глумиться, но не сдержусь - по шариату покойного надо захоронить до заката солнца. Поэтому иногда это выглядит приблизительного так: родственники поднимают носилки с прахом и во всю прыть устремляются на кладбище бегом. Как спринтеры.
Именно так и выволокли на плац сейчас папского положенца. Того самого при котором стали говорить про папскую зону - "Пап как галоши, снаружи чёрный, а внутри красный". И вынесли те же люди, что и лизали ему пятки пару дней назад.
В толпе вдруг кто-то кричит: "Ааллаху акбар" и вот Сеты уже пинает сейчас на плацу добрая половина зоны. Положенец мешком валяется у них в ногах и пытается закрыть жирное лицо.
Неподалёку в инвалидной коляске сидит и курит Пэлл Мэлл Бурят.
Изрядно попинав экс-положенца папской зоны, толпа волоком тащит его и швыряет к ногам нового царя.
Бурят поднимает за волосы окровавленную башку Сеты-ага, и, достав из нагрудного кармана лезвие, быстро проводит им через всю рожу положенца.
Блядский шрам. Теперь у Сеты на всю жизнь останется малява на морде "Я сука".
Теперь "не ему" канать по жизни.
В зоне устанавливается настоящий воровской ход. Бурят меняет всех барачных и восстанавливает в правах, всех репрессированных режимом Сеты блатных. Зона выдвигает четыре основных требования – включать в бане на жилой горячую воду на каждый день, сделать субботу выходным днём, позволить братве заходить в изолятор и запретить зам по РОРу Имомову входить в зону. Совсем. Вот так. А иначе – голодовка.
Нетронутую баланду вывозят из зоны на тракторе. То-то будет праздник у ментовских коров и барашков.
На роже шеф-повара промзоны написан испуг. Если так исхуячили положенца, то нам, скорее всего совсем уже крышка.
Пощады ждать не приходится. Все что у нас есть это ещё одна бутылка портвейна, сигареты, пара бибиковских сэндвичей и куча шлакоблоков. Вполне можно разгуляться. Сутки - двое продержимся.


Школа стукачей
Глава 12
Пьеро
У ветерана системы Булки своя теория. Смелая. Но имеющая право на жизнь.
Он считает, что раз все разыгралось в дядину смену, и что главное серьёзное требование – убрать замнача Туйчи Имомова очень на руку только одному человеку, Худому, то это все и есть его рук дело.
Прибытие Бурята, заточки, глотание гвоздей, падение проимомовского положенца, наконец, требование убрать самого Туйчишку, все как-то происходит под дядиным контролем и в его же пользу.

- Ну, посудите теперь сами! Как он ваще с крытого на усиленый режим заехал? Почему он гвоздь именно в Косымову смену сожрал? Соскочил технично из карантина в санчасть. Глотал ли он что, вот вопрос. А как ему дали с санчасти в зону уйти? Он ведь не может, как ниндзя по крышам скакать! С почётом спустился, как подобает.
Дядя его выпустил в зону. Конечно же, Дядя. Красиво. А зачем? Так он его руками хуй к носу всей имомовской братве преподнёс. Всех ведь ёбнули – начиная с Сеты и включая некоторых барачных. А теперь в Ташкенте скажут, что это там у них за заместитель по режимно-оперативной, если его самого, голубчика в зону не пускают. И нахуй он там такой нужен, спрашивается?

- Да, сейчас закончат друг с другом и до нас доберутся. Как пить дать.
- Не ссы, Бибик. Посмотрим ещё. Пусть приходят. Первой десятке черепки покрошим, может очнуться сразу. Меня другое волнует - раз они требование выдвинули – не пускать в зону Имомова, значит это операция нашего отдела. И какая же блять красивая операция.
Кто единственный подходящий кандидат на должность нового замнача? А? Толстожопый начальник режима Турсунов? Хуюшки! Дядя! Вот единственный и неповторимый кандидат! Вот это я понимаю, оборот! Какой же он у нас крутой, даром что Худой, как Феликс!
- Бляха вот же мы подзажгём если Худой станет зам по РОРом! Не по-детски!
- Ага – положенцем он тебя сразу поставит, у тебя и лепень шёлковый!
Как ходили, так и будем ходить. Все равно в жилой будет рулить братва. Зона останется чёрной. Геополитика, сука. А разведчики, они до самой смерти даже ордена открыто носить не могут, так-то.
-Одного я, мужики, понять не могу – как Бурят тогда подписался с Дядей в тандеме все это замутить? Он замминистра нахуй послал, а тут вдруг с наманганским начопер части вась-вась. Ведь не стукач Бурят, железобетонно не стукач.
- Вот тут уже “хуй его знает" Может поблажки какие для мужичья выбьет через это. А может и н нему Худой ключик подобрал, талант он у нас, талант!
Мы долго обсуждаем эту тему и смотрим вниз.
В зоне бушует настоящая революция. Народ ликует. В очередной раз большинство верит, что от перемены власти изменится и улучшится их жизнь. Гуще станет баланда. Обходительней менты. Справедливей братва. Теперь все будет иначе. Бедные люди. Всё будет, как и было тысячу лет назад. Поменяется только царь. Вашими руками опять кто-то ловко тянет из огня каштаны.
На работу никого не выпустили. Понятное дело. Выскочить с промки в миллион раз легче, чем из жилой. Поэтому там контингент проверенный работает. Каждый месяц бригадир подаёт списки, а я заверяю в оперчасти. В этот момент я могу брякнуть одно только слово - и человек останется в жилой до дня своего освобождения. Прошли годы, пока я полностью оценил силу Бектазава наследства.
Братва между тем раздает ведрами чифир. Дешевый грузинский чай плавает в черных водоворотах папской цусимы. Анашу тоже раздавали уже пару раз. По пятачку на троих. Мечты всего прогрессивного человечества сбылись. Все прутся. Великая революция, о которой так долго говорили большевики.
Теперь заживём!
Всеобщая голодовка продолжается уже сутки. Однако Бурят смягчился под вечер – можно есть, но только не "хозяйскую" пищу. Запасы, консервы, сухари. Всё канает, кроме баланды. И чифир. Чифир. Чифир. Шампанское папской революции.
***



Звоню каждые две недели. Как договорились. Последние пару дней уже считаю по часам. Жду этого разговора, готовлюсь к нему. Репитирую даже перед зеркалом. Будто не по телефону станем говорить, а встретимся.
Все время про себя разговариваю с тобой.
Хвастаюсь. Жалуюсь. Скучаю. Очень скучаю. Иногда, да какой там иногда, каждую секунду я хочу говорить с тобой. Мне так одиноко без тебя. Кажется, только твоё присутствие поставит всё на положенные места.
Иногда мелькает мысль о чем-то очень-очень важном и мне приходится её записывать, чтобы не забыть до следующего "сеанса связи". Донести до тебя, Вероника.
Мы говорим по два, два с половиной иногда часа. Трубка телефона делается горячей, скользкой.
Хрящ правого уха тоже размякает, и ухо превращается в тряпку. Нет ничего прекраснее общения между мужчиной и женщиной, если есть притяжение и любовь. С этим может сравниться разве только танец. Как говорят : It takes two to tango. Для танго – нужна пара. Без этой пары нельзя никак. Даже самый высочайший уровень самодостаточности несёт в себе разрушительную тоску о партнёре.

Долгие телефонные разговоры.
Как и виртуальные романы наших с вами дней, они могут быть очень горячи. Они могут кипеть. Они могут бурлить вулканом. Взрывом эмоциональных потрясений.
Вся беда в том, что ни вулкан, ни кипение страсти, ни эмоциональные американские горки не могут длиться вечно. Особенно если между вами расстояния в тысячи километров провода.
Когда ты на пике тебе кажется – это навсегда. Это в вечности. Это и есть жизнь.
Но с годами, покипев эдак не раз до крайней точки, до сбрасывания крышки бурливым неугомонным потоком, постигаешь – это всего лишь короткие моменты. Очень короткие. Ничтожно короткие. И надо полностью им отдаваться – потому что скоро все пройдёт. Потому что это – доли долей секунды. Останется только лёгкой накипью немного горькая ностальгия... Ностальгия по прошлому которое не вернуть не за какие деньги.
Наша любовь, такая горячая, когда за любимую хочется грабить банки, стрелять из пистолета, скрываться от ментов, эта любовь тает у меня на глазах. Я вижу это и ни чего не могу сделать. Апатия работает как обезболивающее.
Мы разговариваем часа полтора. Потом час. Потом легко уменьшаемся в полчаса, как старые, добрые приятели. Когда-то родные. В другой жизни.
Можно сто тысяч раз повторить "ятебялюблю". Можно вздыхать и твердить "Я так скучаю". Это не реанимирует впадающего в кому чувства. И ты видишь это и ничего не можешь поделать. И лишний раз убеждаешься какое дерьмо этот дешевый киносеанс который мы смотрим из недр головы и называем размытым словом "жизнь".
И каждая попытка выскочить из кинозала или хотя бы поменять застрявший поперёк горла фильм, приводит только к боли, ломке, тюрьме и возврату в своё постылое неудобное кресло.

Я с ужасом наблюдаю, как рушится мой мир. Маленькая зацепка, придающая осмысленность всему, Вероника, женщина которой так приятно доставлять наслаждение, отдаляется от меня, оставив только пустоту и похмельную тупость.
Может быть плюнуть на все и лететь к ней обратно, в Ташкент? Я очень импульсивен. Лучше смерть - стоя, чем жизнь на коленях.
Импульс движет мной, когда бросаюсь с головой в роман с Вероникой. Импульс движет мной, когда впервые беру у Юры ханку. Импульс движет мной когда хуярю дробью в лицо тому рыжему животному с белёсыми глазами. Импульс движет мной, когда курочу жестяной сейф моего валютного босса.
Сейчас импульса почему-то нет... Перегорело всё.
Значит в Ташкент я не поеду...
Я уже изменил ей. Не физически, но мысленно. Я возжелал Ленку с работы. Это тоже заставляет меня презирать свою собственную суть. Гнилое и похотливое нутро... Теперь у меня нет ни Ленки, ни Вероники.
Нет и меня самого. Да, забыл сказать, денег тоже нихуя не осталось.
Я работаю на автопилоте потому что боюсь сдохнуть под забором в чужом, жёстком городе. Количество вечерних "отвёрток" растёт скачкообразными темпами.
Но с особенным ужасом я жду воскресения.
Какой жуткий день! Не хочется просыпаться. Я заставляю себе заснуть снова и снова, лишь украсть ещё кусочек от бесконечной воскресной пытки. В конце-концов или мочевой пузырь или тупая головная боль от пересыпа, заставляют меня вернуться в реальность. А этот паскудный Багарь тоже никак не приучится срать где положено. Сейчас накормлю его песком на завтрак. Хотя от этого станет гаже только мне самому...

Все прошлое воскресение я провёл в кинотеатре. Прятался в туалете под конец фильма, чтобы остаться халявно на следующий сеанс в другом зале.
Кино тот же наркотик. Замена постылой реальности. Просто печень не так разрушает, как опий с гидрой. А в остальном тоже самое.
Отвёртка, сон, кинофильмы... Вполне приличные способы забыться.
Но я знаю более превосходный способ. Вспоминаю о нём все чаще.
Мои вены давно зажили. Остались только несколько мелких белых шрамиков. И память о кайфе. Светлая, добрая память. Похоже, что вечная память. Старый друг – лучше новых двух.
Я совсем не помню ломку. Зато, я очень хорошо помню кайф. Я скучаю.
Иногда во сне я пережимаю привычно ногой мой локтевой сгиб, массирую вену и иступлено жахаю в неё иглой... Только вместо прихода я просыпаюсь.
И хочу сдохнуть всё сильнее.

Эти мои сны и тоска по игле - страшная тенденция. Тело уже привыкло жить без наркотика. А вот голова все время к нему возвращается. Надо чем-то занять голову. Чем?
Самое лучше – завести новый роман. Такой чтоб как гейзер лупил! А? Только вот с кем? Надо бы повнимательнее осмотреться вокруг.
Ну извини уж , Вероника... Обета безбрачия я тебе не давал. Покатился я по наклонной. Гуляй и ты, Вероника если уж станет невтерпёж. Только так чтоб я не узнал... Мысль о тебе под чьей-то волосатой грудью с небритыми подмышками и, почему-то татуировкой в виде якоря, унизительна...
***

У нас кончилась питьевая вода, и сорвиголова Булка решил сделать вылазку. Мы с Бибиковом благословляем его в дорогу матом.
Уже стемнело, и по зоне объявили отбой. Хотя в нынешние времена это пустая формальность.
У узбекского неба ночью блеск и цвет битума. Крыша тоже облита битумом.
Мы лежим на тёплой крыше и смотрим с Бибиком в битумное небо. Ночь черна. Ночь нежна.

- Ну значится откинулся он. Все путём. Едет домой. А ему кенты говорят – пиздец весь микрорайон твоей Ксюхе уже на клык дал.
- И чо?
- Ну чо-чо? Берет тот мужик бритву...
- Ну нахуй, валит её? Только откинулся и о по-новой? Пиздишь ты, сука.
- Ты слушай, заебал, берет он, значит, бритву и бреется нахуй.
- Хахаха! Джентыльмен, бля, какой! Бреется, а?
- Патухни мразь!
- Ну и чо, и чо?
- Бреется он короче.
- Пагоди, он ебало бреет или хуй?
- Ебало бреет, конечно!
- Дааа... Воспитание-с! Этого у твоего лирического героя не отнять!
- Какого ещё в пизду героя? Вообще не буду ничего рассказывать. Иди нахуй, гандон.
- Игорь, Игорёха, ну бля со скуки я. Просто сдохну, если не скажешь что он потом сделал? Принял ванну? Начистил до режущего глаза блеска туфли? Долго выбирал подходящий в тон галстук?
- Нихуя! Он взял эту пену от бритья, с волосками со всеми, ну, с щетиной своей короче, взял и намазал себе на хуй!
- АХХАХААХА – намазал на хуй пену с волосками, какой поворот сюжета, герой-извращенец! А потом он, наверное, долго дрочил и жёг до утра её письма?

- Намазал хуй пеной, да! Одел костюм. Купил цветов, ваксы – и к этой Ксюхе прямой канает! "Здравствуй любимая", мол.
- И чо?
- И ничо. Выебал её как врага народа. Так отхуярил, что она к утру ноги свести не могла. А через три дня её в больницу и положили. Вся пизда снутрях загноилась, пиздец прямо. Волосков он ей туда натолкал хуем.
- И чо?
- Вырезали у той шалавы все нутро. Вот так.
-Жуть какая, Бибик
***


Первый раз я увидел Пьерошку в метро. Она впорхнула на Бауманской. У всего вагона к тому времени был землисто - выцветающий цвет лица. Что поделаешь, солнышко московское, поздне-осеннее.
А у этой был шоколадный, студийный какой-то загар. Не особо естественный, но по сумасшедшему сексуальный. Шоколад. Космополитен.
"Если выйдет на Щёлковской, мне повезло. Если выйдет на Щёлковской, мне повезло".
Вышла. На Щёлковской. Только не в мою сторону. Все равно потопал следом. Что бы ей задвинуть эдакое? В голове только "А вы не знаете который час?"
- Девушка, девушка, простите ради бога!
Ускоряю шаг и невольно спотыкаюсь. Так трудно подобрать размер обуви без Вероники! Она про меня знает больше чем я сам.
- Слушаю.
Ноль эмоций. Взгляд холодный. Отрешённый. Смотрит сквозь меня.
- Девушка, а вы спешите?
Дальше-то что говорить?
- Спешу.
- Вы знаете, я не такой, кто пристаёт к девушкам на улице.
- А какой?
- Хороший. Я – хороший. Я тут живу неподалёку.
- Рада за вас.
- А вы не хотели бы...
-Нет. Я не хотела бы.
- Понимаете, я сам с юга приехал, из Ташкента.
- Это в Киргизии?
- Нет, что вы, это в Узбекистане.
- А какая разница?
- Да я думаю – никакой теперь уже.
- Ну вот – сами говорите что "никакой".
- А у меня дома одна вещица есть, такая травка особенная, может, слышали, настроение поднимает, если курнуть.
- Вы хотите угостить меня шмалью? Я не люблю шмаль. Шмаль любит Артур.
- Артур? Какой Артур.
- Мой жених. Я скоро замуж выхожу.
- Поздравляю
-Спасибо. А так я по чёрной торчу.
- Извините, не совсем понимаю московский сленг, по-чёрному торчите?
- Терьяк. Солома. Химка. Понимаете?
- Солома – маковая?
- А зачем же так орать? Как у вас с головой? Все в порядке?
- Нормально, шепчу, с головой! Вас мне бог послал!
- У меня есть жених. Он тоже так говорит.
- Давайте возьмём поскорее соломы, девушка. Я заплачу за дозу для вас!
- Заплатите? За меня? Клёво! А за Артура?
- И за Артура!! И за такси!! Куда нам ехать-то? Быстрее!
- А зачем на такси тратиться! Лучше возьмём побольше кубатуры! На Каширку нам. На метро и доедем. А вы случайно не из милиции?
- Разве, похоже?
- Не-а.
- Я из Ташкента. Не из милиции. Только не кому не говорите, там меня, как бы это сказать, потеряли. Помчались же. Помчались!
***



Булка вернулся с водой, чёрствым пайковым хлебом и новостями.
За прошедшие сутки наступление чёрных на всех фронтах.
Работают два "фонаря" на запретке. Не переставая.
Фонарь – это место, откуда и куда с воли - на волю перекидывают груза. Раньше работал только один фонарь - на промке. Сами понимаете под чьей опекой. Теперь движение попёрло на жилой.
Бурятские кенты с воли работают в зону килограммами. Не пап стал, а уже Амстердам какой-то.

Поменяли смотрящего за игрой, за столовой, за изолятором.Почти весь кабинет министров.
Бурят отказался от предложения стать положенцем. Хотя всем же ясно, что будущий положенец будет сильно с ним считаться. По всем вопросам внутренней и внешней политики.
Теперь новые этапы в зону больше не будут встречать ментовскими пиздюлями.
Имомов тоже так не вошел в зону. Говорят, его вызвали в ГУИН в Ташкент.
Вместо него обход по зоне, без сопровождения ментов(!) проделал Дядя.
Этот факт не может не радовать нас. Скорее всего, Худой уже "исполняет обязанности". Он у нас гений, дядя наш!
Худой уже официально встречался с Бурятом. Бурят отказался подниматься к штабу и Дядя беседовал с ним на плацу у девятого, в толпе мужиков. Спектакли, спектакли...Говорят, пошёл на все условия ради восстановления нормального режима в зоне. Предполагаю, он сам и утверждал список этих условий.

Почти все до единого богатенькие маслопупы пересиживают события в комнатах длительного свидания. Комната свиданий - имеет особый статус. Поражает тот факт, что все они зашли на свидание за сутки до бурятской революции. Откуда они могли узнать? Мой давнишний друг, библиотекарь Дильшод – тоже там.
Комнаты длительных свиданий отделены от зоны толстенным забором с колючей проволокой наверху. Они защищены потому что туда - на свидание входят гражданские. Гражданские не должны стать заложниками.
Комнаты длительных свиданий – место гораздо более комфортабельное, чтобы пересидеть бунт, чем наша продуваемая ветром крыша. Что поделать - богатых свои причуды.
Как же все-таки могло совпасть что маслокрады знали о бунте за сутки? Он был с режиссирован. Дядей. Сомнений почти никаких.
Но какова роль Бурята? Отказываюсь верить, что он – дядин.
Конечно, было бы круто иметь такого агента на нашей стороне, но тогда какое же все кругом дерьмо!

Булке плевать на мои сопли. Он человек действия. "Кто - куда, а я в сберкассу" - вот его девиз. Олежке Булгакову глубоко похую на Бурята, мужиков и воровскую идею. Ему похую и на Дядю. Просто Олежка не произносит этого вслух. Сейчас у Булгакова созрел план, и он укатывает нас пойти с ним.
Булка решил подломить библиотеку господина Дильшода. По моим рассказам и другим фактам он давно знает о подпольном Дильшод-банке. Сейчас, когда хитровыебанный Дильшод притарился и едет потихому на свиданке, а вся зона опьянена победой Бурята, самое время порыться в запылённых фолиантах. Окунуться в сокровищницу мысли.
Война - войной , а обед по распорядку.

В успехе операции он уверен. Если честно, я твёрдо знаю, что Булка найдёт там хоть что-нибудь. Но слазить с крыши я не имею малейшего намерения.
Остаться со значком на роже, как у Сеты-ага не хочется совсем. Может быть даже хуже. Значок оставят на жопе. Это уж совсем блять каменный век! Бибиков разделяет мои опасения.
Олежка посылает нас нахуй и отправляется потрошить библиотеку в одиночку.
На прощание он клянётся, что мы увидим только хуй из всех несметных сокровищ, которые он поднимет из недр Дильшодской таинственной библиотеки.
Ну, мы – то понимаем, что это все – фуфло. Кроме как с нами, прохуячить добычу будет совершенно не с кем. Куда иголка – туда и нитка.
***


Пьерошку зовут Ленка.
Ленка-Пьеро. За грустные глаза с пущенными вниз уголками. Вторая моя московская знакомая - и тоже Ленка.
Какое популярное имя в Москве. Ещё одно ужасное совпадение – Артур архитектор. Как Энгин-бей. Все москвички – Лены, и их всех ебут архитекторы. Закон Хуянсона.
Видимо и Пьероху мне не суждено отведать. Артура она явно любит, но ещё больше любит химку. А таким принцессам главное - укол. Ваш хуй их абсолютно не интересует, не теряйте время.

Теперь каждый вечер после работы мы встречаемся с Пьеро на Каширке. Она нежно берет меня под руку, и я таю. Приятно ощущать с собой рядом девичье тело. А когда долго ничего не перепадает, вы начинаете чувствовать женский аромат с расстояния в метр. Хуй от этого становится неповоротливо-неуклюжим и сразу портится походка.

Коля живёт на третьем этаже. А его родственники живут на Украине. Они везут Коле снопы маковой соломки. Вы мне опять будете про единую семью республик будет втирать?
Растворитель Коля берет оптом в Мытищах. Из-за запаха многие соседи Коли злятся, что у него так надолго затянулся ремонт квартиры. Я никогда не видел Коли. Я всегда жду Пьеро на площадке второго этажа. Слышу только замогильный Колин голос. His master’s voice. Коля это реинкарнация Юры в Москве
Come crawling faster, obey your MASTER!!

Когда один раз вы уже соскакивали, то во второй раз сядете раза в два быстрее. И более основательно. Хотя может здесь свою роль сыграла и солома, которая после обработки на порядок ближе к героину, чем хандроз.
Жизнь моя нормализуется совершенно. Утром встаю, открываю «Морозко» и достаю оттуда пару кубов Колиного раствора. Легко, безпроблемно щёлкаюсь – вены превосходно отдохнули в отпуске и снова готовы к работе.
Теперь поездка в утреннем московском метро, которое в эти часы становится похоже на мусорный конвейер, проходят для организма совершенно безболезненно.
Перепады Ленкиного настроения на работе тоже теперь совсем не разбивают мне сердце. Не любишь, не надо. Похуй на тебя, дамочка.
Идиотская строительная терминология тоже не раздражает. Слова типа "пескоструйка" переводятся поэтически легко и доступно для турецких потребителей моего магического дара переводчика. Жизнь скользит на всех парусах вперёд. К радости и счастью участников.
Я теперь знаю, как легко взвинтить себе дозу, и поэтому, становлюсь по-кошачьи осторожен с кубатурой и дозой. Зачем хуяриться до полусонных пинаков? Достаточно поддерживать бесперебойный бодрый похуизм. Это все что мне нужно. Не уставать, быть бодрым и не обращать внимание на полную неприспобленность окружающего мира к моему хрупкому утончённому существованию. Опий дает нам кожу гиппопотама. А с кожей такой толщины наверное дожили бы до глубокой старости повесы и бродяги пера – Есенин, Маяковский, Хемингуэй.
Хотя тоже ещё вопрос – Высоцкого, например, или Булгакова не спасла и дюймовая морфийная шкура.
Похоже, моя московская мечта, наконец, сбылась. Я живу в Москве. У меня есть ненапряжная работа с бесплатным питанием и чувство уверенности в завтрашнем дне. Одно плохо – некоторая зависимость от неведомого Коли.
Ну, я думаю таких коль в Москве много. Не пропаду.
Недавно прочел, что в Москве в этом году купили больше мерседесов-600, чем во всех странах Европы вместе взятых. О, здесь вертится безумное бабло! А оно привлекает и кайф – в количествах, думаю достаточных, чтобы вообще стереть Европу с лица Земли.
Москва плещется нынче в бабле, наркотиках и проходимцах гораздо более высокого полёта, чем ваш покорный слуга.
***


Булка пропал. Его нет уже несколько часов. На то чтобы переворошить библиотеку вверх дном хватило бы и пары.
Максимум часа три. Он не появляется всю ночь. Я уже несколько раз успел заснуть и проснуться, а его все нет. Чернота узбекской ночи растворяется в быстро проявляющемся рассвете. Зона, наконец, угоманивается в предутреннем сне.
Я пойду его искать. У меня нехорошее предчувствие. Пытаюсь кантануть Бибика. Бесполезно. Скотина спит как убитый.
Я спускаюсь с крыши и крадусь вдоль бараков к админу.

Библиотека у самой границе. Смотрит окнами на плац, где я обычно провожу развод. Вернее проводил, кажется, с последнего развода прошло лет двести, а не сутки. Три мушкетёра кончились. Теперь вот двадцать лет спустя. Какой бред. Мысли в голове не соответствуют поведению моего тела.
Тело напряжённо и готово к взрыву энергии. Я готов одним импульсом рвануть вперёд как кролик. В спасительный админ и зданию штаба.
В нас живут лесные инстинкты. Они хорошо проявляются в такие вот пограничные моменты. Я слышу и вижу на сотни метров. Я улавливаю малейшие оттенки запаха, я чувствую телом колебания воздуха. Я крадусь. Не зря у этого слова один корень с "красть". Я краду самого себя и свою задницу.
Булки нигде не видно.
Когда я дохожу до границы с админом, там сидят три сонных васька. Блатные гвардейцы. Охраняют админ. Делаю шаг им навстречу. Ещё один. План пока не созрел, но я доверяю своему телу и мозгу, работающим сейчас в режиме овердрайв.
Из-за поворота со стороны штаба вдруг беззвучно появляется фигура в камуфляже. Форма его настолько непривычна на вид, что он напоминает робокопа. Сразу встаёт перед глазами картина с лысым роботом по-ковбойски крутящим свой Магнум.
"Как тебя зовут, сынок ? - Мёрфи!".
За первым роботом-полицейским возникает ещё один. За тем ещё, ещё и ещё. Как в немом кинофильме. Урфин Джюс и его деревянные солдаты.
Васьки даже не успевают встать с корточек и поставить на землю кружку с чифиром. Она и только она нарушает тишину, покатившись с оглушительным грохотом по плацу.
Миг и васьки уже мешками лежат лицом вниз на прохладном утреннем асфальте. Их неестественные позы меня веселят. С чувством огромного облегчения я устремляюсь навстречу освободителям. " Я свой, я свой, я козел, не стреляйте братья!"
До робокопов остается ещё пара метров, когда вдруг что-то лупит меня шаровой молнией в основание шеи и везде сразу становится темно.
***


Объявляю тот день самым ебанутым днём моей жизни.
Событие, которое имело место быть с молниеностной сверхсветовой скоростью пристроило меня в жизни на многие годы вперёд.
В эти годы я не платил не за квартиру, не за свет, не за газ. Я был обут, одет и обкурен. Проблема была в основном, как убить время. Иногда я с ужасом вспоминаю эти годы, а иногда с нежностью.
Пьеро заявила, что у Коли сегодня порожняк. Сказала, что это её страшно заебало и пора завязывать с "этим самоубийством".
Она, мол, еще хочет стать матерью. Меня немного возбудило её желание, ведь тут я бы мог ей пригодиться. Но вслух я этого не сказал, а просто с ней согласился. Я тоже хочу кого-нибудь сделать матерью. Но не сегодня. Сегодня обязательно надо вмазаться – в последний раз.
Слезу нахуй. Переломаюсь. Не в первой! Опыт такой работы имеется, товарищи.
Сейчас мы едем на Автозаводскую. На Пьерошке вязанный черный беретик и короткая замшевая юбка.Её Черные колготки сводят с ума. Каждый раз когда появляется возможность, я малодушно трусь об её упругие ягодицы. Благо вагон метро переполнен.
Артур тоже рыщет где-то по барыжным адресам.
Мы долго шарахаемся по прилегающему к метро микрорайону. Ищем дом и подъезд.
На улице довольно агрессивная температура. Побочные эффекты Москвы Я так замёрз, что ссу прямо в подъезде, у мусоропровода.
Страшно ссать и осознавать, что вот-вот тебя спалят. Хуй с ним – не так страшно – с наркотиком, а вот если за эти непотребством?
Чтобы не шуметь, я ссу прямо в мусоропровод. Но звук получается такой, что заглушил бы Ниагарский водопад. Передвигаю струю на пол, и все дело кончается тем, что струя срывается и летит вниз до самого центра земли. Тут же к своему ужасу слышу, что Ленка начала дробный спуск с верхнего этажа.
Короткая борьба – и вот хуй уже втиснут обратно домой, ободравшись о полу расстёгнутую молнию турецких ливайсов. В отместку хуй извергает на меня целый литр уютно-горячей мочи. Он у меня немного "себе на уме".
Пьеро вернулась порожняком. Вот-вот расплачется. Теперь вся надежда на Артура. Как у него пошли дела мы не узнаем теперь пока не доберёмся до Тульской. Там они снимают комнату. А мобильные телефоны в те стародавние времена, внучек, были размером с тогдашние мобильные телевизоры.
К тому времени, когда мы дотопали от Даниловского рынка до коммуналки, я совершенно задубел. Коренная москвичка Пьеро тоже несколько посинела в своей юбчонке. "А я бедоваая девчоонка!"
Оказавшись в тепле, мы на время от радости забыли о уже маячившем на горизонте кумаре.
Артура ещё нет, и это вселяет надежду. Может привезёт лекарства.

Мы с Пьеро прилипли к огромной чугунной батарее старинной коммуналки. Жар от батареи и близость наших тел вдруг входят в унисон и я вдруг ловлю её взгляд.
Хотя может быть мне и показалось. Так давно не был с женщиной – несколько месяцев, проституток почасовых не считаю, что совсем потерял форму и забыл правила этой вечной игры.

Так она "ПОСМОТРЕЛА" или "посмотрела"? В этих дурацких сомнениях теряю драгоценные пять минут. Спасает Ленка.
- Я так вымерзла. Не сделаешь мне массаж?
- Ага, конечно, с радостью!
Господи, как прекрасно, что кто-то выдумал "массаж".
Массаж довольно не плавно переходит в жаркие долгие поцелуи. На Пьерошке остались только колготы и бюстгальтер.
Он цвета кофе с молоком. Значит, она не планировала сегодня раздеваться перед новым мужчиной. Иначе бы подобрала в цвет к колготам. Ой какие же вы девочки красивые в одних колготках! Я целую сквозь них прямо туда.
Как же приятно подниматься поцелуями от низа её плоского живота то узких жадных губ. Её телосложение похожее на Вероникино, но у Пьеро, непередаваемо красивый оттенок кожи. Думаю от злоупотребления соломой.
Мы так горячо друг друга тискаем, что напрочь забываем о существовании Артура, который уже топает к комнате по коридору коммунальной квартиры.
У нас остаются последние несколько секунд, пока он курочит входной замок.
Пьероша натягивает одеяло до подбородка, а я отбегаю и отворачиваюсь к окну. Если Артур увидит размеры моего рвущего ливайсы хуя, он все сразу поймёт. Хотя, думаю, как и любой другой мужик, он давно уже все понял, и молчит лишь из-за того, что я стабильно проплачиваю его дозу.

- Достал? Нашел? Где ты был? Почему так долго? Я уже сдыхаю, видишь?
Ленка атакует его сходу в лоб.
- Достал. Но не совсем то. Я у Паркетчика был.
-Артур!!!! Мы же договорились!!!! Только не эту дрянь!!! Ты же обещал!! Матерью клялся!! И мне привёз?
- Конечно привёз! Всем привёз.
- Скотина! Сволочь! Сколько привёз-то?
- Куб!
Артур быстро меряет комнатёнку шагами и мнёт в руках свой старый клетчатый шарф.
- А с этим что делать?
Кивает в сторону окна, где замираю от радости забытый всеми я.
- Да-да! А как же со мной! Я тоже требую лечения!
- Вам хватит на двоих. По пять точек. Оу-йе, вам точно хватит.
- Пять точек? Артур!! Здесь что, детский сад? Ни ей не мне, не голове, не жопе. Пять точек! Трудно было взять побольше?
- Эй, успокойся. Это - винт. Ви-и-инт, понимаешь?
- Винт, шпунт, какая разница. Неужели, какие пять точек в состоянии изменить хоть что-нибудь в этом грустном мире?
- Эти пять точек в состоянии изменить всю твою жизнь, я совершаю великий грех, тем что предлагаю их тебе.
- Заткнись Артур! На хрен кому нужна твоя патетика? Вколешь мне?
Ленка уже успела выскользнуть из-под одеяла и застёгивает уже домашний фланелевый халатик.
Предисловие Артура меня конечно заинтриговало. Поэтому когда он заканчивает с Пьеро и приступает с машинкой ко мне, я уже весь трясусь мелкой дрожью.
- Для первого раза рекомендую – закрой глаза и ляг на пол, ощущения неповторимые!
- Да не устраивай мне детский сад, я что на идиота похож? С пятью точек ща в космос улечу!
- Как хочешь!
Он ловко врубается в поток моей рабочей вены, слегонца контролирует и мгновенно вгоняет мне эти несчастные пять точек раствора, похожие на воду.
И – нихуя! Нихуя! Как я собственно и полагал.
От опиатов эффект начинает чувствоваться мгновенно. Ещё машинку не успеешь вытащить.
Винт же сперва принюхивается к вам. Он любит сюрприз. Он любит салют.
Видимо стоило послушать Артура и прилечь, закрыв глаза. Может тогда я бы чего-нибудь почувствовал. Продолжаю прислушиваться к своему телу. И в этот момент, вошедший в меня жидкий бес, решает заявить о себе вслух.
Представите себе всю сеть кровеносных сосудов которыми нашпиговано наше тело. От огромной аорты, до самых мельчайших сосудиков в кончиках пальцев.
Вся моя кровь одновременно и везде вдруг взыграла шампанским. Но не пенным, безумно рвущимся из бутылки, а уже полуспокойным, искристым в бокале, когда пузырьки подплывают к поверхности и выстреливают вверх маленькими колючими фонтанчиками.
Эти искристые фонтанчики вдруг вдарили в моей крови по всему телу, и это сверхчеловеческое не с чем несравнимое ощущение, длилось долгие пять-семь секунд. Эти пять секунд потрясли мир. Все что я знал до этого – оказалось говном. Мне открылось великое откровение. Мне открылась истина. Мне открылся бог. В комнате стало светло и тепло как в Ялте в яркий солнечный день.
Когда пузырьки угомонились, я вдруг понял, что переродилось все моё тело. Каждая клеточка обновилась, омолодилась, ободрилась чрезвычайно и наполнилась невыносимым счастьем.
Я стал прыгать по комнате. Мне казалась, я легко допрыгну до потолка. Я быстр. Я настолько молниеносен, что, кажется, вижу, как движутся молекулы и атомы воздуха. Я быстрее их! Я само совершенство!
После десяти прыжков, по настоятельной просьбе ошалело наблюдающих за мной хозяев комнаты, я остановился. Даже не запыхался! Как трёхлетний ребёнок. Все тело звенело от радостной сильной светлой энергии с каким – то лёгким эротическим оттенком.
Я так люблю её. Я так люблю Артура. Я всех-всех всех так сильно люблю! Весь этот волшебный мир – он же мой мир! Я его главная часть. Мне так хорошо от этого знания.
Я глянул на Пьерошку, вспомнил о том , что было в комнате до появления Винта и дал себе слово притащить её к себе домой. Завтра же! Я излюблю, изласкаю её до потери пульса.

Ночь пролетела как одна секунда. Домой я, конечно, не поехал. Терять таких фантастически классных собеседников? Которые говорят так же как и ты – обгоняющими и запрыгивающими друг на друга словами? Ну, уж нет.
Часто вмазавшись винтом люди в одном помещении как бы сливаются в единую массу, понимающую и ощущающую самое себя.
Всю ночь я меряю комнату шагами и выпытываю Артура как варить винт. И что это вообще такое.
Процедура, судя по всему достаточно сложная, но самое главное, что я для себя открыл – этот божественный сказочный винт я смогу варить сам. Научусь и сварю. Все компоненты продаются, по словам Артура прямо на Лубянской площади, через дорогу от главной конторы КГБ, не знаю как уж оно там называлось на тот момент времени, и как оно завтра себя перекрестит, суть не в вывеске.
Если я смогу сварить винт сам, я не буду нуждаться ни в Юре, ни в Коле, ни в Артуре и даже Пьеро. Я буду сам заказывать музыку вот так. Как чудесно изменилась жизнь. Наука, брат!

Ого, а уже на работу пора. Я свеж и бодр, как будто вернулся из отпуска. Поправляю галстук, плескаю в лицо водой. Готов.
Ленка настаивает, чтобы я выпил какое-то снотворное. Она считает, что моя нижняя челюсть "ведёт себя неадекватно". Действительно, нижняя челюсть танцует какой-то безумной пляской. "Сонник успокоит челюсть, тебя в сон клонить не будет ещё часов десять, не переживай!"

Я звоню с работы Стасу. Месяц назад умер кто-то из его питерской родни, и вот уже неделю Стас, безумный художник и ебарь всего живого, мой сосед. Ему не пришлось воровать сейф, чтобы переехать на Родину. Все же Питер ближе, чем Ташкент. Стаска! Я соскучился!
Мы вместе пробовали хандроз, он должен, он просто обязан отведать теперь винта. Куплю все компоненты, Артур наварит у своего Паректчика и ухуяримся. Только теперь я уже влуплю целый куб! А то и полтора! Если меня с пяти так проняло, что будет с куба? Рай.
Кажется, рабочий день уже кончился. А хули же я тут сижу?
На Лубянку!!
***


Туйчи Имомов добрался таки до Алматова. Генерал-лейтенанта. Министра внутренних дел республики Узбекистан. На тот период самому любимому и обласканному цепному псу в гвардии мудрейшего. Выходец из Самарканда, отец нации постарался занять все ключевые посты "самаркандской" командой. Его умелое лавирование между Европой, Россией и звезднополосатыми ещё не раз восхитит истриков. Будучи занят этими играми, мудрейший передал Алматову гиганские полномочия внутри страны.
Такими полномочиями мог наверное похвастаться разве что только Лаврэнтий.
Закир Алматов не любил беспорядков. А ещё больше он не любил, когда в дела его ведомства лезет другое, то которое вечно прикрывается интересами национальной безопасности и в котором слишком уж много хитрых, продажных и ленивых "ташкентцев".
Как только удалось выяснить, что приказ этапировать Бурята в папскую зону поступил непосредственно из недр ташкентского СНБ, генерал Алматов, большой любитель рядиться в снежнобелые мундиры с новой узбекской полупиночетовской символикой, отдал два приказа. Штурмовать учреждение силами Наманганского ОМОНа и немедленно доставить на ковёр зарвавшегося в конец подполковника Умарова К.К.

Зона сполна расплатилась за двое суток беспредельной свободы.
Пизды дали всем. Абсолютно. От барачных до последней петушни. Наманганскому ОМОНу плевать на дипломатию и институты стукачей. Вооружённые какими особыми, белыми дубинками омоновцы избивали всех без разбору. Крепко хуярили. До сих пор помню их выверенные чёткие удары. От них нигде невозможно было спрятаться.
В бараках они перебили нам всю посуду, телевизоры, изорвали матрасы и простыни. Все что можно было высыпать, разбить, растоптать, изорвать, было вытряхнуто, раздолбано, истоптано, разорвано. Погром длился несколько страшных часов. Так наверное эсэсовцы долбили варшавское гетто.
К вечеру, под занавес в зоне появился Имомов.
Он вальяжно прошёлся по всему периметру. Один.
Заглянул каждому в глаза. Торжественно и гордо. Он не вымолвил не слова. Молчал. Все говорил его взгляд. Он был Царь, Бог и Само Государство. И он победил.

Бурята мы больше никогда не увидели. Его инвалидная коляска, искореженная и согнутая так будто по ней проехал танк, целых десять дней стояла рядом с рубкой ДПНК. Чтоб все видели. Эта коляска стала символом, памятником поверженного папского восстания. Однозначно самого крупного ЧП за всю мою не самую короткую отсидку.
Ходили слухи, будто Бурята раскрутили по двум статьям за папскую смуту. Так же говорили, что он приезжал по решению братвинского сходняка, чтобы ёбнуть запустившего лапу в общак Сеты-ага. Если так, то он изначально знал, что восстание обречено и его раскрутят. И чтобы не что не помешало этой миссии, вошел во временный союз с Дядей.

Хотя, с каждым днём появляются все новые и новые версии событий. Но истинную правду, как и истинную правду о любой революции или перевороте, удавшегося ли или неудавшегося всегда знают немногие, а в нашем случае только трое – Бурят, Дядя и крышевавший Дядю офицер из ташкентского СНБ.

Самого же Худого Косыма не уволили, даже не перевели в другое учреждение.
Просто поменяли должность. Они не смогли доказать его причастность к большой катке и единственное, что ему предъявили – халатное отношение к дежурству, так как беспорядки вспыхнули именно в его смену.
Поэтому и наказывать сильно не стали. Просто назначили начальником спецчасти. А для человека дядиного масштаба, это просто была могила.
После практически тотального контроля над жизнью зоны и львиной доли её теневой экономики, он стал стеречь архив с личными делами зэка и вычислять, сколько кому осталось срока. Без права захода на жилую зону. Это был конец.
Но самая поганая новость была в том, что за сорок минут до начала штурма зоны, позади библиотеки кто-то подрезал Булку.
Его схватили сзади рукой за горло и вогнали заточку в левую почку. Наверно ту самую заточку, которую я вынес в зону для этого негодяя Дончика. Будь оно все проклято. Я вынес нож, которым зарезали моего друга. Пусть в зоне нет настоящих друзей. Пусть он был стукач и мразь, как и я впрочем. Все равно я ненавижу тех, кто сунул ему в спину штыря.
Зона-то тогда была воровской, по-настоящему воровской, что же эти твари повелись глянуть ему в лицо? В спину... Если мне подвернётся возможность сделать гадость блатным я обязательно её сделаю. Давить их буду при каждой возможности. Пока они не вгонят заточку в меня или не передохнут сами.
Олежка, удивлённо хлопая глазами сам дотопал до санчасти оставляя неровную цепочку кровяных клякс на асфальте папского плаца. Его вывезли в районную больницу за час до начала омоновского штурма.
Больше я никогда ничего о нем не слышал.
***


События теперь приобрели сверхсветовую скорость. По дороге с работы, на правах эксперимента я взлетаю вверх по движущемуся вниз эскалатору.
Хоть бы пот прошиб. Ни хуя! Свеж и бодр!
Хватаю два фанфуря Солутана на Лубянской площади, это же сокровище – четырнадцать кубов винта можно сделать, и в следующую секунду я уже ломлюсь в артурову дверь на Тульской. Винт - это машина времени.

- Ты что, совсем офонарел? Нет, нет, нет и ещё раз нет! Нельзя!
- Артур, ну не крути задницей. Половина - Паркетчику. Половина половины тебе! Согласен? А?
-Ты сдохнуть захотел? Пожалуйста! Только без меня, ладно? Ты ведь до сих пор еще кайфуеешь, пойми! Куда тебе ещё! После того броска организм будет восстанавливаться минимум неделю. Если не две! Вот представь теперь – сегодня мы опять врежемся, это значит ещё на сутки уйдём с орбиты. Ещё сутки – ничего не жрать, не спать. А знаешь какой будет отходняк? Людей с петли вытаскивали, с петли!! Депресняк такой будет, жить не захочешь.Успокойся, хорошо. Спрячь Салют. Через дней десять замутим.
- Артурик, я уже и Стаса пригласил. Стас завтра из Питера приедет!
- Ты ещё и его хочешь подсадить? Господи, что же я наделал, прости меня Господи!
- Да не ёрничай ты!
- Убирайся вон отсюда! Слышишь! Вон! Не каплю теперь через меня не получишь, понял?
- Иди нахуй, скотина!
- Погоди, погоди, послушай! Через несколько часов у тебя начнётся отходняк. Вот возьми колеса-сонники. Запей их пивом. Ты должен поспать. Почти сутки твой мозг пёрло винтом, он не нуждался в допамине и твой организм его не вырабатывал. Сейчас ему понадобится несколько часов, чтобы восстановить производство. Эти несколько часов тебе покажутся кошмаром. Все будет ужасно, и вероятно ты захочешь покончить с собой. Депрессия наступит страшнейшая. Это нормально. Это не твоя жизнь зашла в тупик и тебя никто не любит, это просто отходняк. Дисбаланс химический и все. Это пройдёт как только наладится баланс нужных веществ в мозгу. Нужно покушать и поспать.Постарайся уснуть и не делай глупостей, хорошо?
- До свидания.

Артур был прав отчасти. Да, лёгкость из тела выскочила, и её заменил свинец. Но вешаться мне не захотелось. Просто из-за Артура было обосрано настроение. Но завтра приезжал Стас, а у меня было две банки салюта. Ближайшие сутки обещали быть фантастически интересными.
***

Новым начальником оперчасти назначен кирзовый сапог Валиджон. Они выбрали самого тупого из всех дядиных оперов, и назначили на ТАКУЮ должность. С ним просто невозможно разговаривать. С ним не возможно работать. Это надо себя не уважать
Я не прощаю людям три вещи: высокомерность, жадность и тупость. Валиджон сплошь состоит из этих замечательных качеств. А на оперативной работе они просто опасны для окружающих. Я думаю, Имомов выбрал Валиджона именно за тупость. Уж он точно не сможет спланировать и организовать государственный переворот.
Созданная нами под дядиным руководством структура работает как никогда чётко. Просто ни информация, ни заработанное бабло не поступают теперь в штаб. А это значит и крыши у нас больше нет.
Мы с Бибигоном понимаем, что это все очень временно и, что хуй медленно подкрадывается и к нашей жопе, и к созданному бизнесу, поэтому живём одним днём. Закат римской империи. Вандалы уже лупят тараном в ворота нашего рукотворного резинового города солнца.
Очень трудно представить мир без дяди. Все скоро рухнет. И скорее всего, похоронит под остатками нас. Может быть Булке даже повезло, что он вышел из игры.
***


Артур отказался сварить нам винт.
Мы стоим со Стасом на Лубянке и ищем варщика-добровольца. У нас есть все. Нужен только Маэстро. И он вскоре появляется с командой из пяти доходяг.
Его зовут Толян. Винтовой общине известен как Трубач. Мы едем в Новогиреево.
В квартире у Натахи нас человек пятнадцать. Трубач сразу бодро берётся за дело. А Стас берётся за гитару. Он хочет сочинить песню, посвящённую Танюшке. Он все ещё её любит. Как и я все ещё люблю Веронику.
Я сажусь в ногах Трубача и беру свой первый урок винтоварки. Каждый жест мессира кажется мистическим.
- Вы надолго здесь?
Это спрашивает тощий блондинистый паренёк, которого все зовут Немец.
- Да нет – как сварит заберём свою доляну и отчалим.
- С этой квартиры никто никогда быстро не отчаливал
Немец нервно смеётся. У него плохие зубы и смрадное дыхание.

- Где тыыы? Милааая, гдеее тыы? Ответь мне где тыы?

И так уже восемь часов подряд. Стас двинулся винтом и ему кажется, что он написал гениальную песню. На самом деле он окончательно заморочился, повторяя один и то же аккорд и подвывая "Где ты, милая, где ты?"
Хотя нам всем очень нравится его слушать. Мы все любим Стаса и его песню. И весь мир.

Пошли третьи сутки Новогиреевского марафона. Я отпросился с работы.
Все время к Трубачу приходят разные люди и просят сварить винт.
Днём и ночью, которые у нас давно перемешались.
Мы не спим третьи сутки. Столько же не едим. Воду пьём изредка, но по многу. Курим только сигареты с ментолом.
Уже давно кончились кубы которые мы спонсировали со Стасом, но Трубач не гонит нас. Он стремится передать мне знания, хочет сделать из меня подмастерье. Меня это очень устраивает. Люди стремятся создать семью, подняться по карьерной лестнице или переехать на ПМЖ в страны бенелюкса. Мне это все не нужно нахуй - ведь есть винт.
Мы двигаемся каждые три-четыре часа. Вены на правой руке почти все уже исчезли. Этот винт сжигает их раз в сто быстрее, чем опий.
Но каков приходец!!
На шестые сутки кто-то сдаёт хату участковому. Пока менты ломают дверь и скачут по кустам отлавливая разбегающихся адептов, я, Трубач, Натаха и Стас спускаемся через шахту в подвал. С нами ценный груз – "аптечка".
Мобильная лаборатория Трубача.

Стас вынужден ехать назад в Питер, там какие-то заморочки с оформлением наследства. Обещает вернуться в конце недели.
Я поселяю у себя Трубача и Натаху. Во-первых, я должен окончить курс винтоварки, а во вторых, мне кажется, у меня есть гарантированные шансы переспать с Натахой. Мы движемся с такой скоростью, что кажется, весь остальной мир застыл.
***



У Бибика сдают нервы. За каждым его шагом в столовой следят. Его должны хлопнуть в любую минуту. Пирожки печь и работать с его молодыми трубочистами Бибик бросил.

- Я на Таштюрьму заяву накатал, поедешь со мной?
Это значит, что Бибик написал заявление о переводе в спецподвал Таштюрьмы. Наседкой в камеру. Сроку у него впереди ещё семерик. Минимум. Несмотря на все вольготные условия, через два года в спецподвале, он начнет харкать кровью. Туберкулёз любит тюремные подвалы.
Я желаю Бибику счастливого пути. Скучать без него сильно я не стану.

Да, имейте в виду, когда вас посадят, а в нашей стране я именно так бы поставил вопрос, так вот когда вас посадят, и вы окажетесь в маленькой камере в подвале, где будут ещё два-три человека, один из них – это бибик. Скорее всего, самый горластый и блатной.
Если же вас кинут в огромную "хату", человек на сто, все равно не щелкайте еблом, бибик скорее всего смотрящий за хатой.
Говорите о чем угодно, но не о своей делюге. И ничего не бойтесь. Все так же как на свободе. Масштабы только помельче. Вы не пропадёте, я уверен.
***


Я увольняюсь с работы. На двенадцатые сутки марафона работа становится бессмысленным занятием. На весь полученный расчёт я покупаю Солутан, реактивы, поливитамины и йогурт. Йогурт хорош по гулкому винтовому сушняку.

Я без пяти минут варщик! Поздравьте меня! Готовлю практически уже сам под наблюдением Трубача! У нас теперь своя точка на Лубянке. Я принимаю там пионеров и мы варим им винт.
Мы даруем миру счастье!
Натаху никак не застану одну. Искры так и пробегают между нами.
Но ни ей, ни мне не хочется обижать Трубача.
Вмазавшись, они уходят в ванну и трахаются там в воде.
От криков и стонов Натахи я дрочу в комнате, как одержимый бесами.

На девятнадцатые сутки непрерывного марафона, во время эксперимента с целью изготовления революционно нового винта я передозируюсь и вижу Бога.
Бог настоятельно рекомендует мне ехать в Ленинград и соскакивать с винта.
Название Санкт-Петербург- это от лукавого, все время твердит Бог.

Встав с прихода и не прощаясь с Натахой и Трубачом я уезжаю в Питер. Мне нужно соскочить. Кажется с головой происходит что-то неладное.

Оставшись без винта голова совсем отказывается работать. Спрыгнуть с винта оказывается в миллион раз тяжелее, чем с опиума. Нужно чтобы вас привязали к кровати и закрыли на амбарный замок. Иначе вы достанете винт и вхуячетесь.
В Питере я сразу втридорога беру дешёвенький винт на Климате. Нахуй мне их говенный винт. Я ученик Трубача. Просто надо было отобрать у Трубача аптечку.
Возвращаюсь в Москву.
Всю дорогу в поезде пытаюсь просраться. Я не ел толком более двадцати дней и теперь вот потерял способность срать.
Когда я смываю воду в унитазе, она ещё долго, с полчаса журчит у меня в ушах. Это что, глюки?

В квартире на Щелковской новые замки. Траханье в ванной довело до того, что голубки затопили весь подъезд до первого этажа.
Приехавшие хозяева, не обнаружив меня, выдворили Натаху с Трубачем на улицу. Они так же забрали мой паспорт в залог, до тех пор пока не заплачу за ремонт всего подъезда.
Какие мелочные, ничтожные людишки.


Обнаружить в Новогиреево Трубача с Натахой не удается. Я будто бы потерял родных. Особенно я скучаю по Натахе.
Красивая стерва.

Переночевав на крыше дома Немца я пиздию у него "аптечку".
Теперь у меня есть своя лаборатория.Заслуженая. Солутан найдем в Ташкенте.
Да. Я возвращаюсь в Ташкент. Я буду первым кто сварит ташкентский винт.
У меня будут свои ученики. За мной пойдут! Я адепт винта и я должен передать великое учение. Поэтому я не умер от передоза на Щелчке.
Это святая, божественная миссия, и ни кто, ни один человек или злой дух, меня не остановит.
Самое главное, чтобы вернулась способность срать. Этот запор уже начинает угнетать.


...Когда зона становится размером со спичечный коробок, и я понимаю, что моей карьере стукача и подпольного цеховика пришёл полный конец, президент Узбекистана подписывает указ об амнистии.
Меня переводят на колоное поселение.
Через двадцать один день после указа меня с остальными сорока двумя счастливцами переводят в пересыльную тюрьму.
Когда воронок выезжает из папских ворот, за которыми я прожил ещё одну из своих многочисленных жизней, сидящий рядом со мной узбек делает жест руками, будто умывает лицо и произносит "Ааллоху Акбар".
***

Трое суток живу уже в Домодедове. Жду рейс тёти Марины. Благодатный Винт покинул моё тело и теперь я все время сплю.
Попытки срать давно оставил как тщетные.
Скорее бы в Ташкент. У меня в рюкзачке англо-русский словарь, Бхагават Гита и набор для варки винта...

На четвертые сутки отсыпания и отъедания у бабушки, мне наносят визит сотрудники уголовного розыска из Мирабадского РОВД. У них ко мне много вопросов.
А я так сильно хочу спать. Когда-нибудь в этой жизни я высплюсь, наконец?
Они ищут какие-то деньги. Глупцы. Ибо не ведают, что творят.
На коробочку с освящёнными Кришной магическими атрибутами они не обращают никакого внимания.
"Собирай шимоткя, Шурикь"- улыбаясь, басит один из них: "Турма паедишь теперь!"
Я сел в узкий шкапчик, который приделывают сзади к ментовским козликам и покатил на встречу Алишеру, Булке, Бибику и пятому прокуратору Иудеи, всаднику Понтию Пилату.




КОНЕЦ